– Лучше отправиться туда с оружием, приготовившись к схватке, чем следующие пять лет спать с одним открытым глазом, опасаясь что нас сожгут заживо в собственном доме, и балки «Дубового шлема» раздавят наших жен и дочерей. Конунг Горм, или Рандвер, или оба сразу могут привести сюда свои корабли и достаточно воинов с копьями – и быстро с нами покончить, даже если мы будем знать, что они явились.

Его слова были встречены одобрительными криками, потому что никто не желает дурной смерти, той, что подбирается сзади.

– Я не хочу, чтобы мне перерезали горло в моей собственной постели, – сказал Асбьёрн.

– А я не позволю никому убить мою жену и детей и трахать моих слуг, пока я могу дышать, – заявил другой, по имени Фроти, и прикоснулся к молоту Тора, висевшему у него на шее.

– Давайте отправимся к конунгу и посмотрим ему в глаза, гордо выпрямив спины, готовые сражаться, – сказал ярл Харальд. – Очень скоро мы узнаем, где закончится нить этого клубка.

– В луже крови она заканчивается, господин, – ухмыльнувшись, заявил Асгот, который сидел на ближайшем бугре и перебирал руками внутренности кошки.

Он был полностью обнажен, и его жилистое тело являло собой переплетение шрамов и диковинных фигур, нарисованных на коже, а руки покраснели от крови мертвого животного. Харальд повернулся и посмотрел на него, прикрыв рукой глаза от ослепительного сияния солнца.

– Эта лужа крови находится в Авальдснесе? – спросил он.

Сигурд знал, что его отцу далеко не всегда нравится то, что говорит его годи, но он к нему прислушивался. И все остальные тоже. Сейчас они повернулись к маленькому холмику; женщины щурили заплывшие, наполненные болью глаза, спасаясь от сияния первого рассвета их вдовства. Асгот поднял что-то пурпурное и блестящее двумя пальцами, поднес к губам и сердито сказал, обращаясь к своему ярлу:

– Нет, господин. Я вижу огонь в Авальдснесе, но не кровь.

– Может быть, это погребальные костры, – предположил Сорли. – Мы убили много людей ярла Рандвера и кое-кого из тех, кто служил конунгу.

Харальд почесал подбородок, заросший бородой, и нахмурился, точно залив Скуденесхавна во время первых порывов северного ветра.

– Значит, ты думаешь, что нам следует туда отправиться и выслушать, что скажет Бифлинди?

– С медведем правильнее сразиться, чем поворачиваться к нему спиной, – ответил Асгот, и даже Улаф, похоже, с ним согласился, поскольку коротко кивнул.

– Тогда мы должны подготовиться, – сказал он. – Решить, кто останется, а кто пойдет к конунгу. Мы же не хотим вернуться и обнаружить, что рабы сбежали, прихватив с собой наше серебро.

– Или же сюда заявился Рандвер, – добавил Фроти.

Улаф взглянул на своего ярла, но Харальд смотрел на море, и его мысли блуждали где-то далеко. Может быть, он надеялся увидеть, как в гавань входит «Рейнен» или «Морской орел», как весла взмывают в воздух, словно крылья, а Слагфид, Торвард и Зигмунд стоят на носу «Рейнена» и громкими голосами рассказывают историю о своей чудесной победе тем, кто собрался на берегу… Сигурд никогда не видел отца таким, и ему это совсем не понравилось.

– Сегодня вечером приходите в медовый зал, ярл выберет, кто войдет в его отряд, – объявил Улаф.

– А что нам делать сейчас? – спросила Герхильда, вдова Аги.

На ее лице застыло мрачное выражение, но все слезы она выплакала дома, подальше от посторонних глаз.

– Собирайте камни, – сказал Харальд, продолжая смотреть на залив. – И дерево. Мы похороним моих людей в каменном корабле. Они пали, сражаясь плечом к плечу, и должны вместе войти в чертоги Одина.

– А дерево? – спросил Асбьёрн, который вытащил вошь из бороды и раздавил ее между указательным и большим пальцами.

После его слов воцарилась мертвая тишина; все смотрели на ярла, лицо которого напоминало гранитную скалу.

– Я сожгу своих сыновей, – ответил он, все еще надеясь увидеть корабли, которые никогда не придут в родную гавань.

В «Дубовом шлеме» не звучали песни и похвальба, никто не устраивал перебранок или драк, никто не возился в темных углах. Но пили все – мед тек рекой, кубки и чаши не пустели ни на мгновение. Впрочем, радости не было, и Сигурд подумал, что это очень похоже на Хеорот, чертог Хротгара, окутанный горем после хаоса, устроенного Гренделем. Казалось, все жители Скуденесхавна собрались в медовом зале ярла Харальда, все, кроме нескольких мужчин и юношей, находившихся на маяке на холме к востоку. Дышать внутри было практически нечем, и все скамьи вдоль стен скрипели под тяжестью людей, забравшихся на них, чтобы лучше видеть происходящее.

Сигурд пробился сквозь толпу и оказался перед отцом и Улафом, которые тоже стояли на скамьях в своих лучших рубахах и плащах, скрепленных брошами, с воинскими кольцами на предплечьях. Харальд даже надел на шею торк ярла – переплетенные полоски серебра, – чтобы внушить своим людям уверенность и напомнить, что о них заботится могучий воин.

Однако отсутствие стольких знакомых лиц, стольких храбрых воинов, чьи голоса уже никогда не наполнят этот зал, не осталось ни для кого незамеченным. За один день Скуденесхавн потерял пятьдесят двух мужчин; их места заняли жены и сыновья, которые смотрели на своего ярла, надеясь, что он сумеет хоть что-то спасти после страшной катастрофы, убедит их, что с ними все будет хорошо.

И тем не менее, хотя ярл Харальд и был великим воином, сейчас он превратился в волка без стаи. У него еще остались мужчины, которых он мог призвать, сильные и храбрые; но без своего первого бойца и двух старших сыновей, лучших воинов и потерянных кораблей он лишился прежнего влияния в Хаугаланде. И никакого серебра не хватило бы, чтобы прогнать мрак, воцарившийся в темном зале.

– Сколько? – спросил Свейн, дохнув ароматом меда в ухо Сигурда.

– Пятнадцать, – ответил Сигурд, который собрал всех, кого назвал его отец, и сохранил в памяти их имена, точно серебро в сундуке.

Он мог без колебаний повторить их все, хотя список, по его мнению, был неполным, поскольку он не нашел в нем своего имени.

– Фроти, Агнар, – продолжал Харальд, перекрыв шум голосов.

Оба подняли руки; этого было достаточно, чтобы они поняли, что от них требуется и какая честь им оказана, хотя Сорли пробормотал, что достаточно иметь копье и щит, чтобы тебя вызвали.

– Асбьёрн. Ты где? – Харальд кивнул, когда нашел Асбьёрна в толпе. – Ты тоже с нами.

Сигурд увидел, как в бороде Асбьёрна расплылась улыбка, когда тот взъерошил волосы своего сына; увидел он и гордость в глазах мальчика, и страх на лице его матери.

– Ты готов взять с собой Асбьёрна, у которого одна рука, а меня – нет? – спросил Сигурд, и его голос пронесся по залу, подобный килю корабля, разрезающему темную воду.

Кто-то громко выдохнул, зазвучали тихие голоса. До сих пор никто не осмелился прервать ярла, не говоря уже о том, что Сигурд нанес серьезное оскорбление Асбьёрну. Лицо Харальда, и без того темное, точно два смешавшихся течения, теперь обещало настоящую бурю.

– Асбьёрн сражался рядом со мной, когда ты был всего лишь зудом в моих чреслах, мальчик, – сказал Харальд.

Кое-кто в зале рассмеялся, но таких было немного.

– Однако именно я спас твою жизнь в сражении с ярлом Рандвером, – заявил Сигурд. – Остальные твои люди были слишком заняты тем, что умирали под ударами врага.

– Попридержи язык, Сигурд, – проворчал сидевший рядом с ним Свейн, когда медовый зал «Дубового шлема» наполнился темным ветром, поднятым столь позорным выпадом.

Глаза Харальда превратились в сверкающие наконечники копий, а сидевший рядом с ним Улаф только качал головой. Однако Сигурд выдержал взгляд отца и приготовился стоять на своем и дальше.

– Уйди, Сигурд, прежде чем ты произнесешь слова, которые нельзя будет взять назад, – пророкотал Улаф, кивнув в сторону двери. – Сейчас не самое подходящее время.

И тут Сорли повернулся к отцу и Улафу.

– Если сейчас неподходящее время, то когда наступит подходящее? – спросил он, и глаза Харальда вылезли из орбит от наглости сыновей, выступивших против него в его собственном доме, перед его воинами. – Оглянись по сторонам, отец. Что ты видишь? Лично я вижу овец, которые ждут, когда придет волк. Вижу стариков и детей там, где всего два дня назад стояли могучие и храбрые воины. Сражение с Рандвером привело к тому, что наши ряды сильно поредели, и мы присоединились бы к нашим братьям, если б не Сигурд. – Он не сдержался и кивнул Улафу. – Мой брат дал нам шанс отплатить кровью за пролитую кровь. Но сначала мы должны показать конунгу, что у нас все еще острые зубы. Пусть он знает, что у тебя осталось двое сильных сыновей, и они прикрывают тебе спину. Мы войдем в Авальдснес, как боги войны, и у Бифлинди не останется выбора, кроме как заплатить вергельд, который он нам должен. Иначе его ждет жестокая схватка.