— Что с вами, каймакам-бей, я вижу, вы побледнели?

— Дохлому ишаку волки не страшны! — с ледяной улыбкой ответил каймакам. — Мне уже не на что надеяться.

Доктор был того же мнения и потому счел утешения напрасными, он просто сказал те слова, которые принято говорить больным, приговоренным к смерти:

— Положитесь на волю аллаха, каймакам-бей, положитесь на волю аллаха…

Когда осматривали здание уездной управы, губернатор окончательно перестал сдерживаться:

— Слушай, каймакам, как ты мог столько лет просидеть в этой мусорной яме?.. Неужто не боялся, что тебя джинн тут пристукнет? Знаешь, дорогой, а он тебя все-таки пристукнет, обязательно пристукнет! Вот увидишь, настанет день и час, когда злой джинн придет и расправится с тем, кто не боится сидеть в мусорной яме!..

И тогда Халиль Хильми-эфенди ответил:

— Да, ваше превосходительство господин губернатор, в этом можно не сомневаться. Я тоже так понимаю: пока не скатится чья-нибудь голова с плеч, проблему эту не решить… Желаю вам долгих лет жизни!..

Пораженный губернатор молча смотрел на каймакама. Впрочем, Халиль Хильми-эфенди был не менее изумлен и даже ошарашен. Если бы он не слышал собственными ушами своего голоса, то ни за что бы не поверил, что эти слова произнесли его уста.

Они стояли одни в коридоре. Сквозь обвалившийся потолок просвечивало далекое небо. Других свидетелей не было. Иначе, надо думать, губернатор не смолчал бы, теперь же они обменялись только взглядами!..

К обеду все вернулись в городскую управу и столпились вокруг стола, за которым обычно восседал председатель Решит-бей. Теперь за столом поместился губернатор, усадив справа от себя мутасаррифа, слева — каймакама. По всему было видно, что предстоит серьезный разговор. Губернатор пригласил кое-кого из именитых мужей города, стоявших посреди комнаты, занять места поближе к его столу, для чего людям, успевшим устроиться на первом плане, пришлось несколько потесниться и отступить в глубь комнаты. Заседание должно было проходить на самом высоком уровне.

Председатель управы, видимо не разобравшись в обстановке, стоял у двери и спрашивал, что лучше — подать кофе или лимонад со льдом? Но губернатор оборвал его:

— Брось ты это! Садись сюда. Поговорим…

На минуту воцарилась гнетущая тишина.

— Что же это получается, друзья мои? — заговорил губернатор. — Мы в вашем городе искали следы землетрясения, но ничего не обнаружили. Грязь, мухи, малярия — это все на месте. А вот последствий землетрясения я лично не видел… В нашем распоряжении большие суммы денег, и они все продолжают поступать… Между тем…

Он поднял глаза и уставился на председателя городской управы, который разговаривал с кем-то в дверях, и, вдруг рассердившись, закричал:

— Господин председатель! Что это такое? Вас что, мои слова не интересуют?..

— Извините, ваше превосходительство, на ваше имя срочная телеграмма, — заикаясь, пролепетал Решит-бей и, словно в доказательство, поднял над головой телеграмму с красной полосой.

— Дорогой мой, неужели не могли подождать?.. Ну ладно, давай…

Губернатор распечатал телеграмму, пробежал ее глазами, ещё раз прочитал, затем поглядел через окно на улицу и задумался. Немного погодя он задвигал бровями, сделал строгие глаза и изобразил на своем лице выражение сугубо официальное, соответствующее, видимо, тем словам, которые собирался произнести.

Наконец, упершись руками в стол, он медленно поднялся.

— Милостивые государи… Телеграмма из канцелярии внутренних покоев султанского дворца. Землетрясение в Сарыпынаре вызвало глубокую скорбь его величества. Дабы облегчить тяжкую участь подданных своих, пострадавших от землетрясения, его величество соизволил оказать милость и повелел щедрой рукой выдать из казны суммы для вспомоществования потерпевшим. Мне оказана высокая честь — я уполномочен передать вам приветствие и соболезнование его султанского величества. Прошу встать! Читаю текст телеграммы…

После торжественного оглашения телеграммы никто уже не садился.

— Через два часа соберите народ к городской управе. Как раз к началу намаза… — Губернатор отдавал приказания председателю управы и каймакаму. — Пошлите людей в мечети, сообщите в присутственные места — пусть глашатаи оповестят по кварталам. Нужно, чтобы народу было как можно больше… Пока все…

В тот же вечер, после вечерней молитвы, в дом Халил я Хильми-эфенди явился посыльный:

— Господин губернатор ждет вас в городской управе, просит явиться незамедлительно.

— Да что губернатор, сам аллах позови, и то я никуда не пойду, так как не в состоянии с места двинуться. Передай, что доктор делает мне перевязку! — закричал пришедший в ярость каймакам.

— Погоди, брат, — остановил его Ариф-бей. — Аллах позовет — беда не велика. Аллах-то все поймет… А вот ежели этот сумасброд разозлится, еще неизвестно, чем дело кончится.

— Чем кончится, тем и кончится: я сам, кажется, с ума спятил. Никуда не пойду!..

— Не пойду, не пойду! Заладил свое… А ну-ка, вставай, сейчас во всем разберемся.

У посыльного оказалась пропасть новостей. Губернатор получил из Стамбула еще одну телеграмму, после чего совсем, кажется, рехнулся. В городской управе созывается важное совещание, посыльных и привратников разослали во все концы, чтобы сообщить об этом начальникам и именитым особам.

— В таком случае и меня, значит, ищут, — сказал доктор Ариф-бей. — Давай, брат, собирайся, перевязку пока отложим.

Халиль Хильми-эфенди полагал, что телеграмма должна касаться именно его, и потому, идя по улице, ворчал:

— Разве это не насилие, брат? Хотят выгнать, пожалуйста — их воля, но вздернуть меня им не удастся… Нет!.. О господи, за какие грехи заставляешь ты больного человека с фитилем в заднице тащиться по улицам в столь поздний час?

— Ну что ты расхныкался, брат мой, прямо как малое дитя. Господь бог спасет и помилует, — утешал доктор. — Да если б было что насчет тебя, прислали бы домой официальную бумажку — и на том бы успокоились. А ты посмотри, как в городе все завертелось. В полночь совещание в управе! Не иначе как что-то стряслось…

Доктор оказался прав. Народ толпился перед ярко! освещенной управой. Все говорило о том, что в городе в эту ночь происходят чрезвычайные события. Кое-кто из вызванных на совещание — уездный казначей, попечитель вакуфных заведений, инженер Кязым и другие — уже находились в приемной и, разбившись на группы, оживленно переговаривались. Пока Халиль Хильми- эфенди с доктором раздумывали, к кому подойти, около каймакама вырос секретарь управы и сказал, что господин губернатор ждет его в канцелярии.

Губернатор уединился в канцелярии для секретного совещания с мутасаррифом Хамид-беем и Эшрефом. Завидев Халиля Хильми-эфенди, он воскликнул:

— Иди, каймакам, иди и полюбуйся на плоды рук своих, что ты обрушил на наши головы. Э-эх, и надо тебе было участвовать в этой попойке?

Как ни странно, голос и выражение лица его были вовсе не такими строгими, как следовало бы ожидать при столь страшных обвинениях… Наоборот, он даже чуть заметно улыбался.

— Садись сюда, — сказал губернатор, показывая на стоявшую рядом скамейку, — я тебе все разъясню. Сигареты у тебя найдутся? Нет? Ну, конечно, где уж там. И у мутасаррифа нет? А у тебя, Эшреф? Доставай всю пачку, не стесняйся… Может, у тебя и гашиш с морфием есть? А?.. Что, не куришь? Закуривай, приказываю тебе. Сегодня ночью нам всем такие дела расхлебывать придется, что не хочешь, а закуришь…

Губернатор прикурил от огня, поднесенного Эшрефом, жадно затянулся несколько раз, потом сильно хлопнул Халиля Хильми-эфенди по колену.

— Ты вот сегодня одну мысль высказал… Как это у тебя было?.. Да, ты сказал: чтоб разрешить эту проблему, должна голова скатиться с плеч. Так, что ли? Хвалю за дальновидность. Ты самую суть дела уловил. Но одной головой каймакама не обойдется, проблема-то важная… Сдается мне, что и до моей головы доберутся, да и мутасаррифу тоже надо быть готовым со своей расстаться. Как вы думаете, Хамид-бей? На справедливое слово обижаться нельзя. Может, ты еще не все понял, каймакам, так я тебе скажу: дело настолько осложнилось, что отвечать за него придется не тебе одному. Сегодня я передал народу султанское послание. А вечером — новое известие: из Стамбула в Сарыпынар выехала делегация, каймакам, и делегацию эту возглавляет шахзаде. Да не просто шахзаде, а его высочество Шемсеттин Эфенди [69]. Кого только нет в этой делегации — даже немецкие и английские корреспонденты… Так вот мы должны показать им трагедию Сарыпынара: разрушенные дома… раненых… Должны, понимаешь! Другого выхода из этого грандиозного скандала я не вижу…