Если бы Володя был уверен в том, что начальник лагеря приходит в свой кабинет до завтрака, то он побежал бы к ней сразу после того, как горн протрубил подъем. Но мальчик знал, что до завтрака идти к Галине Марковне рано.

Завтракал он плохо - с трудом осилил лишь бутерброд со стаканом кофе. Подташнивало даже от волнения и тревоги, мучивших Володю перед делом, на которое он решился. Но и после завтрака ему пришлось дожидаться Галину Марковну у дверей кабинета.

- Тебе чего? - спросила сухонькая, шустрая с виду начальница, ходившая в брючках и в футболке с трудно читаемой иностранной надписью, открывая дверь своего кабинета, в котором, знал Володя, был телефон.

- Можно я к вам зайду... на минуточку... - буквально пролепетал Володя срывающимся голосом.

- Ну заходи, - пригласила мальчика начальник лагеря, видя, как взволнован Володя. - Ты, между прочим, из какого отряда, как зовут? - не смогла избежать формальностей Галина Марковна, тут же усаживаясь за свой письменный стол, на котором почему-то лежал барабан с продранной кожей.

- Владимир Климов я... из десятого отряда, - отвечал Володя, волнуясь ещё сильнее оттого, что истекало драгоценное время.

- Ах, Климов! - плотоядно заулыбалась начальница, точно удивляясь, как мог "тот самый Климов" пожаловать прямо к ней на ковер. - А скажи-ка мне, Владимир Климов, почему твой воспитатель Петр Ильич второй уж раз настаивает на том, чтобы тебя немедленно из лагеря убрать? Ты не знаешь?

"Вот сволочь!" - подумал Володя о Чайковском, хотя именно сейчас, когда он решился на столь важное дело, можно было бы отнестись к сообщению начальницы вполне равнодушно. У Володи мелькнула было мысль попытаться оправдаться перед Галиной Марковной, рассказать о том, что он слышал, прячась за кустами, сделать воспитателя ещё более виноватым, чем был он сам, но Володя этого говорить не стал, а лишь сказал:

- Галина Марковна, делайте со мной что хотите, только дайте закончить одно дело... государственной важности дело. От него, быть может, жизнь многих людей зависит.

Если бы Володя взял и вынул из-за пазухи гадюку, Галина Марковна не была бы так ошеломлена, как после сообщения о деле государственной важности. Она была добрым и честным человеком, добросовестным работником, но иметь отношение к таким делам ей не приходилось, и начальница лагеря в глубине души боялась их.

- Какое же это... дело? - запинаясь, подобно Володе, спросила она, и мальчик отвечал ей так:

- А помните, к вам из управления милиции следователь приезжал, заходил ещё к вам? Так ведь он ко мне приезжал, друг это мой... работаю я на них, добавил Володя совсем уже скромно, точно открывая тайну.

Галина Марковна сняла свои очки и стала быстро-быстро протирать платочком стекла.

- И чем же я могу... вам помочь? - спросила она серьезно.

- А телефон у вас есть, по которому вы в город можете звонить. Григорий Семеныч говорил, что вы, если что, мне не откажете...

Галина Марковна, конечно, поняла всю важность Володиной просьбы, не удовлетворить которую она попросту не могла.

- Прошу, вот этот телефон, - зачем-то вставая из-за стола, показала начальница на один из телефонных аппаратов. - Единицу вначале не забудь набрать. - А потом добавила: - Мне лучше выйти?

Володя почувствовал, как у него загорелись уши то ли от удовольствия, то ли от стыда, но он сказал:

- Если вас не затруднит... дело очень серьезное...

Галина Марковна, любившая, когда ей безоговорочно подчинялись, но умевшая сама подчиняться, когда требовали обстоятельства, тихо притворила за собой дверь, и Володя трясущимся пальцем стал крутить диск аппарата.

- Алло, - пробормотал он, когда там, в городе, подняли трубку, - мне нужен Григорий Семеныч. Нет, не сын звонит, это Володя Климов, из пионерского лагеря. Я вас не разыгрываю! Придет через час? Но что же делать... - Володя помнил совет следователя не говорить по телефону о делах, но теперь, когда он услышал, что Григорий Семеныч будет на месте через час только, когда, возможно, уже поздно будет организовывать задержание преступников, он не имел права быть сдержанным.

- Послушайте! - с надрывом продолжил он, боясь, что повесят трубку. Я, Климов Володя, звоню из лагеря "Зеркальный"! Здесь на острове... в озере остров, находятся преступники, заключенные, что из лагеря бежали, с автоматом! Они ещё конвоира убили! Приезжайте скорее - они сегодня с острова уйти хотят, а может, уже ушли! Только вы все равно приезжайте! Они здесь, здесь!..

Последнее слово Володя буквально прокричал в трубку, и вдруг послышались короткие гудки, и мальчик, опешивший, не знал, что делать дальше: неужели там не поверили ему и прекратили разговор? Володя не стал звонить снова - он понял, что с ним не стали разговаривать, приняв то ли за провокатора, то ли за сумасшедшего.

Он вышел в коридор и зачем-то сказал Галине Марковне:

- Все, можете войти, - а сам побрел к лестнице, стремясь выйти из административного корпуса. Он знал, что ему делать.

Вначале сходил к дуплу за пистолетом - это заняло не больше десяти минут. Зато, чтобы найти Кошмарика, потребовалось примерно полчаса - у кочегарки помогал отцу грузить на машину угольный шлак. В сторону отвел, сказал:

- Собирайся, поплывем на остров. Я все обдумал: конечно, Мишка о зэках все придумал, чтобы глаза нам отвести и самолет обчистить самому. Поплывем сейчас, а то завтра поздно будет.

- Дело говоришь! - сразу согласился Ленька и, не обращая внимание на отцовское: "Куда?! Шкуру потом сдеру, мерзавец!" - побежал с Володей к берегу.

- Лопату и веревку не забудешь? - по-деловому коротко спросил Володя, пока Кошмарик выносил из сарая эллинга весла.

- Принесу сейчас, - отвечал Ленька, - отмыкай покамест цепь и весла в уключины ставь.

Цепь в течение минуты была снята с кольца причала, и Володя скоро уже гремел уключинами. Ленька с лопатой и мотком веревки приближался по мосткам к лодке, не замечая, что лодка тихо отплывает от причала. Остановился, раздраженно крикнул:

- Ну, хорош шалить! Назад плыви!

Но лодка почему-то к причалу не пошла, а все дальше и дальше удалялась от берега. Володя, резко отбрасывая вперед, к носу, свои плечи, налегал на весла, несшие к Ежовому острову легкую лодку, а её владелец вопил на причале:

- Ну, питерский гад! И тут меня прокатил, зараза! Да чтоб тебе Поганка башку там оторвал!

Кошмарик был уверен в том, что Володя едет к острову, чтобы завладеть сокровищем, лежащим в обломках самолета.

Но у Володи имелись намерения другие. Нужно было задержать преступников, и план его, простой, как дважды два - четыре, как конфетный фантик, заключался в следующем: он подплывает к острову, едет вдоль берега, отыскивает лодку зэков и увозит её с собой. Потом, конечно, он опять будет звонить в Ленинград, но зато в уверенности, что преступники никуда не денутся. План этот, Володя понимал, очень походил на тот, при помощи которого был задержан Дима-Олег, а значит, казался вполне надежным, верным. Продумал его Володя ночью, когда шумел дождь и выл ветер, и под аккомпанемент этих инструментов голова работала легко и даже весело.

Теперь же над гладью озера блистало солнце, украсившее воду тысячами ярких зеркалец, слепивших глаза, но Володя почти не смотрел на воду, зная, что все равно подплывет к Ежовому острову, а в каком месте это произойдет, для него было безразлично - лодка могла быть спрятана везде.

Через полчаса работы веслами он повернулся, чтобы увидеть, где находится, и поразился тому, как скоро он подплыл к острову. Его берег, поросший густым сосняком и ельником, чернел всего в ста метрах от лодки, и Володино сердце, такое спокойное прежде, бешено заколотилось.

"Да чего волноваться? Чего волноваться? - уговаривал он сам себя. Все элементарно просто и безопасно. Поплыву вдоль берега, увижу лодку, привяжу к корме - и чао! Час плыву, пять минут работаю. Ну, ну, вперед! Никто тебя не заподозрит!" И Володя ударил веслами по воде, намереваясь подплыть к самой кромке берега, - искать лодку следовало скорей не на воде, а на земле, да еще, должно быть, укрытой от посторонних глаз.