— Что ж, мы пришли к взаимопониманию, — шеф поднялся с места. — Было приятно познакомится, — Владимир Михайлович поочередно пожал руку Волкову и ученому, — всего доброго.

Вышел за дверь.

Действительно, делать ему здесь было больше нечего. Разговор можно было считать оконченным. Дмитрий был рад, что шеф при всем при этом присутствовал. Теперь, можно было не опасаться, что он станет мешать, скорей можно было рассчитывать на его помощь. Хорошо было так же то, что теперь Владимир Михайлович в курсе событий. Можно будет не юлить, лишь бы избежать скользкой темы, и увести разговор подальше от информации с грифом совершенно секретно.

Своим уходом шеф наглядно продемонстрировал, что полностью поддерживает просьбу безопасника больше не приставать к ученому. Дмитрий и так не собирался этого делать. Зачем ему были нужны лишние неприятности? А лишний раз переходить дорогу государственной безопасности, это как раз, наживать неприятности и лишние приключения на свою многострадальную задницу.

Малинин и так не сомневался в невиновности ученого. Не любил, когда врут в глаза, потому и решил докопаться до Севастьянова, понять, что же заставило его солгать. Да и поучить

Страж подписал два пропуска на выход из управления и протянул их Волкову.

— Спасибо, что пришли. Надеюсь, вы не откажетесь еще раз встретиться, если возникнет такая необходимость?

— Не откажемся, — Волков протянул стражу белый прямоугольник визитки. Толи безопасник успел забыть, что уже давал одну такую, то ли считал правилом хорошего тона поступать именно так. Но результат говорил сам за себя — у Дмитрия было уже целых две визитки лысого безопасника.

Малинин проводил обоих людей до выхода из кабинета, попрощался с ними и вернулся за стол.

Визитку убрал в первый ящик стола. Все равно она вряд ли пригодится. Стоило переходить к делам, но настроения для этого не было совершенно никакого. Каких-то планов на сегодня у Малинина не было, поэтому, чтобы скоротать время, он решил сходить к Седому и выяснить, что же ему понадобилось.

Кабинет Самойлова располагался в другом конце коридора. Страж подошел к точно такой же, как и у него двери, и остановился, прислушиваясь. Из кабинета долетали обрывки ругани. Кто-то там орал ни чуть при этом, не стесняясь в выражениях. И ругающимся последними словами был отнюдь не Седой. Кто же это мог быть?

Дмитрий приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

— Пидарас, козел, твою мать! — кричала разъяренная, вся какая-то взлохмаченная женщина, лет примерно сорока.

— …арас, — невозмутимо, как прилежный школьник, повторил Седой, записывая что-то в бумагах. — Женщина, помедленнее. Я же записываю!

— Козел, твою мать, — едва ли не по слогам повторила женщина. Она успокоилась и теперь производила более приятное впечатление. Правда, выглядела изрядно потрепанной, и с похмелья, но это уже детали.

Все ясно, дело об оскорблении, смекнул Дмитрий. Ему и самому не редко приходилось записывать приблизительно такие же тексты. Человека послали матом, он оскорбился и подал заявление стражам, прикрепив к нему иск о моральном вреде. А бедному стражу приходится записывать слова, которые пострадавший счел оскорбительными, и искать их подтверждения у свидетелей. И это еще предварительная работа. Потом приходилось искать значение этих слов в орфографических словарях, чтобы установить, что в них действительно содержалось оскорбление. И только после этого, уже передавать дело в суд. Люди часами ухахатывались, когда читали материалы уголовного дела.

— Еще, какие-то оскорбления в его адрес прозвучали? — спросил Самойлов, отрывая глаза от протокола. Заприметив коллегу, он подмигнул и состроил гримасу.

— Вроде нет, — неуверенно протянула женщина.

— Вы возьмите, протокольчик прочитайте, с показаниями ознакомьтесь. Может быть, еще что-нибудь вспомните. — Седой протянул женщине два листа бумаги, и она погрузилась в чтение.

Дмитрий прошел в угол кабинета и с опаской сел на стул. Опасное это место, недаром сей предмет мебели в уголочек ставят. Он уже раскладывался под задницами некоторых невезучих стражей, и собирался делать это и впредь. По-хорошему, его бы стоило выбросить, но было нельзя, как-никак казенное имущество! Однако в этот раз стул сделал исключения, и сохранил свою естественную форму. Дмитрий сидел и чувствовал, как стул под ним ходит ходуном. Радовало одно, Седой вроде как опрос уже заканчивал.

— Вроде все верно, — сказала женщина.

— Отлично, тогда распишетесь, пожалуйста, там, где я галочки нарисовал, — и протянул ручку.

— Я могу быть свободна?

— Да, конечно, вы оказали неоценимую помощь следствию. Вы повторите свои показания в суде? — он поднялся из-за стола и проводил женщину до двери.

— Естественно.

— Отлично. Всего доброго.

Не дожидаясь ответа женщины, Седой аккуратно прикрыл за ее спиной дверь.

— Как у меня голова болит, — сказал Денис, возвращаясь на свое место за столом. Дмитрий тоже пересел, заняв место ушедшей свидетельницы. — Ладно, хоть мымра эта меня своими показаниями развлекла, а то уж я думал совсем скоро сдохну. Ты сам как?

— Вроде нормально, — пожал плечами Дмитрий.

— Хорошо, что хорошо. Друг мой, почему же ты меня на работу не разбудил? Сам, значит, смотался, и, наверняка, вовремя успел, а о товарище своем не подумал!

— Ты же вроде просыпался, а потом досыпать пошел, сказав, что у тебя сегодня особых дел на работе и нет!

— Серьезно? Давай-ка поподробней.

Пришлось Дмитрию рассказывать историю своего собственного пробуждения. Самойлов с интересом слушал.

— Занимательная история, из которой я ровным счетом ничего не помню! — дослушав, произнес Денис. — Ты на кота не обижайся, он у меня просто любознательный очень. Ночью стеснялся подойти и посмотреть, а вот утром, когда выхлоп стал поменьше, полез исследовать новый для себя предмет.

— Так я и ничего. От неожиданности перепугался.

— Бывает, — вздохнул Седой. — Не плохо мы вчера выпили, я бы даже сказал, хорошо! В башке барабаны, и почти ничего не помню. Последнее воспоминание, как стажеру, наконец-то, в морду дал. Ну а потом уже обрывочно. То, что ты про утро рассказал, вообще не помню. Блин, даже как на работу ехал, и то в тумане!

— Что же ты не опохмелился?

— Не поверишь, так на работу торопился, что просто напросто забыл за пивом в магазин зайти!

Дмитрий рассмеялся:

— Я о таком в первый раз слышу. Чтобы человек с похмелья помнил не про пиво, а про работу, это нечто феноменальное!

— Да, я такой. Непредсказуемый. Даже для себя. К сожалению.

Последнее высказывание Седого рассмешило Малинина еще сильнее.

— Со свидетелем своим встретился сегодня?

— Да, но ничего нового эта встреча не принесла. Только больше вопросов добавила.

— Бывает, — Седой тяжело вздохнул. — Мне сегодня тоже предстоит со своим стукачом встретиться. Гнилой парень, птичка невысокого полета, но утверждает, что есть информация по кладбищу. Откуда у него? С другой стороны, а вдруг?

— В таком деле любую информацию проверить стоит. Мало ли. Потом еще будешь локти себе кусать, что поленился и не сходил.

— Это точно. Придется идти, но, черт возьми, до чего, же не хочется мне этого делать!

Плавное движение беседы оборвал звонок.

Малинин вынул из кармана переговорник и поднес его к уху.

— Внимательно слушаю, — сказал страж.

На другой стороне линии весела тишина, которую нарушил хрипловатый голос, уже не молодого мужчины.

— Простите, я имею честь беседовать с Дмитрием Сергеевичем Малининым?

— Да, это я. А вы, извините кто, и по какому вопросу?

— Зовут меня Сурков Глеб Евсеевич. Один наш общий знакомый, известный вам как Медведь, настоятельно просил меня с вами встретиться.

— Очень приятно, Глеб Евсеевич, — сказал Дмитрий. — Я действительно очень ждал вашего звонка. Когда мы могли бы с вами поговорить?

— Часика через полтора будет идеальным вариантом, если вы, конечно, не заняты.