Вирджиния покачала головой:

– Не надо.

– Оставайся сегодня дома, в постели.

– Конечно, – ответила она. – Как только отправлю Кэти в школу.

Он погладил ее по руке. На улице раздался гудок автомобиля. Роберт допил кофе и пошел в ванную прополоскать рот. Потом взял из шкафа в коридоре свою куртку и натянул ее.

– Пока, малыш, – сказал он, поцеловав жену в щеку. – Выше нос.

– До свидания, – сказала она. – Будь осторожен.

Он зашагал через газон, скрежетом зубовным выражая свое отношение к висящей в воздухе пыли. Он прямо-таки ощущал ее запах, сухо щекочущий в носу.

– Утро доброе, – поздоровался он, забравшись в машину и захлопнув за собой дверцу.

– Доброе утро, – ответил Бен Кортман.

«Изготовляется из Allium sativum[2], растения из семейства амариллисовых и подсемейства луковых. В это подсемейство входят чеснок, лук-порей, лук репчатый, лук-шалот и лук-резанец. Светлого цвета, обладает резким запахом. Содержит несколько аллилсульфидов. Состав: вода – 64,6 %; белки – 6,8 %; жиры – 0,1 %; углеводы – 26,3 %; клетчатка – 0,8 %; зола – 1,4 %».

Вот оно. Невилл подбросил на ладони розовый жесткий зубчик. Уже семь месяцев он делает из этих зубчиков пахучие ожерелья и обвешивает ими свой дом снаружи, а сам даже отдаленно не догадывается, почему же они отгоняют вампиров. Давно пора докопаться.

Он положил зубчик на край раковины. Лук-порей, лук репчатый, лук-шалот, лук-резанец. Будут ли они действовать так же хорошо, как чеснок? Если да, то он окажется самым настоящим идиотом – столько миль прочесать в поисках чеснока, когда репчатый лук растет на каждой грядке.

Он размял зубчик ножом, превратив его в мягкую кашицу, понюхал едкую жидкость, залившую толстое лезвие.

Ну ладно, а что дальше? Воспоминания ничем не могли ему помочь – в памяти всплывали лишь разговоры о вирусах и о том, что инфекцию переносят животные. Но животные тут ни при чем. В этом он уверен.

Зато воспоминания принесли с собой боль. Каждое воскресшее в памяти слово вонзалось в сердце, как зазубренный клинок. При каждой мысли о Вирджинии вскрывались старые раны. Под конец он замер на месте, закрыв глаза, сжав кулаки, отчаянно пытаясь принять настоящее таким, какое оно есть, и больше не томиться душой и телом по прошлому. Но отогнать парализующую тоску удалось только с помощью энной дозы алкоголя, начисто отшибающей тягу к самоанализу.

Невилл пристально посмотрел на стену перед собой.

«Ладно, к чертям собачьим, – сказал он себе, – давай хоть что-нибудь сделай!»

Снова заглянул в книгу. Может быть, причина в воде? Нет, глупости, вода во всем содержится. Белки? Нет. Жиры? Нет. Углеводы? Нет. Клетчатка? Нет. Что же это в таком случае?

«Своим характерным запахом и вкусом чеснок обязан эфирному маслу, составляющему до 0,2 % его массы и состоящему в основном из аллилсульфида и аллилизотиоцианата».

Возможно, разгадка в этом.

Снова книга: «Аллилсульфид можно приготовить путем нагревания горчичного масла и сульфида калия до 100 градусов».

Роберт Невилл бухнулся в кресло. Из его богатырской груди вырвался сердитый вздох.

«А кто мне раздобудет горчичное масло и сульфид калия? И оборудование для работы с ними? Молодчина, – выругал он сам себя. – Даже первого шага не можешь сделать».

Он с отвращением потянулся, встал, направился к бару. Начал было наливать себе виски, но тут же с грохотом поставил бутылку на место. Нет, боже сохрани, он не собирается слепо влачиться по тропке бездумного, бесплодного существования, пока его не прикончит старость или несчастный случай. Либо – либо. Либо он найдет разгадку, либо пошлет к черту всю эту тягомотину вместе с собственной жизнью.

Он сверил часы. Десять двадцать утра – времени навалом. Решительно прошел в коридор и просмотрел телефонный справочник. Это в Инглвуде.

Четыре часа спустя он поднял голову от рабочего стола. Теперь у него было растяжение шейных мышц и полный шприц аллилсульфида, а в душе – впервые за время его вынужденного уединения – чувство удовлетворения от удачной работы.

Он радостно сел в машину и поехал мимо домов, которые очистил и пометил мелом. Скорее всего, в очищенных кварталах снова укрываются вампиры. Но на облаву времени нет.

Затормозил, вошел в первый попавшийся дом и прошел в спальню. Там лежала молодая женщина с кровавой каймой вокруг губ.

Перевернув ее, Невилл задрал ей юбку и ввел аллилсульфид в мягкие, жирные ягодицы, потом снова перевернул на спину, отошел на шаг. Простоял около нее полчаса, внимательно наблюдая.

Ничего не произошло.

«Ерунда какая-то, – возмущался голос разума. – Я развешиваю вокруг дома чеснок, и вампиры не смеют приблизиться. А своими особенностями чеснок обязан маслу, которое я ей ввел. И все же никаких результатов.

Черт побери, никаких!»

Он отшвырнул шприц и, вздрагивая от ярости и разочарования, снова вернулся домой. До темноты сооружал перед газоном деревянный заборчик, развесил на нем связки лука.

Весь вечер он апатично провалялся на кушетке, и только сознание того, что дел еще полно, не давало ему напиться до чертиков.

Утром Невилл вышел на крыльцо и увидел разбросанные по всему газону щепки.

Кресты. Один из них, золотой, поблескивающий в лучах утреннего солнца, он сейчас держал в руке. Кресты тоже отпугивают вампиров.

Почему? Есть ли здравая разгадка, в которую он может поверить, не поскальзываясь на банановых шкурках мистицизма?

Узнать это можно было только одним путем.

Он стащил женщину с кровати, притворяясь, что не замечает, как внутренний голос допытывается у него: «Почему ты всегда экспериментируешь на женщинах?»

Он не желал признавать никакой тайной подоплеки. Просто она первая ему попалась.

«Первая? А как же мужчина в гостиной?»

«Бога ради! – вспылил он. – Я же не собираюсь ее насиловать!»

«Скрестил пальцы, Невилл? Постучал по дереву?»

Этот выпад он проигнорировал, начиная подозревать, что в его сознании прячется нечто чуждое, враждебное. В былые времена он назвал бы это совестью. Теперь она лишь досаждала. В конце концов, мораль рухнула вместе с обществом. Он сам себе нравственное мерило.

«Хорошая отговорка, Невилл!»

«Ох, заткнись!»

Но он не позволил себе просидеть весь день рядом с вампиркой. Привязав ее к креслу, уединился в гараже и долго возился с машиной, хотя необходимости в этом не было. Вампирка была в изодранном черном платье, и, когда она набирала в грудь воздух, слишком много всего становилось видно. С глаз долой – из сердца вон… Он знал, что эта поговорка – брехня, но все же, все же…

Наконец-то смилостивившись над ним, наступил вечер. Невилл закрыл гараж, вернулся в дом и запер переднюю дверь, задвинув тяжелый брус. Потом приготовил себе коктейль и сел на кушетку напротив женщины.

Крест, подвешенный к потолку, качался прямо перед ее лицом.

В шесть тридцать ее глаза открылись. Внезапно, как глаза спящего, который сразу после пробуждения должен взяться за важную работу; который выходит на сцену яви не вперевалочку, а широким шагом, четко зная, что именно нужно сделать.

Тут она увидела крест и, неожиданно издав дребезжащий хрип, резко отвернулась. Ее тело в кресле скорчилось.

– Почему ты его боишься? – спросил Невилл, сам вздрогнув от звука собственного голоса: давненько его не слышал.

Она внезапно перевела взгляд на Невилла – взгляд, от которого его пробила дрожь. Ее горящие глаза, язык, облизывающий красные губы, кажущийся каким-то отдельным существом… Как она выгибалась, будто пытаясь дотянуться до Невилла. Из ее горла вырывался гортанный рокот, похожий на ворчание собаки, защищающей свою кость.

– Крест, – нервно сказал он. – Почему ты его боишься?

Она напрягла свое связанное тело, ее пальцы скребли подлокотники кресла. Ни одного слова, только вздох за вздохом – хриплые, одышливые. Ее тело корчилось на кресле, глаза прожигали Невилла насквозь.