В дверь постучали.
-- Открыто. Входите.
В кабинйт вошел участковый инспектор Суслов. Поздоровался.
-- Садись, Анатолий Степанович. Новости есть?
-- Соседка Глуховых по лестничной площадке утверждает, что жена и дочь вернулись из поездки в Крым раньше запланированного. Накануне отъезда она разговаривала с Глуховой. По ее словам, первоначально они хотели провести отпуск в Массандре целиком.
-- А провели?
-- С учетом дороги около трех дней. Можно уточнить.
-- Выглядит так, будто сбежали?
-- Похоже на то.
-- Сама Глухова чем объясняет свой отъезд?
-- В городе их нет. Скрываются. Глухов тоже сегодня в ночь отсуствовал. Домой вернулся под утро.
-- Понятно. Значит, показаний Глуховой у нас нет.
Алексей снял трубку, намереваясь позвонить в СПТУ, но в дверь просунулась крупная физиономия Дьяконова.
-- Так мы едем или нет, господа хорошие? -- недовольным тоном осведомился он.
-- Мы, Вадим Абрамович, ждем вас. Чтобы ехать,-- уточнил Алексей, подымаясь из-за стола.
Судмедэксперт Голдобина встретила их в больничном коридоре, насквозь провонявшем хлоркой, и предложила надеть белые, до дыр застиранные халаты. Убедившись, что халаты надеты, двинулась впереди.
-- Ваше экспертное заключение, извольте получить.
На ходу, не оглядываясь, Голдобина подала через плечо несколько страниц машинописи.
-- Гнилостные изменения в тканях, состояние головного мозга, состояние сосудов позволяют судить, что ваша подопечная скончалась около двух недель назад. Более точный срок можно определить, имея труп. Что касается причины смерти, ничего нового вам не сообщу. Ищите труп.
Голдобина рубила фразы резко, акцентированно, словно вбивала в череп гвозди. По крайней мере именно так ее манеру излагать Алексей ощущал на себе. Интересно, подумал он, была ли эта мадам когда-нибудь замужем? А если была, то кто, любопытно знать, ее муж? Он представил себя на мгновение в роли мужа Голдобиной. В одной с ней супружеской постели! И содрогнулся.
-- Голова,-- продолжала судмедэксперт, раскуривая на ходу сигарету,-- отделена посмертно острорежущим предметом. Режущая кромка длиной около пятнадцати сантиметров, с зазубринами. Линия отчленения проходит между первым и вторым шейным позвонком. Возраст потерпевшей, учитывая состояние зубов, кожных покровов, других признаков, от шестнадцати до двадцати-двадцати одного года. Остальные подробности найдете в экспертном заключении.
Сильным движением Голдобипа открыла обитую листовой сталью дверь с табличкой "Посторонним ход воспрещен".
-- Прошу проходить.
Из-за густого трупного запаха Алексею пришлось сделать над собой усилие, чтобы ступить через порог. Голдобина заметила это.
-- Откройте фрамуги, черт бы вас...-- промычал сквозь зубы Дьяконов.
Голдобина передернула плечом и хрипло прокаркала какой-то белой фигуре, копошащейся среди мертвых тел.
-- Эрнестик, я попрошу вас открыть на время форточки. У нас сегодня дамы.
Из разных углов послышался смех. Худощавый Эрнестик в длинном, явно на вырост халате бросил в таз нечто вроде садового секатора. Недовольно буркнул:
-- Я открою. Но мух. Дина Александровна, ловить будете сами.
Голдобина повернулась к гостям.
-- Пройдите сюда.
Вслед за ней они протиснулись в небольшую боковушку, служащую лабораторией, с несколькими стеллажами и вертушками, уставленными сплошь множеством разноцветных пробирок, колб, бутылей с химреактивами и оборудованием. В лаборатории трупов но было, за исключением одного, женского, с наброшенным на лицо дерюжным мешком. Одежда на трупе была высоко забрана, между ног, забитая до половины, блестела пустая бутылка из-под водки. Голдобина невозмутимо поправила на трупе одежду. Окуталась густым облаком дыма.
Алексей поискал глазами по сторонам:
-- Ну и где наша подопечная?
Голдобина молча приблизилась к подоконнику и сняла накрахмаленную салфетку с какого-то бесформенного предмета. Скомкала салфетку в руке.
-- Ваша подопечная.
С эмалированного подноса на сотрудников взирала вставными глазами голова Чераневой Тани. Участковый инспектор и следователь с минуту подавленно разглядывали этот шедевр ритуального искусства.
Работа по туалету обезображенной преступником головы, действительно, бняа проделана профессионально. Глубокие разрезы на лице, на веках аккуратно зашиты и замазаны тональной крем-пудрой. На голове красовался роскошный рыжий шиньон. Брови и накладные ресницы подклеены именно те, какие были у живой. Правая бровь слегка приподнята, что придавало выражению лица чуть удивленный и наивный вид. Даже цвет глаз был подобран светло-коричневый, Алексей хорошо это запомнил.
Смерть выдавила на губах покойной ту самую загадочную полуулыбку-полугримасу, какую он замечал на лицах большинства здешних покойников.
-- Превосходная работа,-- глухим голосом отметил он.-Даже цвет глаз угадали.
-- Мы не гадали,-- отрезала Голдобина.-- У потерпевшей сохранился в глазнице обрывок радужки. Залип. По нему были подобраны протезы.
-- Ни разу не слышал, что в городу практикует протезист,-буркнул Дьяконов, распаковывая свою фотоаппаратуру.
-- Протезиста нет. Это мои личные связи. Кстати, обязана вас уведомить. фиксирующих растворов и морозильных емкостей, как видите, мы не имеем. Поэтому хранить вашу подопечную, пока отыщется труп, не намерены. Постарайтесь иметь это в виду.
Голдобина вышла.
-- Анатолий Степанович, доставь сюда Черанева-папашу. Будем проводить опознание.
Итак, последняя соучастница дикого преступления в Волковке мертва. Алексей вновь обернулся к окну. Живая Черанева, циничная, зачуханная давалка из подворотни с размалеванной физиономией, сильно проигрывала этому мертвому лицу. Смерть стерла с него убогую суетность, и теперь с эмалированного подноса взирало величавое лицо красивой женщины. Похоже, только расставшись с жизнью, она сумела обрести себя.
Голос участкового инспектора вывел его из задумчивости.
-- Черанев в коридоре. Ждет,-- сухо доложил он. Алексей кивнул.
-- Веди родителя.
Лицо Черанева-папаши показалось знакомым. Лисья, испитая физиономия с обильными складками кожи, словно отставшими от лицевых костей. Вел он себя с неприятной угодливостью и походил на собаку, которую много били.
-- Где вы работаете?
-- От Союзпечати... продавец я. Продавцом, значит,-- бегая глазами по сторонам, отвечал тот.
-- Это в киоске, что ли? На вокзале? -- вспомнил наконец Алексей, где он мог видеть это липо.
Черанев охотно закивал и начал было намекать на какие-то особые отношения с покойным Хлыбовнм, на поручения и вдруг смолк. Его глаза, похожие на две стертые пуговицы, испуганно остановились, наткнувшись на стеклянный взгляд дочери. Спустя минуту Черанев суетливо зашарил по карманам в поисках папирос. Но закурить забыл.
-- Узнаете?
-- А?..
И неожиданно, невпопад хихикнул. Алексей понял, что смешок нервный, но сдержать себя не мог.
-- Смешно, правда?
-- Ну! -- угодливо поддакнул тот, явно не сознавая, кто и о чем его спрашивает.
-- Допрыгалась дурочка,-- наконец выдавил он.-- Я вроде как не отец ей теперь, по закону-то. Лишили меня. Ей двенадцать лет было, ну... когда запил. А вон как, еще хуже вышло.
Алексей предложил Чераневу подписать протокол опознания и сам вывел его в коридор. 3адав несколько вопросов, он выяснил, что никаких отношений в последнее время отец с дочерью не поддерживал. Куда Черанева могла уйти две недели назад, с кем, он ничего не знает. Сам Черанев живет приймаком у одной женщины, она вдовая, из-за нее, собственно, он перестал встречаться с дочерью.
Из прежних дел Алексей знал, что мать Чераневой скончалась от рака легких после десяти лет работы в аккумуляторном цехе металлургического комбината. Сам Черанев, как оказалось, не знал даже этого.
В райотделе милиции Алексей затребовал данные на гражданку Чераневу Т.Ф. с дактокартои обеих рук и фотографиями. Вернувшись в прокуратуру, он подготовил запрос в адрес ИЦ УВД о розыске трупа. И задумался.