Самвел, заметив замешательство матери, продолжал:

– Да! С моим отцом прибудут полководцы Зик и Карен. Когда эти полководцы вступят на Таронскую землю и приблизятся к Арацани, тогда ты, дорогая мать, повели устлать дорогу от берега реки вплоть до нашего замка драгоценными коврами. И пусть персидские полководцы войдут в наш замок, шествуя по этому славному, красному пути. Вот тогда-то мы справим торжественный пир!.. Не забудь распорядиться, чтобы им по пути приносились священные жертвы, как велит персидский обычай… Пусть кровью очистится их путь. И пусть по трупам жертв доберутся до нас эти почетные гости…

Княгиня с облегчением перевела дух, когда полные горьких намеков слова Самвела были прерваны.

Разговор кончился, так как Саак и Месроп поднялись и, поблагодарив княгиню за радушный прием, сказали, что теперь отправятся к князю Мушегу. Княгиню неприятно поразило это известие, тем более, когда она узнала, что гости будут ужинать и ночевать у князя Мушега.

– Почему же у него? – упрекнула она. – Вы меня обижаете. Я прошу, приходите ночевать к нам.

– У тебя столько дел, дорогая тетушка, я и Месроп не хотели бы тебя утруждать, – ответил Саак; – Мушег же ничем не занят у себя в замке.

Княгиня весьма дружелюбно проводила гостей до прихожей, взяв с них слово, что перед отъездом они повидаются с ней еще раз.

После их ухода она вернулась в опустевший зал и всем своим усталым телом опустилась на диван. Охватив руками отяжелевшую голову, она стала разбираться в проведенной ею за день роли. Итог был безнадежный! Неудача заключалась в том, что она не выдержала намеченной роли перед гостями. Ведь они узнали много такого, чего им не следовало знать! Не удалась ее и злая затея в отношении Мушега. Она подумала, не позвать ли главного евнуха и не расспросить ли его. Но через четверть часа он явился сам. Лицо его выражало тоску и печаль так же, как лицо его госпожи.

Самвел пошел проводить Саака и Месропа до дворца Мушега. Долго шли они, минуя лабиринт бесчисленных дворов и строений, пока добрались наконец до огромных сводчатых ворот дворца, украшенных изваяниями двух больших каменных орлов с распростертымы крыльями, которые, точно бдящие существа, охраняли вход в княжеский дворец.

Отец Мушега, Васак, был самый богатый из всех братьев Мамиконянов, и дворец его был самый пышный. Кроме Тарона, наследственного нахарарства рода Мамиконянов, Васаку принадлежала еще часть области Екехяц, где он основал город, названный в честь его Васакакерт.

Пройдя через ворота и длинную улицу, они вошли в обширный двор, густо обсаженный вечнозелеными растениями и цветочными кустами. Посреди двора в мраморном бассейне высоко бил фонтан, и вода, подобно жемчужному ливню, падала на курчавую голову красивого морского зверя, из пасти которого била струя. Два павлина кружились вокруг этого прекрасного журчащего бассейна. От нежного движения волн по краям бассейна образовался пестрый венок из цветов. В этом душистом прохладном эдеме солнечные лучи точно растворяли свое тепло; здесь царила вечная, цветущая весна.

Они нашли Мушега в беседке возле фонтана. Он сидел один и смотрел на лужайку, где двое резвых юношей состязались в стрельбе из лука, стараясь попасть стрелою в шар, укрепленный на высоком шесте.

Увидев почетных гостей, Мушег быстро пошел им навстречу, обнял сначала Саака, а затем Месропа.

– Вижу, – сказал он смеясь, – что княгиня Тачатуи накормила вас на славу. Долго же вы обедали! Я давно уже поджидаю вас.

Они вошли в беседку и расположились на сиденьях, сплетенных из веток.

Самвел стал прощаться.

– Ты уже уходишь, Самвел? – спросил Мушег.

– Я приду к вам ночью… и, вероятно, очень поздно! – ответил тот удаляясь.

У входа в беседку стояли постоянные телохранители Саака и Месропа. Им приказано было уйти и посидеть где-нибудь в саду, так как они целый день провели на ногах.

Юноши, стрелявшие на лужайке, увидев Саака и Месропа, бросили упражнения и прибежали к беседке, Саак обнял обоих и поцеловал. Один из них был Амазасп, сын Вардана Мамиконяна, другой – Артавазд, сын Ваче Мамиконяна. Белокурый Артавазд, семнадцатилетний бойкий юноша, положив руки на колени Саака, сказал:

– Знаешь, сколько раз промахнулся Амазасп? Пять ударов из двадцати!

– А ты, хвастун, сколько раз промахнулся? – спросил Саак, забирая в свою ладонь его ловкие руки.

– Всего только один.

– Рука моя сегодня дрожала почему-то, – оправдывался Амазасп.

Этот кудрявый мальчик с блестящими глазами был нареченным женихом дочери Саака, красавицы Саакануйш. Сам из рода Мамиконянов, он и свою дочь просватал за Мамиконяна и в тот дом, откуда происходила его мать. Браки между близкими родственниками были обычными в то время в Армении, особенно в высших кругах. Обычными были также обручения не только несовершеннолетних, – обручали детей еще в колыбели и даже не родившихся.

– Ну, теперь идите попытайте еще раз счастье! – сказал им Саак.

Юноши подхватили свои луки и побежали к высокому шесту с шаром на конце.

День уже клонился к закату. Догорающие лучи солнца играли в белой, как снег, пыли фонтана, сверкая яркими радужными переливами. Эти краски освещали мрачный фасад старого замка, обращенный к саду.

Мушег поднялся с места.

– Пройдемте ко мне, – сказал он Сааку и Месропу, – нам нужно о многом потолковать.

Они отправились в покои Мушега, окна которых в этот момент сияли цветами радуги.

Вернувшись к себе, Самвел не знал, что предпринять. Разного рода мысли роились у него в голове. Смутные замыслы волновали его, и он колебался, затрудняясь определить: с чего начать и от чего отказаться?

Он прошелся несколько раз по комнате, затем направился в опочивальню и прилег на постель. Он старался заснуть, чтобы дать отдых измученному сердцу. Но заснуть не мог.

Мать обещала ему набрать отряд из всадников, подобающий члену семьи князей Мамиконян, и устроить торжественную встречу отцу. Именно это последнее и было главным предметом его раздумья. Отряд всадников, составленный матерью!.. Он должен ехать с людьми, выбранными ею… Говоря попросту, эти люди поведут за собой Самвела. Поведут, чтобы порадовать отца! Чтобы показать персидскому войску украшенную золотом и серебром куклу… На удивление персидским полководцам. Такова была цель тщеславной матери.

Но у Самвела были свои намерения. Если бы даже мать не предложила, он все равно отправился бы встречать отца. Но поехал бы со своими людьми. Он не мог ехать с людьми, избранными матерью и под их наблюдением. Ему нужны были верные люди, на которых он мог положиться.

Именно вчера утром, когда гонец привез ему мрачные вести из Тизбона, у Самвела зародились недобрые замыслы; они постепенно видоизменялись, разрастались. Чтобы осуществить их, ему необходимы верные люди, которые были бы при нем.

Но Самвел ничего не возразил матери, когда она заявила, что сама составит для него отряд всадников; не возразил с целью не дать повода для подозрения. Но как теперь примирить две крайности, чтобы исполнить желание матери и вместе с тем осуществить свою цель? Он никак этого не мог решить. Охватив руками голову, одолеваемый тревожными мыслями, Самвел закрыл глаза…

В то же самое время его мать, лежа в такой же позе на диване, тоже размышляла…

Было совсем темно, когда Иусик со светильником в руке вышел и разбудил Самвела.

– Что такое? – спросил князь, протирая глаза.

– Какой-то поселянин просит пропустить его к тебе, – ответил юноша.

Самвел сообразил, кто это мог быть.

– Приведешь его сюда, но так, чтобы никто не видел, – сказал он.

Иусик поставил светильник и вышел.

Самвел из опочивальни перешел в приемную.

Спустя немного в сопровождении Иусика вошел Малхас. Руки у него были обнажены по локоть, волосатая грудь открыта, в руке было копье. Он лениво поклонился и встал, опираясь на копье.

Иусик удалился, думая, что господин, быть может, хочет остаться наедине с этим человеком, разбойничье лицо которого внушало ему недоверие.