Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Пока был виден огонь костра, Ерема шел спокойно. След, конечно, уже прилично засыпало, но все равно он ещё нормально читался, даже в ночи. Но стоило следу нырнуть в ложбину, и пропал из виду огонь, как сразу задул ветер, стало холодно, опасно и тяжело. Несмотря ни на что, Ермолай упорно продвигался. Поднялся на противоположную сторону ложбины и вновь увидел огонек своего костра — тот ещё не потух. Ерёма остановился. Идти вперед в густой холодный лес или вернуться к теплому костру? Лес, и вправду, стал густой какой-то. Шесть километров в темноте, наугад, по морозу? Следа совсем уже не видно, хоть глаза и привыкли к темноте. Помедлив, он всё же решил продолжать путь. Пройдя ещё немного, вновь потеряв из виду огонь, Ерёма совсем сник. Холод, ночь, чужая тайга навалились со всех сторон. Там, вдруг, в темноте громко треснуло дерево. «Ну, его нахуй!» — решил Ерёма и быстро развернулся обратно к костру.

Огонь ещё кое-как лизал лесину, угли ещё дышали жаром — слава Богу, костер не потух. Наломав в темпе хворост, Ермолай распалил огонь. Костер занялся. Лицом Ерёма почувствовал тепло, снял рукавицы, сбросил рюкзак, аккуратно присел на него, проверил время: 21:15. Ху! Прошел час. А сколько же он прошел? Пол километра? Ну, да — где-то так — не больше уж точно! Полчаса — полкилометра. Километр — час. Шесть километров — … По ночи! Н-да! Возвращаться — нет смысла! Не стоит. И теперь он уже точно решил ночевать. «Остаюсь — хватит бегать!»

Вытряхнув всё из рюкзака, Ермолай расстелил его поверх сосновых веток. Присел и стал разбирать пожитки. Не густо: Витькин котелок с чаем, сахаром и солью, двойной подсумок с патронами, тонкая шерстяная водолазка, пара вязаных носок, китайские перчатки, манок на рябчика (завалялся с прошлого года), полиэтиленовый куль, две пачки курева, два коробка пропарафиненных спичек, нож, моток бечевки, запасной магазин с пятью патронами, носовой платок, немного туалетной бумаги. У Робинзона Крузо и то было больше! Ну, ладно — что есть, то есть. Первым делом он снял маскхалат, куртку, свитер и одел водолазку. Потом всё снова одел сверху. После развязал ичиги, снял их, стянул бахилы, надел шерстяные носки и всё снова сверху одел. Надел китайские перчатки, взял нож, разрезал по шву полиэтиленовый куль и завернулся в него, накинув на плечи, как от дождя. Нормально, сгодится — буду устраиваться спать — так и сделаю. Снял куль и, пока, положил его в рюкзак. Туда же положил патроны, бечевку, спички и одну пачку сигарет. Остальное, он положил в карман, а в манок немножко посвистел — всё развлекуха: «Глядишь — налетит табун-табунище рябчиков — супа наварю!» Ерема улыбнулся и стал готовить чай.

А в «блиндаже» довольно тепло. Не сказать, что супер, но всё же не так, как просто у костра. Ветра, по крайней мере, если такой есть — здесь не чувствуется. Попив чайку, Ерёма «взбил» свою «постель», поверх сосновых лап постелил разрезанный куль, влез в рюкзак почти по пояс, временно положил под голову толстые свои рукавицы, обнял карабин и стал смотреть на огонь. Тихо. Только трещит и шипит костерок. «Шаманки» успокоились и приняли его, больше не пугая корявыми ветками. С неба падают снежинки, блестят, сверкают, переливаются. Вспомнилось детство. Новый год. Как в детстве в Новый год классно пахло елкой и мандаринами. Однажды он болел в Новый год. У него была большая температура, и ему казалось, что потолок наваливается на него, складки одеяла были огромными волнами моря, но когда приходил день, температура отпускала. И тогда он лежал и смотрел телевизор — новый цветной телевизор «Радуга» — «Волшебника изумрудного города» и «Красную шапочку», где Басов пел: «Травка, цветы-незабудки, мама — печет пирожки…» Его мама в то утро тоже пекла пирожки с капустой. И он навсегда сохранил в памяти блестящий дождик елки, запах мандарин, кадры из мультика, песенку Басова, вкус жареной капусты и тяжелый потолок. Снежинки блестели и бередили память.

В темноте блеснули два желтых глаза! Ерема соскочил с лежанки, вырвался из проклятого, скользкого рюкзака, схватил карабин, одновременно сняв его с предохранителя, и в полусогнутом состоянии, готовый ко всему, завертел головой! Вроде больше ничего не видно. Он быстро приподнял края шапки, чтобы открылись уши. Но тоже ничего не услышал. Попытался что-либо рассмотреть в прицел — бесполезно, мешает огонь костра. Потихоньку, он стал выпрямлять ноги и полностью разогнулся. Сердце стучало. «Что это было?! — Волки, рысь, росомаха?» Задавая себе вопросы, Ерёма стал бешено соображать, что делать. Для начала, медленно наклонившись, он взял короткую горящую хворостину и резко бросил её в темноту — туда, где были глаза. В ту же сторону направил ствол. Описав несколько пируэтов, хворостина зашипела в снегу, так никого и не осветив. Глаза тоже не сверкнули. «Если волки — дело швах!» Но откуда? Следов их он не видел. «А как ты мог видеть следы, если в загоне был один раз, а остальное время тебя на машине возили?» Но когда шел по следу, волчьих следов тоже не замечалось. «Это не значит, что их здесь нет — они могли и не пересекать оленьего следа». Если волки — дело швах — они зимой по одному не ходят! Морозы-то какие стояли! «Если их здесь много — пиздец тебе, Ерёма! Смотри, если они есть — глаза ещё заблестят. Не упусти момент! Бей не раздумывая. В любую секунду, с любой стороны из темноты может прыгнуть!» Холод прошел по спине. И Ерёма «вдавился» в блиндаж. На всякий случай проверил нож — на месте на поясе. Медленно, озираясь, он дотянулся до дров и толкнул охапку в костер. Костер немного затух, но снова стал разгораться, уже с большей силой. Никого! Глаз не видно. «Может рысь?» Рысь — хуйня! С рысью разберемся! Росомаха — поопасней будет, но тоже хуйня — один на один — справлюсь! Только бы не волки! Нет — всё тихо. Отойти бы, следы посмотреть. Но как отойдешь? Только от костра отойдешь — задерут! Блядь! — не было печали — отдохнул! «Зато не холодно!» Да пошёл ты!

Время шло, но ничего не происходило. Ерёма немного успокоился, но ещё не настолько, чтобы решиться лечь. Ещё несколько раз покидал палки в темноту — никого. Показалось? Нет, вроде — точно глаза видел. Он осторожно присел на рюкзак и посмотрел время. Час. Похоже, я заснул. Может, во сне привиделось? Нет, ну точно видел! Так, до рассвета шесть или семь часов — и что, мне всё это время на корточках сидеть? Ермолай машинально взглянул на небо — звезды. А где луна? Приподнявшись над своим укрытием, он осмотрелся. Там позади в верхушках деревьев горел белый фонарь — луна. Длинные тени сосен лежали на снегу. Волков не было. Всё тихо. Через час-полтора она будет высоко — станет светлее. Будет холодно к утру. Придется ждать. Он ещё подкинул дров, и, Бог знает как, одной рукой, закатил оставшееся бревно в костер. Во второй руке Ерёма держал карабин.

Примерно в час, Олег вышел, подбросил в костер дров, прогрел мотор, посигналил, покурил, посмотрел на небо, сделал всё необходимое перед сном и вернулся в кунг.

— Луна взошла. На небе — ни облачка, — сказал он.

— Значит, к утру придавит, — ответил Андрей. — Не повезло нашему мальчику.

— А здесь волки есть? — зачем-то спросил Олег.

— Волки везде есть, — спокойно ответил Андрей. — Вдвойне не повезло.

— Чё ты заладил: не повезло, не повезло? Волки его не тронут! — разозлился Макарыч.

— Я надеюсь, — согласился Андрей.

— Почему ты так думаешь? — спросил Олег капитана.

— Ерема сейчас наверняка костер жжет — это раз. Второе: от него за версту пахнет железом и оружейным маслом — волки его боятся как огня, …даже сильнее, — добавил капитан, сообразив, что первое и второе вдруг стали равнозначны.

— А третье? — не унимался Андрюха.

— А третье, это то, что какой смысл волкам (если они, конечно, есть!) нападать на вооруженного Ерёму, сидящего у огня, когда можно обложить раненого оленя. Кровь на следу! Безопаснее, добыча крупнее и привычнее. К тому же у него рогов нет — все пятеро самки были, а они по запаху определяют самец или самка.

19
{"b":"582561","o":1}