- Эй, Оливер! - крикнул принц. - Давай еще пыхнем твоего зелья!
- До вечера лучше не надо, - не согласился Оливер. - Тахикардия начнется, мало не покажется.
- Чего? - не понял принц.
- Ну, когда сердце стучит, как птица в клетке, - объяснил Оливер.
- А, как при большой любви! - воскликнул принц. - Я такое люблю, дай пыхнуть!
Оливер пожал плечами, перезарядил трубку и протянул принцу вместе с зажигалкой.
- Поплохеет - не обессудь, - сказал Оливер.
- Не обессужу, - заверил его принц. - Не обессудю. По-любому.
Щелкнул зажигалкой, стал греть трубку. А это, кстати, тоже ошибка, откуда сказочному принцу знать, как употребляются наркотики? Интеллект только кажется всезнающим, по жизни лажается только так. Ну и пусть, не будем обращать внимания, не надо портить очарование момента.
В воротах замка нарисовались герольды с длинными прямыми трубами, а на головах у них конусообразные колпаки, как у шутов или в ку-клукс-клане, но другие. Встали в два ряда, да как задудят! Нет, ничего, терпимо, только неожиданно. Вот перестали дудеть, стало совсем хорошо.
Вильгельм запустил руку в седельную сумку, вытянул лютню то ли мандолину, заиграл увертюру к Master of puppets. Звучало ужасно.
- Вильгельм, перестань! - бросил ему принц.
Вильгельм перестал.
Принц въехал в ворота, а там господи боже! Целый батальон скромных женщин построен в десять примерно шеренг повзводно, а посреди этакая Снежная Королева в белом платье, суровая, унылая, величественная...
- Принц, а ты не погорячился? - негромко спросил Оливер.
- Да я сам не понимаю, с какого похмелья... - пробормотал принц. - Я, наверное, лучше кобылу трахну...
- Нет, кобылу не надо, - посоветовал ему Оливер. - Не порть очарование момента. В крайнем случае всех перережем, у нас сто воинов, а у них пятьсот беззащитных баб.
- Гм, - сказал принц.
На его лице отразилась внутренняя борьба. Прямо сейчас интеллект лихорадочно перестраивает свои нейросети, безуспешно пытаясь адаптироваться к требованиям конечных пользователей, совмещая несовместимое, скоро он отчается, перестанет совмещать, важно будет только то, у кого воля сильнее, а у Оливера она наверняка сильнее, чем у этого чма в длинном платье. Или миром правит не она, а какая-нибудь серая мышка из неразличимой массы?
Принц проскакал вдоль строя, как на параде, остановил коня, спешился. Движения порывисты донельзя, упоролся очень сильно, пока еще соображает, но любая нахлобучка сорвет крышу напрочь, а нахлобучка придет обязательно, женитьба - дело серьезное, нахлобучит любого, можно даже не упарываться. А раз упоролся - не взыщи.
- О звезда моих очей! - воскликнул принц.
Королева надменно улыбнулась, вытянула руку для поцелуя. Принц захватил запястье на болевой прием, потянул на себя, королева ойкнула, рухнула принцу в объятия. Короны посыпались: сначала одна, потом другая, но далеко не укатились, потому что поверхность строго горизонтальная, некуда далеко укатываться. Налетел ветер, шевелюру принца раздуло, стало непонятно, что он делает с королевой: целует взасос или сосет кровь по-вампирски. Королева сучит ручонками, толкается, а принц - здоровенный кабан, его так просто не отпихнешь. Вот поднял голову, стала видна королевская морда - красная, как свекла, и вся в слюнях. Вот принц выхватил кинжал... ну ни хера себе!
Нет, обошлось. Ухватил суженую за корсаж, полоснул тесаком, платье напополам, сиськи наружу. А сиськи худосочные, некрасивые, нечасто такие встретишь в виртуалках. Впрочем, при таком очаровании момента...
- Животное! - завопила королева. - Грязный мужлан! Пошел прочь!
Строй качнулся, серые женщины сделали осторожный шаг, все разом, это было похоже на начало зомби-нашествия.
- Ша, козы! - крикнул им принц.
И описал кинжалом две восьмерки, одну слева, другую справа. Строй серых женщин качнулся обратно. А королева выскочила из платья и побежала прочь, а строй перед ней расступился и сразу сомкнулся, поглотил полураздетую женщину, как болото кикимору.
- Надо ее поймать! - закричал Вильгельм. - Быстрее!
- Нет, Вильгельм, - покачал головой принц и улыбнулся. - Мы пойдем медленно и поймаем всех.
* * *
Королева рыдала. Она сидела в кресле, обычно удобном и комфортном, а теперь стало все равно, на ее обнаженные плечи кто-то набросил плащ, и сейчас его подкладка испачкалась кровью из пореза на плече, который сделал этот мужлан, этот пьяный урод в гнутой короне, этот гадкий мерзавец...
- Ах, ваше величество, - сказала Петуния и промокнула королевские слезы батистовым платочком. - Что они с вами сделали...
Из дальнего угла королевского подсознания приплыла странная картина: одна женщина обтирает платочком лицо другой женщины, только не глаза, а почему-то вокруг рта, первая одетая и говорит как раз последние слова, а вторая голая и плачет, но не искренне, как королева, а как бы посмеиваясь втихомолку, а за дверью гогочут гусары... гусары... Нет, бред какой-то.
- Одеться, - приказала королева.
Мягко отстранила Петунию, выпрямилась во весь рост, она ведь королева, она сохраняет величие всегда, что бы ни случилось, вот и теперь, например, сохраняет, а вот Амелия уже тащит платье, не такое хорошее, как первое, но тоже хорошее, красивое такое, обожаю.
Облачившись в платье, королева снова обрела уверенность. Внутреннее величие никуда не делось, а усилилось и дополнилось неукротимой тягой повелевать и (крушить) властвовать. Слишком много времени она провела в покое и уюте, королевская власть - не только комфорт, но и испытания, пришла пора стойко их преодолеть.
- Повелеваю, - произнесла королева. - Свадьбу отменить.
- Ах! - воскликнула Петуния и всплеснула руками.
- Ваше величество! - воскликнула Амелия, но руками не всплеснула, руки у нее заняты, в руках какая-то тряпка.
- Ваше величество, разве это не ваш долг? - риторически вопросила Петуния.
Королева всегда знала, что правильный ответ на этот вопрос утвердительный, но сейчас она впервые задумалась: а (какого хера? фу, что за гадкие мысли) почему? Она всегда знала, что свадьба с принцем (как его там зовут?) не просто ее долг, но предопределена тем путем, которым следует мир, это (типовой сценарий) неизбежно, нет пути избежать этого пути, как бы ни тавтологично звучало последнее, но по какой-то причине путь исказился, словно посторонняя воля того самого злого бога-не-бога, как его там...
- Мерлина ко мне! - приказала королева.
- Я здесь, - отозвался волшебник из угла, в который королева почему-то ни разу не заглянула, хотя он тут уже сидит битый час, ведь если бы он пришел позже, она бы точно это заметила. - Я к вашим услугам, ваше величество.
(хуичество. Фу, что за мерзость лезет в голову?!)
Мерлин вышел на центр зала, поклонился и торжественно доложил:
- Целостность мироздания восстановлена, ваше величество.
- Чего? - переспросила королева.
- Целостность мироздания восстановлена, ваше величество, - повторил Мерлин.
- В мире происходят странные вещи, - сказала королева.
- О да! - воскликнул Мерлин с улыбкой. - Землетрясение разрушило ту деревню, что слева от ворот, я бы вспомнил ее название, если бы удосужился, погибло сколько-то смердов, я не удосужился сосчитать, но не очень много. Еще перевал, скорее всего, стал непроходим.
- Чего? - переспросила королева. - Надолго непроходим?
Мерлин подавил внезапное искушение ответить сквернословием. Ответил так:
- Предположительно навсегда, ваше величество.
- Навсегда? - изумилась королева. - А земли за перевалом?
- Считайте, что их больше нет, ваше величество, - сказал Мерлин.
Он подумал, что впервые за все время, что себя помнит, он явно и дерзко противоречит ее величеству. И это ему (черт побери!) нравится, чем бы оно потом ни грозило.
