Цербер буквально взлетел на бруствер, две пасти его щелкнули, жуткие зубы оторвали руку ближайшему стрелку, проскрежетали по драгунской броне другого. Быстрым прыжком слетел с банкета в траншею, рванулся к нам, не обращая внимания на других.
Я очень пожалел о том, что за это время так и не удосужился отремонтировать разбитый револьвер. Он бы мне сейчас пригодился. Цербер налетел на нас - и мы встретили его тремя саблями. Точнее двумя. Елену мы с майором не сговариваясь оттеснили за спины, закрывая ее собой. Клинок Штайнметца жуткий пес сумел ухватить зубами, дернул одной из голов в сторону, очень удачно открывая мне для удара шею. И я воспользовался представившейся возможностью. Я вложил в удар всю силу, но все равно перерубить толстую шею твари не смог. Клинок застрял в ране. И почти тут же на кирасе и наруче сомкнулись мощные челюсти двух других голов. Зубы их зловеще скрежетали, и мне казалось, что я слышу еще и треск моей брони.
И тут из-за наших спин выскочила Елена. Она обрушила саблю, которую держала обеими руками, на голову, вцепившуюся мне в левую руку. Тяжелый клинок раскроил череп адского пса - хватка на моем предплечье ослабла. И я сумел освободить руку. Она полыхнула болью, так что я едва сдержался, чтобы не закричать в голос. Третья голова, казалось, еще сильнее сдавила зубы. По кирасе побежали мелкие трещины, которые я заметил на свою голову краем глаза.
Елена и успевший первым освободить оружие Штайнметц обрушили сабли на пса. Да и я не отстал. Выхватил, не смотря на боль, длинный кинжал с узким клинком и всадил его по самую рукоятку в глаз цербера. Хватка тут же ослабла, но челюстей пес не разжал. Штайнметц сунул твари между зубов клинок сабли, навалился и со скрежетом сумел-таки разжать их. Я оттолкнул тело пса.
На бруствер взбирались все новые церберы. Я считал большой удачей, что дракончики до позиций моей бригады не добрались. Драгуны и строевики дрались с ними, как говорили в военных газетах, штыком и прикладом, стрелять-то было бесполезно. В ход пошли траншейные ножи.
В любом случае церберы были пусть и большими, но собаками, и количеством они сильно уступали солдатам в траншеях. И зубы их не могли прогрызть броню рядовых драгун. Строевикам приходилось намного туже, ведь доспехи их были куда легче и не столь прочны. Но все равно, на одного пса приходилось пять-шесть человек. Они расправлялись с тварями, пусть и не без потерь.
О многом говорил хотя бы тот факт, что до нашего наблюдательного пункта смог прорваться только один цербер.
Но главной задачей этой волны монстров было вовсе не существенное сокращение наших рядов. Церберы должны были согнать нас с банкетов в траншеи, добить последние пулеметные гнезда и тем самым дать демонам спокойно подойти к брустверу и перебраться через него. И с этой задачей они справились отлично.
В траншеях еще добивали церберов, когда на бруствер взбежали первые демоны легкой пехоты в своих кольчугах из колючей проволоки. И тут же открыли огонь. Наличие в траншеях тварей демонов ничуть не смущало.
Драгуны, почти добившие церберов, ответили им из лучевых винтовок. А вот тут оказалось, что они намного лучше огнестрельных. Пули далеко не всегда пробивали даже основательно поврежденную зубами адских псов драгунскую броню. Хотя строевикам снова повезло меньше, но их потери оказались не столь велики. Ответный же огонь был куда более результативным. Наверное, все мы слишком привыкли, что лучи почти не действуют на тварей, а потому и демоны окажутся весьма устойчивы к ним. Но это было не так. Плотный огонь выкашивал их, кольчуги не спасали, они падали, скатываясь с бруствера. Некоторые начали прыгать в траншеи, спасаясь от смертоносных лучей, да только на их винтовках не было штыков, а потому и тут наше оружие превосходило вражеское. К тому же, и тяжелая броня сыграла в этом деле немалую роль.
Я вложил в ножны саблю и сдернул с плеча лучевой карабин. Кидаться в траншеи, чтобы самому ввязаться в рукопашную, я не стал. Хватило мне драки с мертвецами и короткой схватки с цербером, после которой до сих пор болели рука и бок. Выстрелами из карабина я смогу нанести больше вреда демонам.
- Надо выбить их авангард с бруствера, - сказал я, больше самому себе, в перерыве между выстрелами, пока не подтянулись демоны второй линии.
- Есть, - неожиданно для меня выпалила Елена.
И прежде чем я успел хоть что-то сказать или сделать, ринулась в траншеи с криком: "Вперед! Выбить демонов из траншей!". Мы с майором так и замерли, оба даже стрелять перестали на секунды.
- Вот ведь... - подавился словами Штайнметц. - Мы не должны от него отстать.
- Выживет, - прорычал я. - Сам ее придушу. Своими руками.
И мы оба бросились вслед за ней, стреляя на ходу в демонов.
Командир расчета драгунской сорокапятки, старший унтер Ерошкин имел свою методу против всех ужасов войны. Как бы ни было страшно, какая бы жуткая смерть не гуляла, он не думал о том, что творится вокруг. Старший унтер Ерошкин думал о том, как будет рассказывать обо всем этом своей невесте. Он прошел уже через несколько военных кампаний и каждый раз возвращаясь домой долго и со вкусом рассказывал ей, и конечно своим родителям, обо всех боях.
Вот и сейчас, когда на батарею, в которую входили все орудия драгунских полков, напирали паукообразные боевые машины демонов, он представлял, как сидит в теплой гостиной, обязательно у потрескивающего камина, и рассказывает об этом. Мама будет ахать и охать в нужных местах, отец - ветеран драгунского полка, кивать и одобрительно, но почти неразборчиво бурчать, а вот его возлюбленная, его невеста, его чудо неземное, станет закрывать ладошками рот, округлять глаза и очень показно пугаться. Но при этом, Ерошкин отлично знал, что вскоре она будет пересказывать все, что говорил он, своим подругам взахлеб, хвастаясь своим героическим женихом.
- Снаряд! - выкрикнул старший унтер. В ответ почти сразу же клацнул казенник орудия.
Длинная очередь простучала по щиту его пушки, оставив в ней несколько дыр. И Ерошкин представил, как будет рассказывать об этом. Пять, нет, лучше семь, да что там - десяток пуль пробили наш щит. Они просвистели у меня над головой... Нет, лучше так. Они буквально волосы мне прочесали. Вот так. А после этого запустить пальцы в густые волосы невесты. И она улыбнется и покраснеет.
Но, все равно, самой лучшей частью рассказа будет о том, как ему удалось прикончить дракончика. С одного осколочно-фугасного снаряда. Метко всадив его твари в бок. Хотя этого будет маловато. И надо раскрасить ее подробностями, относящимися к остальному бою. Например, как он уничтожил вот этого паука.
- Наводи точней, - протянул он. Посторонние мысли ничуть не мешали командовать орудием.
Ерошкин сам глянул в прицел, подался назад и махнул рукой. Кричать "Огонь!" особого смысла не было. Орудия рявкнуло и отпрыгнуло назад, выбросив снаряд. Он лег не совсем удачно, снеся несколько ног паукообразной боевой машине. Она завалилась на бок, пропахала несколько метров по снегу и замерла. Но стрелять, пусть и не слишком метко, не перестала. В щите появились еще несколько дыр.
- Снаряд, - крикнул Ерошкин.
- Так ить... - буркнул заряжающий, который был родом из Галицийской губернии. - Это остатний был. Нема их боле.
- Как это - нет? - обернулся к нему Ерошкин.
Тот в ответ только указал на пустые ящики. Все расстреляли. А танки, тем временем, продолжали весьма резво наступать.
Не осталось ни единого снаряда. Это добавит рассказу особой остроты. Но были ведь еще и гранаты. Взгляд его упал на связки гранат, лежащие рядом с ящиками. И пришлось взрывать ими вражеские боевые машины, похожие на пауков.
- Гранаты берем! - крикнул Ерошкин. - Отобьем эту атаку, а там нам, глядишь, и снаряды подвезут.
Он первым подхватил связку, подавая пример расчету.
"Я подал команду своим бойцам, - продолжил сочинять Ерошкин, - и первым взялся ее выполнять. Я высунулся из-за щита, пригнувшись от пуль, свистящих над головой. Так будет лучше. А после распрямился, как сжатая пружина, и швырнул их ближайший паучий танк".