Могло не остаться свидетельства Сурикова о том, что свечи в руках стрельцов воспроизводят рисунок Большой Медведицы, и тогда трудно было бы доказать, что не случайно именно таким образом расположены огненные язычки свечей. В доказательство пришлось бы вспомнить, что, по преданиям сибиряков. Большая Медведица - это колесница мертвых, уносящая на небо души умерших. На картине - казнь, и телега, везущая к плахе, как бы становится небесной повозкой - Большой Медведицей. Разумеется, и эти доказательства были бы косвенными, но, к : счастью, в данном случае свидетельство художника сохранилось.
А вот помнил ли о звездах Шишкин, когда в популярной картине "Утро в сосновом лесу" расположил мишек в форме того же созвездия, - это неизвестно. Скорее всего, что очертание подсказано интуицией. Зато поистине сказочная популярность картины, возможно, во многом объясняется её звездным сюжетом. Он узнаваем и на сознательном, и на интуитивном уровне. Очертания Большой Медведицы известны всем.
Ведь в картине Шишкина ожил весьма распространенный канонический сюжет. Древо и два животных по бокам - это Полярная звезда и две Медведицы. Раньше они были двумя оленихами (вспомним рогатую мать-олениху у Ч. Айтматова), затем стали медведями, а потом двумя конями.
Мифологическая школа считала, что два коня - это солнце восходящее и солнце заходящее. Нет оснований отрицать такую символику. В том-то и дело, что основные ночные звездные символы легко перекодируются на дневные солнечные. Так и Стожары ночью могут быть пером Жар-птицы, а днем Жар-птица - солнце. Замечено, что Зарей именуется и солнце, восходящее и заходящее, и Венера - утренняя и вечерняя. Ночью солнце "замещается" Венерой. Потому и восходящее солнце - Заря, и Венера - Заря-заряница, красная девица. Ведь в сказках герои спускаются в подземное царство, входят в темный лес или проникают в хрустальную гору. Там они принимают другой, звездный облик.
Игнорировать звездную символику привычных сюжетов сегодня уже немыслимо. Это обеднило бы духовный эстетический мир фольклора и древней литературы. Ныне появилась новая наука - астрономическая археология. Из глубин земли выкапывают небо. Каменные календари И карты звездного неба на территории Сибири существовали уже 30 000 лет назад. Символика основных планет, звезд и созвездий простирается в глубины тысячелетий. Рождается астрономическая фольклористика, положено начало астрономического литературоведения.
Астрономы часто говорят, что созвездий в реальности не существует. Они - результат оптической проекции на землю далеко отстоящих друг от друга звезд. Но и сама по себе такая проекция нереальна без организующей роли человеческого глаза, мозга и сердца. Мы видим небо взором Гамлета: принц спрашивает придворного, на что похоже облако, и тот послушно повторяет, что облако похоже и на верблюда, и на слона.
И все-таки, возвращаясь к совершенно конкретному - к очертаниям подвижного звездного неба в литературе, правомерно задать вопрос: а была бы литература другой, если бы другим было небо? Такой вариант отчасти "прокручен" самой природой. Небо Южного полушария по рисунку звезд отличается от Северного, есть мотивы в литературе, связанные только с южными созвездиями, но основные звездные сюжеты все те же. В том-то и дело, что небо не может в принципе быть другим. Луна, солнце, месяц, смена дня и ночи и времен года, восход и заход звезд, их движение вокруг условного "единого центра" - Полярной звезды или Южного Креста - запрограммированы самой природой и отражают важнейшие фундаментальные законы мироздания, видимые человеческим глазом. Небо оказалось как бы огненным дисплеем, обучающим человека бессмертию.
Конфигурация созвездий условна. Это работа человеческого воображения, ибо звезды можно соединять друг с другом довольно произвольным образом. Однако в любом произволе есть четкая закономерность. Звезд много, но человек выделил те или иные созвездия, подчиняясь двум закономерностям: психологической, субъективной, и астрономической, объективной. Таким образом, звездное небо - это зримый творческий компромисс между двумя реальностями: субъективной, человеческой, и объективной, космической. Такое субъективно-объективное мерцание весьма характерно для всего художественного творчества, где самая пылкая фантазия служит объективной реальности художественного содержания, а сама реальность пробуждает художественную фантазию. Звездное небо эстетично по своей природе. Надо быть художником, чтобы его увидеть.
Удивительно, что в литературоведении исписаны целые пуды бумаги об олицетворении природы и так ничтожно мало известно об олицетворении практически бесконечного многообразия звездного неба.
Мы, сами того не подозревая, видим небо главами наших предков, поэтически упорядочивших звездный хаос, давших имена не только деревьям, птицам, зверям и травам, но и звездам.
Никто не осмелится утверждать сегодня, что природа не влияла на автора сказки, что её законы чередования дня и ночи и времен года, характеры зверей, птиц, рыб, особенности растений никак не воздействовали на поэтику сказки. Почему же куда более фундаментальный распорядок зримого космоса до сих пор упоминается мельком? Композиция звездного неба, его пространственно-временной строй, чередование планет, звезд и созвездий, конечно, оказали весьма ощутимое влияние на весь художественный строй древнего фольклора, а через фольклор на всю мировую литературу.
Если в природных олицетворениях человек по закону психологического параллелизма уподоблялся природе, то в олицетворении звездного неба он уподоблялся безграничному космосу. Природа ближе к человеку в пространстве, она ненамного моложе самого Homo Sapiens. Космос дальше, но он безграничен и в пространстве, и во времени. Не он ли в фольклоре именуется "тридевятым царством", "тридесятым государством"? Не до него ли надо добираться в железных башмаках, пока они не сносятся?
Здесь крайне интересен момент перехода земного, горизонтального пути в космический, вертикальный. Герою надо миновать поле, лес, переправиться через реку и как-то незаметно оказаться на небе собеседником луны, звезд и солнца.
Видимый космос отпечатывает свои огненные знаки в сознании человека с момента, когда он начинает видеть. Эстетика звездного неба столь грандиозна, что Кант уподобляет звездное небо над головой нравственным "скрижалям" человеческого сердца:
"Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне" (И.Кант).
Небесный сад А. Блока
Если, спускаясь в глубину колодца, можно оттуда днем увидеть звездное небо, то - проникая в глубины блоковской символики, мы увидим древнейшую звездную книгу человечества.
Там, где реставратор иконы, смывая поздние слои красок, увидит доску, на которой только рисунок древесных волокон, мы сквозь древнейший слой поэтической символики увидим небо и звездные символы, отпечатавшиеся в душе поэта. Там, где на иконе откроется доска, в поэзии Блока обнажится древнейший слой мировой культуры - откроются звездные письмена бездонного ночного неба, где огненными буквами звезд задолго до начала письменности были запечатлены древнейшие сказания и сюжеты всей мировой культуры. Эта книга всегда стояла перед глазами Блока. Ныне некоторые из этих символов тайного звездного языка волхвов и магов поддались расшифровке.
Может возникнуть вопрос: актуальна ли сегодня для нас эта символика в разговоре о Блоке?
Она актуальна прежде всего потому, что над нею много размышлял Александр Блок в период работы над своими главными произведениями. Она тем более актуальна, что размышления эти не остались по ту сторону художественного творчества. Они воплотились в глубочайших образах Блока, но, к сожалению, не были должным образом поняты современниками.
В известной мере этому, как ни парадоксально, помешал символизм. Дело в том, что Блок часто обращался к звездным символам на трагикомическом уровне. Он явно высмеивает банальности, общие места, столь распространенные в теософско-мистических кругах Петербурга. Для нас, сегодняшних читателей, эти банальности носят подчас несколько иной смысловой оттенок, потому что мы порой не знаем этой символики.
