Нет, Кошмарик не выпучил глаза. Он только посмотрел на гостя с тихим сожалением, как смотрят взрослые на глупую, но не опасную выходку ребенка.
- У тебя, наверно, шарманка перегрелась, а? - с сочувствием спросил Кошмарик. - За пол-лимона зеленых я тебе куплю весь Кузнечный рынок с товаром и продавцами. Здание мне отдадут в придачу.
- Но эта картина за границей стоит именно столько, я твердо знаю.
Кошмарик растянул губы в дурашливой, но вместе с тем язвительной улыбке:
- Вот и чеши за границу продавать ее! Заодно от корешей своих сховаешься! А впрочем, ладно. Ты - продавец и имеешь право за свой товар любую цену назначать. Только где ты такого дурака найдешь, чтобы за картину, пусть даже из Эрмитажа твоего, пол-лимона смог отвесить? Мне она и за тонну деревянных не нужна. Я вон медведей своих люблю...
- Найдутся любители, - недовольно проворчал Володя, уязвленный насмешкой Кошмарика.
Мальчики помолчали, а потом Кошмарик, поковыряв в своем большом, лопушистом ухе, озадаченно сказал:
- А все ж, не могу раскумекать, отчего твоя мамаша от вас ушла? Может, бил её батька крепко?
- Нет, совсем не бил, - замотал головой Володя.
- Ну, наверно, потому и ушла, что не бил, - вынес заключение Кошмарик. - Мой вот папка мамку, чуть напьется, лупит крепко, а она все живет с ним, на сторону не дергается. Эх, не пойму я этих баб! Все у них кувырком в голове, наперекосяк.
- Пожалуй, - тяжело вздохнув, искренне согласился с Кошмариком Володя.
Еще помолчали, и теперь спросил Володя:
- А тебя почему здесь Моргом все зовут, Кошмарик? Это чтобы пострашнее было?
- Ну, может и потому тоже, - провел Кошмарик тыльной частью ладони по своему стерляжьему носику. - А в общем, потому, что "калики-моргалики" я часто говорю теперь, а не "кошмарики". Ты меня Кошмариком теперь не называй. Я - Морг, и баста! Ну да это все фигня, ты говори, мой план тебе годится? Не бойся, много за подмогу не возьму. Я тебе решил помочь благотворительности ради...
План, предложенный Кошмариком-Моргом, был прост и даже примитивен, как кувалда, но в нем для Володи на самом деле сейчас виделась надежда. "Ну что ж, пусть изобьют они меня потом, пусть даже пытать станут! Что я могу поделать? Налетели хулиганы, отобрали то, что я хотел отдать моим хозяевам, они все это видели, да и дело с концом - отвяжутся! Зато я стану обладателем "Иеронима", найду покупателя и сплавлю картину за границу за полмиллиона зеленых, не меньше! И тогда уже мне море по колено..."
- Да, план твой вполне годится, - твердо сказал Володя. - Давай заново прокрутим все по порядку.
ГЛАВА 14
О ЧЕМ НЕ ЗНАЛ БЕЛОРУС, КОГДА ТОРГОВАЛСЯ С ВОЛОДЕЙ
Как ни уговаривал "отец" и вождь облагодетельствованных промокашек Володю остаться в его коммуне хотя бы на ночь, мальчик поспешил домой, чтобы до прихода отца навести порядок в разоренной бандитами квартире. На самом деле, не встретив дома отца, Володя благодарил судьбу за то, что она подарила ему возможность ликвидировать следы разгрома.
Когда отец пришел, Володя сидел в своей комнате за письменным столом, усердно делая вид, что учит уроки.
- Ну и как ночные съемки? - очень серьезно спросил отец. - Не устал?
- Да что ты! - с кислой улыбкой отвечал Володя. - Все было очень интересно, ты представить не можешь.
- Ну, ну, - как-то странно отреагировал отец. - А вчера вечером звонила мать и очень хотела поговорить с тобой о чем-то серьезном. Она будет звонить сегодня.
У Володи забилось сердце. Ведь с матерью ему нужно было бы договориться о встрече ещё сегодня днем. Возможно, завтра уже будет поздно. И Володя с нетерпением стал ждать звонка. И мама позвонила.
- Я буду у тебя в институте завтра в одиннадцать часов утра, - не слушая, что скажет мать, сразу заявил Володя. - Очень важный разговор. Ты будешь ждать меня? Вот и прекрасно, - и повесил трубку.
Спать он лег очень рано, но заснуть быстро Володе не удалось. То и дело из омута памяти всплывали лица бандитов, их угрозы, вспоминался привязанный к креслу человек с рубцами на теле и опущенной на грудь головой. Вдруг внезапно из-за поворота памяти выруливал на своем рычащем "коньке" Кошмарик и, сверкая кнопками на кожанке, кричал: "А ну, калики-моргалики, пити-мити! Гоните скорее бабки, а то всех вас облагодетельствую, кенты еловые!" И Володя думал сквозь слезы: "Ну зачем я ввязался в эту историю! Ходил бы себе в школу, встречался бы по вечерам с Иринкой, бегал бы с ней в кино и там, в темном зале, сидел бы, держа её руку в своей руке. А теперь уже никогда, никогда я не позволю себе взять её руку! Просто не смогу!" Но тут же в его душе из какого-то крошечного семечка вырастал безобразный злой урод, кричавший Володе: "Да и черт с ней, с этой монашкой! Скоро ты будешь так богат, что перед тобой будут ходить на цырлах все девочки города, страны! Ты станешь властелином Вселенной!" И все Володины тревоги утихали, и хотелось лишь одного - поскорее завладеть "Святым Иеронимом".
В школу Володя, понятно, не пошел. Ровно в одиннадцать он вышел на набережную Невы, серую, не льдистую, приблизился к красивому особняку, где помещался Институт археологии, и с трудом потянул на себя тяжелые дубовые двери. Раньше Володя мечтал стать археологом, чтобы ездить в экспедиции, на раскопки древних городов, а поэтому завидовал своей маме. Но теперь, проходя по коридорам института, где не раз бывал, он смотрел на выставленные здесь амфоры, обломки древних капителей, каменных саркофагов и удивлялся: "Да как же мне могла раньше нравиться вся эта дрянь? Для чего выставили здесь все эти ненужные, некрасивые, склеенные из кусков вещи? По-моему, люди, работающие здесь, просто спятили, если им нравится ковыряться во всем этом старом, уродливом барахле. Ну что от него проку?"
Он уверенно разыскал комнату, в которой обычно сидела мама, отворил дверь и сразу же увидел её, удивительно помолодевшую, с короткой стрижкой, очень идущей ей, в новом, неизвестном Володе платье и благоухающую дивными духами, в которых Володя тут же узнал запах, уловленный им прошлой ночью в квартире Белоруса. В комнате, за столом, находился ещё один археолог грузный бородатый мужчина в очках, сразу же поднявшийся, едва вошел Володя, и поспешно удалившийся из комнаты, пробормотав что-то невразумительное, и мальчик понял, что у мамы с этим типом была договоренность.
Едва бородач вышел, мама жарко прижала Володю к груди, несколько раз поцеловала в лицо, взъерошила ему волосы и жадно посмотрела в его глаза, словно не могла поверить в то, что снова обнимает своего сына. Ее глаза искрились слезами, и Володя едва не разревелся, потому что ему захотелось никогда больше не расставаться с мамой, так любившей его. Но оставаться с мамой без отца он не мог - он ведь и пришел сюда только затем, чтобы соединить их вместе снова, - а поэтому, чтобы не заплакать и не испортить все дело, освободился из объятий матери и, не спрашивая разрешения, развязно плюхнулся на стул рядом со столом, на котором лежали какие-то черепки.
- Ну и что важного ты хотела сообщить мне? - почти что нагло спросил Володя. - Может, ты хочешь предложить мне получить высшее образование где-нибудь в Оксфорде или в Болонье?
Володя видел, что красивые брови мамы медленно поднялись вверх, а глаза округлились, и ему было забавно видеть это. Он почувствовал, что попал в самую точку.
- Что, я прав? - насмешливо посмотрел он на мать. - А ты можешь поверить в то, что я совсем недавно, ну, после того, как ты ушла, внезапно обрел способности телепатировать и теперь могу читать мысли тех, кто со мной говорит. Меня осматривали специалисты, и все они признали, что такое бывает с теми, кто испытал сильное нервное потрясение. А ведь я его испытал, и мой папа тоже его испытал, только он не стал телепатом, а я стал...
Володя внимательно смотрел на мать и видел, как мучается она, и сейчас ему доставляло особое удовольствие продлить эти мучения.
- Вот я закрываю глаза, - и Володя на самом деле прикрыл глаза ладонью, а другую руку вытянул вперед, - и вхожу в одну комнату. Что это посреди ее? Да, да, это мольберт, закрытый легким покрывалом. Как я хочу отбросить это покрывало, чтобы взглянуть на картину, укрепленную на мольберте. Да, вот оно отброшено в сторону, и я вижу на полотне портрет молодой женщины, полунагой женщины. О, это очень красивая женщина! А ещё рядом с диваном я вижу красивые туфли, турецкие туфли, расшитые шелком. Чьи же это туфли? О, я знаю...
