23 января

«Горе от ума» Р. Туминаса.

Пошла во второй раз себя проверить. Потащила с собой маму. Спектакль идет, конечно, хуже. Азарт после таких рецензий и слухов актеры подрастеряли. Хотя важные вещи, которые мне нравились и в первый раз, нравятся и сейчас. И. Стебунов-Чацкий будет замечательный. С. Гармаш, конечно, пустился в разнос. И. Древнов абсолютно пробалтывает и проваливает сцену Репетилова. Тут требуется держать смысл, быть остраненным и при этом читать весь монолог технически виртуозно (быстро, но понятно, как в цирке). Он не делает ни того, ни другого, ни третьего.

Мама смотрела с любопытством, но осталась холодна. Семеновский с Алей после антракта сказали: «Один-ноль в твою пользу». Т. е. права я, а не Токарева, а я и забыла, что звала их в судьи. Горфункель тоже понравилось.

Римас Валере шепнул, когда тот его поздравлял: «За что они меня так? Только за то, что чужой?» Вот уж плевать с высокой колокольни. Пока кусают и хотят кусать, ты живой и сильный. Я это и Фокину говорила, и Райкину, и Панкову, и даже Димке Крымову (а себя уговорить не могу). Когда начинают в унисон хвалить, все подряд, вяло и неискренне, вот тогда надо начинать нервничать. А сейчас, они счастья своего не понимают.

24 января

«Сон в летнюю ночь» Ю. Авшарова.

Щука. Курс Ю. Погребничко. Ю. М. приглашал крайне взволнованный, потому что спектакль закрыли. Кафедра в количестве 4 человек, и каких! В. Этуш, П. Любимцев, Радик Овчинников и Ю. Нифонтов. Ну ладно, Этуш. Но эти трое! Молодые да ранние. Тоже в свое время обижаемые. А теперь что, почувствовали, что скоро им одним швейную машинку крутить? Паша совсем с ума сошел, головокружение от успехов у него появилось точно. Так безапелляционен, что страшно! На юбилее Авшарова, перед началом, почти на весь зал, стоя передо мной, во весь голос возмущался «Горем» Туминаса. Да так театрально, так грубо! А поскольку я отвечала ему тихо, со стороны это выглядело так, будто он меня отчитывал.

А спектакль у Авшарова, на самом деле, милый. Кроме меня это сказали и сам Погребничко, и В. Непомнящий, и Леня Хейфец.

В духе Театра ОКОЛО, напоминает о временах вахтанговского и турандотовского, брехтовского и любимовского «бедного театра». Смешно – что на русской сцене редко получаются комедии Шекспира. Главный прием один – всю пьесу играют будто бы ремесленники, простаки. Намек на то, что великих актеров осталось мало, и средний тоже невысок. При этом ребята всерьез и очень здорово подают текст Щепкиной-Куперник. И ритм чувствуют, и интонируют, и смысл держат. Все три пласта (волшебный, героический и прозаический) соединились, не выглядят отдельно. Смысл – на всех уровнях, фей и эльфов, королей и королев, горожан или ремесленников – насильно мил не будешь. Любовь – это дар, а назло, через силу, не заставить любить никого.

25 января

Встреча с В. Ивановым. По поводу вечера М. Рощина. Приехала Таня Бутрова (театровед, жена Рощина), пришел Жук, Пашка. Я еще раз подумала: как хорошо с этими людьми, с живыми глазами, потому что Загуменнов сидел, как рыба, не повернув головы. Что он может? Какой режиссер из него получится!? Даже главный режиссер г. Вольска, куда он намылился, из него никуда. «Молчалин наших дней», сказала про него Марго.

Володя был в ударе. Видимо, все-таки мой «сценарий» его зацепил. Во всяком случае, фонтанировал. Жук тоже был… благосклонен. Кое-что решили и кое-куда двинулись.

На секторе – скучное обмывание званий и юбилеев, первый тост выпили, а дальше не о чем говорить. Я поздравила Шахиню, Т. Никитину и Т. Никольскую с Татьяниным днем.

Весь вечер угробила на то, что говорила по телефону: про вечер Рощина, сборник, «Театр», про фигню всякую. Я так устаю от этих разговоров…

26 января

Позвонила днем Неелова. Извинилась за молчание. Ее два дня не было. Но уже поздно, я же не могла и Костю, и оператора держать на привязи всю неделю? В итоге дала ей моб. Райкина – пусть связываются и решают сами.

27 января

Хоронили В. Шумакова, замечательного хирурга, и И. Дмитриева (советский и российский артист театра и кино, 1927–2008).

Атлантида продолжает тонуть.

«Роберто Зукко», Бернар-Мария Кольтес.

Пошла во второй раз, чем явно обрадовала и Каму, и Гету. Лешке Демидову (он тоже был) понравилось. И очень. Встретила Людочку Титову (актриса театра и кино), которая мне издалека тепло и мило махала рукой (она была с дочкой Варей). Гета рассказала смешную историю про журнал «Эсквайр», для которого их с Камой фотографировали «демонстрантами».

28 января

С утра – кафедра РГГУ. Пошла посмотреть, что это за работу предложил мне Оренов. Не понравилось. С деканом не встретилась. Она, назначив мне определенное время, просила подождать еще час. В другое время я, может, и не возмутилась бы, и подождала, но меня ждали у Дашки в школе. Поэтому я ушла. А из того, что мне рассказала секретарь Володи, я поняла, что кафедра дышит на ладан. Надо доказывать необходимость ее существования, и главное – не столько читать лекции по истории театра, сколько приглашать в РГГУ всяких замечательных людей (устраивать встречи на уровне даже не факультета, а всего университета). Володя, как я понимаю, пересидел там времечко, пока ему не попалась более «хлебная» работа. Наприглашал тех, кого везде и всегда приглашает, своих друзей, типа Кима, Левитина, Геты и т. д., потом выдохся, получил то ли Челябинский ТЮЗ, то ли еще какой-то и укатил. А я опять брошена в прорыв. Что ж мне так не везет на легкие деньги?!

Говорили с Мариной Нееловой. Час, наверное. Обо всем. В частности об Александровой и Хаматовой. К Маше она относится с уважением и явной симпатией. Уверяла меня, что она не глупа. Ну, может, начиталась? Сказала, что она трудяга, и к делу настоящему относится, вникая. Чулпан мы косточки перемыли. Но она дает повод. М. с явным сарказмом – про первую артистку поколения. Я – про карьеризм, который ущербляет искренность. Про коньки говорили. Я не видела, мама моя и Ленка Сидякина говорили, что у нее это ловко получается. Но зачем? Это и Сандрик меня спросил после «Меченосца»? «Лажовое кино. А твоей Чулпан, уже знаменитой, зачем это нужно? Она же может уже выбирать, где сниматься». Она везде давно одинаковая, очень травестюшная, играет героинь, от которых герои умирают, но сексуальности – как, кстати, было у Марины – ни на грош. «Но она свое получит. Она хорошо знает, как строить карьеру», – сказала Марина. Но голосом поколения, как Марина, она не станет. Будет официально известной. И ко мне всегда так истово, но фальшиво кидается. «Вы – для меня!»

Еще Марина меня испугала тем, что вокруг нее вертится А. Жолдак. Долго рассказывал про свое историческое значение в Европе, про то, как его там ценят, про свой крутой авангардизм и про то, как он решил теперь (!) поработать с большими актерами. И пришел ее соблазнять. А она ничего не видела, не знает. Я начала было ее отговаривать. Потом одумалась. Сказала, что пусть спросит Костю, мы с ним вдвоем парились на его «Кармен» – чудовищной!!! Сказала – пусть сама посмотрит, не соглашается вслепую. Она очень смешно и язвительно его пересказывала, но я совсем не поняла, что она ему отказала. А что он ей предлагал!!? «Королева Лир» – очередная переделка классики. «Медею» Еврипида – он запросто изменит «своей» Маше Мироновой. И третье – совсем уж непонятное – «Слуга двух господ», где Марина должна играть Труффальдино. Всё – дурацкая затея. «И почему-то им всем хочется чего-то трагического» – это Марина. «Причем потом они это трагическое превращают в балаган» – это я. Она – с сожалением – хочется играть, а у кого и что? Я начала ее уговаривать что-нибудь сотворить с проверенными кадрами, Фокиным, Гинкасом, Райкиным. Она – с обидой: они живут своей жизнью, бегут, о ней не думают. Я: так надо подать сигнал, что она хочет, чтобы они о ней подумали! А она говорит, что время идет, и она это так понимает, а продолжает лежать на диване.