Хотя, с другой стороны, не всегда же я была скучным менеджером: в далекой молодости дважды пыталась поступить в театральное училище и до сих пор могу пару басен Крылова рассказать с выражением. Чем черт не шутит – вдруг этот Балдузар распознает во мне актерский талант и…
В воздухе повисает неловкая пауза. Все смотрят на меня, я смотрю на Бруно, Бруно смотрит на Аллу Дмитриевну.
– Say something, – шепчу я, – скажи что-нибудь!
– А что я должен говорить? – Бруно не на шутку удивлен.
– Ты хочешь жениться на мне или нет?
– Конечно хочу! Зачем я сюда приехал?!
– Ну вот и скажи ей!
– А на каком языке?
Вот он, решающий момент! Сейчас Бруно забудет, как по-русски будет «да», регистраторша дьявольски захохочет, карета превратится в тыкву, а гости побьют меня букетами.
– Канешна, да! – говорит Бруно практически без акцента. Зрители выдыхают, начинают хлопать, и мое согласие уже никого не волнует.
Обнимая меня, Колено шипит мне в ухо:
– Только не называй Зойку эму!
Почему я должна называть ее страусом? Зойка уже не такая маленькая, чтобы играть в «а сегодня я дельфинчик».
– Не эму, а эмо! – продолжает шипеть Колено. – Не называй! Она теперь гот.
– Да не буду я ее никак называть!
– Эмо! – слышится радостный крик. – Зоенька, ты теперь у нас эмо, да? – Оксана, конечно, не смогла удержаться. Сейчас может быть скандал, но Зойка – молодец, умница! – только корчит страшную рожу.
Букеты, букеты – как я и просила, никаких подарков, – я же переезжаю, лишние вещи ни к чему. Не послушался только Харитон, присовокупивший к букету конвертик (что, разумеется, как нельзя кстати).
– А где же букет, который тебе Бруно подарил? Ты же должна его бросить! В толпу!
Опять Оксана, да что с ней сегодня! Ядовитая стрела вопроса целит сразу в две мишени: в меня и Колено. Мне никакого букета Бруно не подарил, и не представляю, как бы он это сделал, не говоря по-русски. И вообще он никогда не дарил мне цветов. Возможно, никогда и не подарит. А Колено – единственная среди присутствующих здесь незамужняя девушка.
А вот Сашка сияет, постриг бороду и вообще как-то на подъеме. «Уж не нашел ли он себе новую бабу, поправославнее?» – мелькает у меня в голове дикая мысль. Но нет. Оказывается, он склонил Оксану и пацанов к своей давнишней мечте: они переезжают в деревню!
Квартиру, правда, пока не продают, а сдают, а в деревне снимают коттедж, но Сашка уверен, что это ненадолго. Семья осознает, насколько это лучше во всех отношениях, и путь к отступлению не понадобится.
Так что мы будем обустраивать жизнь параллельно: я – в итальянской деревне, они – в российской. Лес! Река!
– Туалет на улице, – хором произносим мы с Коленом. А вот и пальцем в небо: туалет, и душ, и горячая вода, и отопление – все есть в благоустроенном коттедже. И пруд с карпами прямо на участке. Не будет проблем с постной пищей!
– И маленькая деревенская церковь, – увлекается Саша, но, взглянув на проколотый Коленов нос, которым она уже начала похрюкивать, осекается. И сразу переводит разговор на другую тему: – Ну как так можно, слушай! Что твой муж рассказывал детям!.. Я им Гарри Поттера запрещаю, под страхом ремня, а он им как ни в чем не бывало какие-то байки про ведьм впаривает.
– Это не байки, Саша, – говорю я внушительно, – это инквизиция. Почитай историю.
Мы перемещаемся в кафе. Но недоумение с лиц не исчезает. Нет, замуж – это хорошо. Замуж за итальянца – замечательно. Но какой-то он… Какие-то мы странные, это читается на лицах. Я Бруно выше. Бруно меня старше. Они ожидали какого-нибудь принца!
– Он хоть богатый?.. – шепчет Оксана.
Я только вздыхаю.
Назвавшись груздем, по волосам не плачут.
Что каждый культурный человек должен знать об Италии
Итальянцы изобрели пишущую машинку, барометр, бухгалтерское дело, очки, батарейку, нитроглицерин, курсив, гидромассажную ванну и липосакцию.
Среднестатистическому итальянцу 41 год. Он выпивает 115 граммов вина в день, или 42 литра в год. Таким образом, Италия занимает шестое место в мире по употреблению вина на душу населения. На первом месте Ватикан, среднестатистический житель которого выпивает 190 граммов вина в день, или 70 литров в год.
В Италии существует не менее четырех видов вилок и розеток.
Разводы в Италии были запрещены до 1974 года, аборты – до 1978 года.
Итальянцы подарили названия:
– фаллопиевым трубам (Габриеле Фаллопио)
– электрическому потенциалу (Алессандро Вольта)
– Америке (Америго Веспуччи)
– Колумбии (Христофор Колумб)
Самая распространенная итальянская фамилия – Росси, что переводится как «красные». Вторая по популярности фамилия – Руссо, что значит «русский». Вполне логично, что третья популярная итальянская фамилия – Феррари, что переводится как «красная гоночная машина, на которой так любят ездить русские».
Глава вторая
Январь. Бескультурная пропасть
Он никогда не мазался зубной пастой в пионерском лагере. Не давился в школьной столовой творожной запеканкой. Не пил портвейн «Агдам» из горлышка, раскачиваясь на детских качельках. Он даже не знает, почему попугаев – тридцать восемь… И уж совсем странно, что сказок Джанни Родари мой муж тоже не читал. Когда я ему рассказала, что в Интернете русские невесты называют своих итальянских женихов «мой Чиполлино», он совершенно не понял почему.
Чем меньше остается дней до отъезда в Италию, тем сильнее я паникую. О чем мы с Бруно будем разговаривать?! Друзья и родственники считают, что я маюсь дурью: по их мнению, мне сейчас надо беспокоиться не о том, как познакомить мужа с Чебурашкой, – у меня есть проблемы и посерьезнее. Ну например: почему мы едем жить в Триальду? Почему не в Лондон, не в Рим, не в Милан – там, по крайней мере, есть хоть маленький, но шанс найти работу. А чем я буду заниматься в деревне?
Как будто бы я – механический заяц, который существует только для того, чтобы постоянно колотить в барабан! Ну уж нет. Пока что меня совершенно не тянет обратно в офис, к цифрам, на каблуки.
К тому же одно занятие у меня уже есть: выучить итальянский. Если с Бруно мы прекрасно можем общаться и по-английски, то вот, например, со свекровью – нет. Пока Бруно был в Москве, он переводил наши телефонные переговоры, которые, правда, все равно оставляли чувство недоумения. Ее почему-то очень интересовала только еда: что мы едим, что я готовлю на ужин, завтракаем ли мы дома или ходим в бар… Представляю, как удивились бы пьянчуги, тусующиеся вокруг нашего районного бара, если бы мы с Бруно заявились туда утром и потребовали завтрак! А то вдруг однажды свекровь говорит: как хорошо, Надя, что ты русская, а не негра! Оказалось, чтобы морально подготовить маму к тому, что он женится на иностранке, а не на хорошей итальянской девушке, Бруно сначала намекнул ей, что я из Африки. Так что когда она узнала, что я всего лишь из России, то даже обрадовалась.
Свекровь попросила называть ее мамой. Я подумала и решила, что моей покойной маме это вовсе не было бы неприятно. Тем более что в итальянском слове два «м» – мамма. На самом деле ее зовут Сантина Крочифисса Аннунциата, и все три имени ей совершенно не нравятся – слишком религиозные. Сантина – «маленькая святая», Крочифисса – «распятая на кресте», Аннунциата – «благовестная». Так что пусть уж будет мамма. После того как Бруно уехал, она продолжает мне звонить, а я в ответ – бон джорно, мамма, нон каписко, арриведерчи. То есть ни бе ни ме.
Учебника у меня пока нет, но есть словарь, и я развлекаюсь тем, что выискиваю там слова, похожие на русские. Вот, например, «эротика» так и будет – эротика. «Пицца» – пицца. «Водка» – водка. «Каналья» – каналья. Эх, если бы со всеми словами так…
Еще я запоем читаю книги про итальянскую дольчевиту: «Под сенью венецианских олив», «Любовь и романтика в Базиликате», «Полгода в солнечной Болонье». Все они повествуют примерно об одном и том же: героиня оставляет свою хорошо налаженную и вполне успешную жизнь в какой-нибудь дождливой стране и перебирается в Италию, где ее ждет солнце, вино и жгучие брюнеты, оставляющие на розовом северном сердце незаживающие ожоги. О, прекрасные фантазии! (Разумеется, я не собираюсь делиться ими с мужем.)