Как ни была вкусна сосиска, но кусок так и застрял где-то в середине Володиного горла, и мальчик был не в силах протолкнуть её. Все, что рассказывал сейчас обладатель утиного носа, рассказывалось о происшедшем вчера, и Володя, широко открыв глаза, пристально вглядывался в хитрющее, неуловимо смеющееся лицо пожирателя сосисок, пытаясь понять, кто этот человек, случайно ли он подошел к нему и зачем рассказал историю, в которой участвовал он, Володя.
- Ну и что там дальше было? - попытался сохранить невозмутимость Володя. - Итак, вы поехали за мотоциклом. Что дальше?
Мужчине, видно, понравилось самообладание Володи. Он хмыкнул, уколол вилкой шестую сосиску, наполовину отправил её в рот и, жуя, продолжал:
- Нет, первым не я за мотоциклом рванул, а та машинка, из которой мужики выходили, будто на помощь избиваемому пареньку. Долго мы так крутились по городу, - мотоцикл, я видел, от этой тачки удирал. Вот выехали за город, долго мчались по Приморскому шоссе, наконец увидел я, что тачка та мотоцикл обгоняет. Но парень на мотоцикле был не прост. Вынул из кармана пистолет да выстрелил прямо в окошко машины. Прямо, кажись, попал в водителя, потому что тачка юзом пошла направо, закрутилась и перевернулась раз пять по меньшей мере. Тут я понял, что совершилось преступление, остановил свою машину и к разбитой тачке подошел, а мотоцикл помчался дальше.
- Я не стрелял в водителя, понятно вам? - по слогам, весь превратившийся в дубовое полено от напряжения, сказал Володя, понимая, что скрываться нечего, потому что "утиный нос" для чего-то сознательно вызвал его на этот разговор.
- Э-эх, что за чудеса! - наигранно взмахнул руками с зажатыми в них вилкой и куском хлеба таинственный мужчина. - Да разве ж это ты и был там? А, вижу, на самом деле, нос у тебя маленечко расквашен. Да ты ешь, ешь, не стесняйся. - И мужчина с видом заговорщика наклонился к Володиному уху: Ты ешь, а я тебе рассказывать буду, что было, когда я к разбитой машине подошел.
Нет, Володя не мог жевать, потому что догадывался, с кем он имеет дело. Этот мужчина, несмотря на свои веселые глаза и смешной нос, все больше и больше казался Володе страшным, куда более страшным, чем даже Паук со своими телохранителями и Дима. И веселость его теперь представлялась Володе наигранной и совершенно не идущей волчьей натуре этого человека.
- Так вот, - простодушно повествовал "утиный нос", разбивая яйцо о мрамор стола, - подошел я к разбитой машине, чтобы помочь потерпевшим аварию автомобилистам, - такой у нас на дорогах закон, который вы, сударь, исполнять не желаете. Заглянул я, значит, через треснутое стекло в салон и вижу, что лежат там вповалку два человека, все в крови, но ещё живые. Пригляделся я и вижу - батюшки мои, да ведь это сам Паук, а с ним его верный помощник Юрик! Ну, думаю, сейчас я вам помогу! И в два счета монтировочкой отправил их туда, где им сейчас так хорошо, так спокойно...
- Куда же это? - заплетающимся языком спросил Володя, прекрасно понимая, однако, куда.
- Как куда? К жмурикам, понятно. А чё? ГАИ и "скорая" приедут и такое в протокол запишут: черепно-мозговая травма. Я им просто облегчил мучения. Люблю, знаешь, людям помогать. Ты-то вот не стал...
- За что вы их? - едва открывая рот, спросил Володя, даже отложивший вилку в сторону.
"Утиный нос" криво улыбнулся (теперь совсем невесело), дернул вниз замок своей куртки, резко задрал свитер вместе с рубахой, и перед Володей открылась исполосованная рубцами и язвами грудь - грудь человека, которого видел Володя на даче Паука позавчера. Раны были глубокими, ещё сочившимися, и вид их был до того отвратителен, что Володя отвернулся.
- Так это вы и есть тот самый Злой? - спросил Володя угрюмо, не глядя на мужчину, снова принявшегося за сосиски.
- Ага, он самый, - подтвердил "утиный нос". - Я, хоть и не нравится мне это имя - ну какой я Злой? Я - добрый! Вот двоим хорошим людям мучений избежать помог, а они-то совсем не так со мною обращались. - И лицо Злого внезапно приняло совершенно отталкивающее выражение, непроизвольно сделав безобразную гримасу злобы и ненависти ко всему миру.
Между тем стали подходить люди, и за столиком оказалось ещё двое человек. Продолжать начатый разговор было невозможно, и Злой, залпом выпив свой кофе, оставив несъеденными пирожки, сказал:
- А пойдем по улочке пройдемся. Там и потолкуем.
Они вышли на Большой проспект. Злой предложил Володе посидеть с ним в сквере, что был во дворе ближайшего дома, и скоро они уже сидели на скамейке, и Злой раскуривал сигарету, забавно двигая своим утиным носом.
- Ты, сударь, многих финтами ловкими обидел: Белоруса, Паука, меня вот... Думаешь, я для того в отряд ментовский поступал, чтобы ты мне вместо оригинала копию подсунул? Нет, не для того. Я только увидал забытые тобой перчатки там, в зале, как сразу у меня мысля мелькнула - нечисто дело. Злой помолчал, пососал свою цигарку и сказал со вздохом: - Не думал я, что Паук меня накроет, но я, скажу тебе безо всякой там балды, очень рад, что Паук меня захапал. Представляешь, приехал бы я в Поляндию с картиночкой поддельной? Ну, просто смех, умора! А тут все выяснилось, честь по чести... Тебя тогда увезли, а меня оставили наедине с самим собой - думали, поди, что я уж помер. Помнишь, руку мне одну развязали, когда тебя хотели на место мое усаживать. Так вот, оставили они меня, а я возьми да развяжись совсем. Охранника я Паучиного тогда маленько замочил, снял с него прикид, пистолетик его взял да и в окно. Но знаешь, что я прихватил еще? А, не знаешь! Ту картинку я с собой взял, копию, что в Эрмитаже снял, тобой повешенную.
- Зачем вам копия? - спросил Володя, недоумевая.
- Ты подожди, потом об этом. Главное, что я знал, когда ты с Пауком встречаешься, когда ты ему картинку настоящую притащишь. Вот и решил я его опередить. Приехал к рынку чуть-чуть пораньше Паука, вижу - ты стоишь, но замедлил я немного, затянул, и Паук уж с Юркой тут как тут. Видел ты меня?
- Нет, не обратил внимания. Я в другую сторону смотрел, - сказал Володя.
- Знаю, ты ждал товарищей, я ведь не дурак. Ты, брат, с виду идиот идиотом, а в серединке ещё тот финтила. Помню, как ты у Паука святошу из себя разыгрывал.
- Да не играл я там! - с обидой выкрикнул Володя, понимая, что ему следует держаться старой версии, объяснявшей утайку настоящего "Иеронима". - Я на самом деле хотел картиной потому владеть, что духом её проникся!
- Говори мне! - усмехнулся Злой и подмигнул Володе своим поросячьим глазом. - А может, и впрямь ты чокнутый? Но я ведь не доктор по психическим болезням, и мне тебя не лечить. Ты, братишка, вот что - гони-ка мне настоящую картинку, коль ты такой богобоязненный, а я тебе взамен твою копию отдам. Можешь вставлять её в рамку, ставить перед ней свечу и молиться своему "Иерониму" хоть до посинения, до шишек на лбу. Мне же сегодня нужно отправляться в далекие земли, а именно в Поляндию.
- Да, - сказал раздумчиво Володя, - я ещё тогда, ночью, слышал, что вы в Польшу уезжаете. Даже Киту с собой ехать предлагали...
- Ладно, это к делу не относится, - резко прервал Володю Злой. - Когда я получу картину? Ты, парень, знай, что я - не Паук и твои слезы для меня не дороже водопроводной водички. Хочешь остаться жив-здоров, картину мне отдай сейчас же, а нет - сделаю из тебя жмурика той же монтировкой, какой вчера я доколачивал Паука и Юрика его. Ну, где картина?
И Злой, словно подтверждая серьезность своих намерений, быстро взглянув по сторонам, вытащил из нагрудного кармана куртки нож с длинным узким лезвием, похожий на стилет, и прижал его острие к животу Володи. При этом он заслонял нож от возможных свидетелей большой спортивной сумкой, которую держал на коленях. Володя тут же вспотел, потому что ощутил, как кончик ножа, острый, словно шило, уткнулся в его живот. Поднажми Злой ещё немного - и лезвие... Нет, Володя, разумеется, этого допустить не мог, а потому заверещал жалобным голосом, начав к тому же слегка икать:
