И они пошли к Большому. Дима весело болтал о том о сем, Иринка, простившая, как видно, Диме культпоход на фильм "с гадостями", уже охотно отвечала на его вопросы, смеялась, слушая истории воронежца, и смотрела на мужчину, как замечал Володя, то ли с восторгом, то ли с уважением.
"Любуйся, любуйся, дурочка! - зло думал Володя. - А вот когда он квартиру старика обчистит, плакать будешь, жалеть, что поверила улыбочке его мерзкой, языку его трепливому!" Володя уже не сомневался в том, что Дима - вор. В голове его при каждом шаге выскакивали два словечка: "Вор воронежец, вор - воронежец". Он знал, что Дима идет сейчас к Ивану Петровичу, чтобы обчистить его ночью, когда тот будет спать. И не захочет ли воронежец убить старика, если уйти тихо ему не удастся?
Холодный пот тонкой струйкой стекал у Володи между лопаток вниз и неприятно щекотал - а ведь день был жарким! Володя шел, а в голове его крутились те короткие, тихие фразы, что шептал ему на ухо Дима на сеансе. "Неужели купить меня хотел? Пистолет седельный предлагал, делился. Зачем? А затем, что я - свидетель! Он шел к Ивану Петровичу, думая, что тот один, как пень на полянке. А тут мы некстати подвернулись..."
И чем дольше думал Володя об этом, тем сильнее, крепче становилась в нем уверенность, что преступление нужно предупредить. Да, ему не очень нравился старик, особенно после того, как дал такой, как казалось Володе, скользкий ответ по поводу драки на канале. Но лишить его оружия, которым Иван Петрович дорожил, как жизнью, было бы, Володя знал, равносильно убийству.
"Что же делать, что же делать? - судорожно думал Володя. - Как спасти оружие? Вначале, конечно же, нельзя воронежцу-вору к старику попасть. Милицию позвать? Не поверят! Нужно как-то старика предупредить, убедить его, чтоб он Диму у себя не оставлял! Лучше, чтобы вовсе не пускал его, а то пустит и сразу же размякнет, как хлебный мякиш в молоке. Дима ведь своим языком-помелом любого заговорит. Нужно к деду сейчас бежать, предупредить. Но как? Дима не отпустит, заподозрит!"
Они вышли на Большой проспект, чистый и сияющий, торжественный и праздничный. Ночью прошел дождь, и сейчас деревья стояли с блестящими, словно отлакированными листьями, благоухающими свежестью.
Пошли вдоль домов, и Дима все глядел на витрины магазинов, то сетовал на товарный голод, то, наоборот, хвалил "питерские" власти за то, что "хоть откуда-то, помаленьку, да тянут, тянут для своих, а вот в Воронеже везде ну хоть шаром..."
Проходили мимо "Букиниста", и Дима вдруг заохал: как же так, такое море книг, ну как же не зайти, ведь он историк и без литературы научной, специальной не может жить, как рыба без воды. Настойчиво предложил зайти, но Володя отказался решительно. Дима просьбу повторил, но Володя снова отказал, пообещав дождаться его у входа. Дима недовольно пожал плечами, но в магазин зашел.
Едва он скрылся в темном чреве магазина, Володя торопливо зашептал Иринке, и вид его, встревоженный, испуганный, заставил Тролля слушать мальчика внимательно:
- Ира, скорее к Ивану Петровичу беги! Упроси его дверь Диме не открывать ни в коем случае! Дима - вор, это точно! Он меня сейчас купить хотел в видеотеке! Пусть в милицию заявит, отдаст кому-нибудь оружие свое, но только Диму к нему не подпускает, а то он ограбит старика, ограбит! Давай, беги! А я его задержу как-нибудь!
Иринка, слушавшая Володю поначалу хоть и внимательно, но с недоверием, под конец его длинной, немного путаной фразы смотрела на него уже с испугом, закивала:
- Да, да, я поеду, сейчас, сейчас, только... только Иван Петрович, боюсь, не поверит мне...
- Поверит! Тебе поверит! - зашептал Володя. - Скажи ему, что Дима мне сейчас сообщником быть предложил, о документе напомни! Да беги же ты! Он выйдет сейчас, и тогда все пропало - не пустит!
Тролль, поправив на крошечном носике свои тяжелые очки, кинулась к троллейбусу, подходившему как раз к остановке, и, едва двери захлопнулись за вскочившей в салон девочкой, из магазина вышел Дима, довольный, сияющий, как новенький пятак. В руке он держал книгу, которой торжествующе потряс над головой.
- Ну, я же говорил! Только в Питере, интеллигентном, с традициями, можно книжку дельную купить! Вон, смотри: "Крымская война" историка Тарле! Ценнейшее приобретение! Напрасно не пошел со мной - тебе бы посчастливилось! - И вдруг его восторг как будто корова языком слизала, Дима настороженно поискал глазами и спросил: - А где Ирина?
Володя, ещё взволнованный, промямлил:
- Да ей куда-то нужно...
- А куда? - ещё строже посмотрел на Володю Дима. - Может... на Наличную все-таки? - И вдруг вздохнул: - Э-эх, ребятки! Вы что-то от меня скрываете. Компания моя вам не нравится? Да?
- Нет, очень нравится, - соврал Володя, пугаясь Диминого взгляда. Ему было страшно стоять рядом с Димой, но нужно было во что бы то ни стало задержать воронежца, пока Иринка не успеет убедить старика отказать воронежцу в ночлеге.
- Ну все, пойдем, - хмуро скомандовал Дима, но Володя не тронулся с места. - В чем дело? - спросил Дима. - Саботаж?
И Володя вдруг заулыбался, хотя получалась у него улыбка кривой и совершенно невеселой.
- Дима, - весело сказал он, - ты вот в оружие влюблен, а стрелять, наверно, не умеешь. Всё книги, книги, а практика...
Воронежец внимательно посмотрел на Володю и усмехнулся:
- Мальчик, по-моему, ты начинаешь забываться.
Но Володю, решившего шагать напролом, не смутил строгий тон воронежца.
- Ну, почему же забываюсь. Показал бы, как ты стреляешь, а то ведь я и не поверю...
Дима даже поставил свой чемодан на землю. Он был уязвлен.
- Ладно, я покажу тебе, как я стреляю, - с улыбкой, за которой виделась угроза, согласился Дима. - Только один я стрелять не стану каждый будет стрелять по десять раз. И если ты, дружок, промажешь хоть один разочек, то исполнишь мою просьбу. В общем - играем "на раба". Договорились?
Володя криво улыбнулся. Он не знал точно, что это значит играть "на раба", но догадался: если он проиграет, то Дима потребует от него выполнения какого-то приказа и отказаться он уже не сможет. И приказ этот, Володя был уверен, касался бы оружия старика...
- Идет! - беспечно согласился Володя - сейчас нужно было потянуть время, к тому же стрелял он на самом деле хорошо, и можно было бы посоревноваться.
- Где тир? - поднял Дима чемодан.
- Здесь, недалеко.
- Идем!
Тир на самом деле был неподалеку, и через пять минут Володя уже толкнул зеленую дощатую дверь с короткой, как выстрел, надписью. В тесном полутемном помещении два маленьких мальчика, положив подбородки на ложи ружей, целились, высунув от усердия языки.
- А ну-ка, пацаны, посторонитесь, - с развязностью ковбоя подошел к барьеру Дима. - Дайте два десятка и все фигуры поднимите. Хотим, как говорится, свести с приятелем счеты.
- Понимаю, - кивнул пожилой работник тира. - Вам, может, мишеньки чистые повесить или так, в зайчишек популяете?
- В зайчишек, отец, в зайчишек, - сгреб в кучку все заряды Дима и молча отсчитал Володе десять пуль, хмуро выбрал себе ружье и, пока служитель поднимал фигуры, молча зарядил его. - Помни, - сказал он тихо Володе, - "на раба" играем, - и добавил: - Стреляем так: один раз ты, другой - я. Начинай-ка.
Володя стрелять любил, однако сейчас страх превратиться в раба этого красивого, смелого, но очень нехорошего человека делал из стрельбы не приятную забаву, а грозящую унижением необходимость. Но стрелять было нужно - он сам напросился на это соревнование.
Мушка долго бегала в прорези прицельной рамки, палец, непослушный, жесткий, как сучок, нажимал на спуск тяжело и осторожно. Но выстрел щелкнул наконец, и лев, жестяной, аляповато размалеванный, со скрежетом перескочил через преграду.
- Отлично! - похвалил Дима. - Только долго, долго целишься! Этак мы с тобой до вечера здесь будем упражняться! Быстрее нужно! Вот так!
Не опираясь локтями о барьер, стреляя на весу, Дима, вскинув ружье и скороговоркой выпалив: "Слева утка пошла!" - выстрелил, и фигурка, жалко звякнув, перевернулась.
