И теперь каждый человек стал им врагом. Особенно – человек знатный. Кто знает, может, эта девчонка в добротной одежде и с осанкой аристократки приближена ко Двору. Может, она вхожа в Высший круг и способна влиять на решения Владыки. Может, она здесь, чтобы определить схему их убийства – ведь просто так таких «выродков» не уничтожить. И если так, то обратно до столицы она не доедет: они позаботятся об этом.

Н’урры – создания далеко не безобидные. И в число пугливых они не попадают. Но что может одна-единственная животина, пусть даже рожденная в Бездне, против почти двух дюжин смесков, тоже имеющих в своих жилах кровь тварей Нижнего Мира? Что может против обезумевшей толпы еще не достигшая совершеннолетия девчонка, не обученная боевой магии? А вторая ипостась у представителей древнейших рас по одному щелчку не появляется. Тем они и отличны от «выродков», способных пользоваться нечеловеческими силами без дополнительных условий. И потому презираемы и людьми, и древними расами. У экров есть возможность пробудиться, если жизни их угрожает опасность, но только у сильных особей. А младшая дочь рода Д’Эндарион вообще ни разу еще не чувствовала в себе «зверя». Его рождение означало бы гибель для нее.

Прижимаясь к спине животного и стараясь удержаться на нем, пока окружившая толпа пыталась стянуть экру вниз, Айне молилась всем известным богам во главе с Трехликой, чтобы они образумились. Потому как она и правда ничего не могла предпринять: ритуальный кинжал требовалось еще размотать, а на это нужно было время. Не травками же посыпать, надеясь, что «враги», коими она не считала смесков, расчихаются и дадут ей возможность спокойно уехать. Но, похоже, и боги, и Высшие были заняты просмотром увлекательнейшей картины «беспорядки в Рокше», поскольку хоть как-то помогать не желали.

Лодыжку обожгло болью, выбившей из легких весь воздух: кто-то ударил металлическим предметом, рассмотреть который младшая дочь рода Д’Эндарион не могла, уткнувшись лицом в шею н’урра. Но если это даже и было лезвие, то короткое и ударившее плашмя – иначе бы отделалась она не ожогом с едва заметной раной. Но это действие со стороны смесков породило новые волнения: реакция на металл не могла быть незамеченной. Уязвимое место было найдено. Страх перед копытами н’урра, уже пробившими череп одному из нападавших, уступил место воодушевлению, с которым несколько «выродков» метнулось еще ближе к агнусовой животине, наконец, стаскивая уже не сдерживающую слезы девушку на землю.

Айне казалось, что сейчас ее попросту разорвут на части, и бессознательно срывающиеся с губ просьбы остановиться, не имеющие смысла, станут ее предсмертными словами. Она все еще пыталась найти оправдание толпе, захваченной безумием и желанием отомстить. Она все еще хотела что-то сделать для них, чтобы прекратить бессмысленные возмущения. И ощущая, как ломаются ребра от ударов, и вспыхивает болью лицо, которое безжалостно полосовалось чьими-то когтями, она пыталась провалиться в спасительную тьму. Потому что если Трехликая захотела сегодня увидеть свое дитя перед Вратами, пусть последние минуты сделает менее мучительными.

А в какой-то момент почудилось, что Пресветлая Мать ее услышала. Пропало все: звуки, прикосновения, ароматы. Будто их отключили за ненадобностью. Веки поднять не получалось, но даже если бы удалось открыть глаза – младшая дочь рода Д’Эндарион была уверена – кроме густой, давящей тьмы она бы ничего не увидела. Потеря веса собственного тела, последовавшая за этим, едва обозначенная болью в каждой клеточке, стала последней каплей к расслаблению. Наверное, именно таков ее путь до Врат.

И только спустя неизвестный ей промежуток времени, в течение которого не происходило ничего похожего на перемещения по туманным лабиринтам, зато возвращались ощущения, с которыми тут же явилась невыносимая боль, словно тело пропустили через мясорубку, оставив в нем жизнь, Айне поняла, что милости со стороны богини она не дождалась. Голоса, пробивающиеся в сознание, не могли существовать в коридорах, ведущих к Вратам. Тепло, обволакивающее ее всю, но сконцентрированное где-то слева, не свойственно туманному нигде.

Мучительно приоткрывшиеся глаза, на которые уже не было давления извне, с трудом воспринимали свет. От него хотелось скрыться в каменном склепе, словно он был способен испепелить ее плоть, как в тех странных сказках, принесенных из соседнего мира. В такую чушь младшая дочь рода Д’Эндарион не верила, ведь даже создания Бездны солнечных лучей не боялись, но сейчас отчего-то отчаянно мечтала о возвращении во тьму.

- Ты можешь меня видеть? – слова различались и воспринимались разумом неохотно, но смысл столь короткой фразы все же дошел до девушки. Чуть повернув голову на голос и сощурившись, Айне пыталась сфокусировать взгляд на проявляющейся из слепящей белизны фигуре. Контуры расплывались, но удавалось с полной уверенностью установить, что рядом находится мужчина. И, похоже, знакомый. Губы и голос слушались еще менее охотно, нежели зрение, поэтому экра лишь чуть дернула головой, изображая утвердительный кивок. Спаситель – а, похоже, ему стоило сказать спасибо за подозрительную тишину там, где должна была быть обезумевшая толпа – ответом остался доволен. Вроде как.

- Потерпи немного, сейчас может стать еще хуже. Но ты скоро будешь дома, - прижав израненную девушку к себе покрепче, он переключил внимание на своего спутника, успокаивающего н’урра, которому тоже досталось. Причем, не столько от буйствующих смесков, сколько от того заклинания. Мужчина немногим старше сидящего с Айне молодого человека короткое слово-приказ понял верно. Складывая ладони вместе и концентрируясь на кончиках пальцев, на которых начал формироваться и разрастаться молочно-белый шар, он присел, касаясь одним коленом влажной земли. Энергетическая сфера постепенно увеличивалась в размерах, захватывая пространство. Как только она втянула в себя четыре живых фигуры, находившихся на дороге, мужчина резко развел ладони в стороны.

Шар взорвался осколками, исчезая и оставляя лишь искореженные заклинанием, примененным до этого, трупы смесков.

В сказках принцы появляются внезапно, по велению судьбы. В ее личной не_сказке Брайс появился лишь потому, что цепь первородного брака на определенном расстоянии сигнализировала об опасности для второй половины. И если бы он не направлялся в сторону леса, с которым граничила Рокша, этой встречи, похожей на спасение, не случилось бы. Тем более что не окажись с ним его спутника, спасения бы не произошло.

Но хотя бы в этот момент Айне могла быть благодарна Трехликой за связь. Потому что позже, когда они расстанутся у ворот особняка, где юноша сдаст пострадавшую на руки Кейре, она проклянет Пресветлую Мать. Когда узнает, что их брак невозможен.

Хотя все это – лишь очередной каприз Высших.

***

Первая смерть, что кровью обагрила руки Илиссы, не желала истираться из памяти. Она определенно что-то сорвала внутри, потому что стало и легче, и тяжелее одновременно. Тяжелее – потому что женщина никак не могла себя простить, легче – потому что новые идеи окутали плотным облаком сознание. Макет Альтерры тихо покрывался пылью, клубящейся в потоках солнечного света, льющегося через высокие окна. А одна из самых сильных дочерей Трехликой исписывала листок за листком, все над чем-то раздумывая и что-то вычисляя. Срывалась с места, распугивала слуг своими перемещениями по коридорам из спальни в библиотеку и обратно. Удивляла супруга своей незаметностью из-за внезапного переселения в одну из дальних комнат, почти ничем не заставленную. И не понимала саму себя, расчерчивая знаки, что точно не имели связи с Альтеррой, а были взяты из чужих реальностей.

Мертвому уже было нечего терять. По нему никто не заплачет. И потому идеальнее материала для эксперимента не найти. В конце концов, если все пройдет удачно, она сможет хоть как-то искупить свою вину перед человеком, чья смерть на ее руках. Правда, если исход окажется печален,.. но ему нечего терять. Хуже ему не станет. Стоит ли считать это оправданием?