Но ничего подобного, к сожалению, не произошло. Сестрёнку мою назвали Лена, она подросла и стала кошмаром моей бывшей спокойной жизни.

Что Лена хотела, то мне и надо было делать. Лена захотела, чтобы я был её сестрой. Мама с радостью купила мне девчачьи платья, шорты, блузки. Я наряжалась в них без протестов, всё же я была девочкой. Иногда. Но Лена не хотела ждать, когда я буду девочкой. Когда я объяснил, как это происходит, чтобы договориться, она быстро всё уяснила, и начала требовать, чтобы я одевался девочкой, когда я мальчик, и наоборот.

Я не сопротивлялся, негодуя в душе: неужели нельзя пойти мне навстречу? Я же не против! Сказать это я боялся, потому что Ленка обещала пожаловаться родителям. Я боялся собственных родителей. Папа уже брезговал мною, называл меня существом, или «оно». Вот ремня дать не брезговал, причём, не стесняясь снять с меня штаны. Ленке показывал. Думал, так меня пронять. Но я не из стеснительных, хотя детский сад и остался в кошмарном далеке, я ещё помнил, как меня рассматривали такие девочки. Пусть смотрят, мне не жалко.

Только Ленка оказалась не промах. Она повторяла издевательские прозвища, которыми меня награждал папа. Мама не защищала меня. Говорила, что сам виноват.

Я покорно сносил всё это, привык, что ли? Бьют, значит, любят. Моя покорность, по-моему, ещё более злила моих родителей. Они надеялись вывести меня из равновесия, и, наконец, определиться, кем мне быть. Но я уже не поддерживал разговоров на эти темы.

Мы очень сдружились со своей сестрёнкой, что внутри меня и, если в детстве ещё ругались, то теперь полюбили друг друга.

Как я уже говорил, учился я хорошо, почти на отлично, как ни старалась Ленка мне помешать. Тут родители были на моей стороне, укрощали злую девочку.

Ко всему можно привыкнуть, если бы к нам в класс не пришёл второгодник Тютюнов, по прозвищу Тютя. Сначала он привязался к Захарке, тому самому уроду, моему последнему другу. Я вступился, и тогда мои бывшие друзья сказали Тюте, что я наполовину девочка.

- Да ты что! – восхитился Тютя, с интересом рассматривая меня.

С этого дня Тютя никого не задевал, встречаясь со мной, ласково улыбался.

Недолго я был в недоумении. Оказывается, всё это время он договаривался с ребятами, чтобы не случилось осечки…

И вот, в один, никак, для меня, не прекрасный день, меня завели на пустырь.

Ребята беззлобно шутили, а я видел, как блестят их глаза, как дрожат их руки. Кстати, девчонки тоже были. Если бы я знал, что меня ожидает, я, наверно, сбежал бы. Знал бы, где упасть…

Хотя, подловили бы в другой раз.

Словом, привели меня на пустырь, скопом набросились, и я, не успев удивиться, оказался совершенно голым и распятым на траве. Меня держали за ноги и за руки по двое.

Тютя подошёл, расстегнул ширинку и достал свой аппарат. Потом встал передо мной на колени.

Наступила мёртвая тишина. Все смотрели на Тютю с его напрягшимся стволом.

В этой тишине я спокойно сказал, пожалев плачущую сестру:

- Давай, Тютя, приступай. Только после, вам придётся меня убить, иначе сдам вас всех за групповое изнасилование, включая девчонок.

- Мы - то здесь причём?! – возмутились девчонки.

- Сообщницы! – пояснил я. Между прочим, я читал уголовный кодекс.

Тютя сплюнул: - Вот гад! Такой кайф обломал!

Он встал, и своим ботинком врезал мне между ног. Не знаю, почему, но у меня хлынула кровь.

Откуда-то изнутри.

Ребята тоже собрались, и, разочарованные неудавшимся действом, разошлись, оставив меня истекать кровью.

Может, мне повезло бы остаться там, но прибежал Захарка, ничего не говоря, разделся, стянул с себя майку и затолкал её мне между ног.

- Держи! – крикнул он, помогая мне сесть, - Подожди, сейчас сбегаю в аптеку!

- Захарка! Ты бы оделся! – сумел выдавить я из себя. Смотреть на голого Захарку без слёз было невозможно. Захарка натянул рубашку, убежал.

Вернулся он нескоро, но я так и не решился встать с места.

Как ни странно, принёс Захарка прокладки, тампоны, назначение которых я ещё не знал, да и не знаю, честно говоря, перекись водорода, йод, вату и бинты. Что он собирался бинтовать?

Захарка принялся врачевать мою рану…

Он снова уложил меня на мою одежду, промыл мне рану, отчего я чуть не завопил, обработал кусачим йодом, и заткнул тампоном.

Я бы знать не знал, как это всё сделать, хоть и наполовину девочка, а вот Захарка сумел.

Потом он признался, что от страха за мою жизнь, ну и ещё мама у него медсестра, и Захарка иногда дежурит с ней в больнице. Захарку там никто не стесняется.

Немного отдохнув, я, с помощью Захарки, оделся, добрался до дома. Ничего никому не сказал.

Захарка просветил меня, что надо будет делать, я последовал его совету, заворачивая окровавленные предметы в газету. Так я избежал ненужных вопросов.

Так почему я оказался здесь? С петлёй на шее? Папа сказал мне сегодня, что завтра поведёт меня в частную клинику, где не нужно согласие ребёнка и обоих родителей. Папа уже заплатил первый немаленький взнос, и завтра мне надо идти на обследование.

Внутри у меня всё сжалось, сестрёнка заплакала навзрыд. Я успокоил её, как мог, потом залез в компьютер, отыскал этот сайт, на который выходил ранее, и мы решились. Всё равно, даже если сделают операцию, отношение ко мне не изменится. Родители уже привыкли видеть во мне козла отпущения. Я не думал о том, что когда - нибудь я вырасту, смогу жить без них. Я хочу счастливо жить сейчас. А если жить нельзя, значит, надо умереть!»

Мне показалось, что кто-то рядом ходит, подкрадывается ко мне. Я резко повернулся, и сорвался с балки...

Схватившись за верёвку, я пытался удержаться, болтая ногами в поисках опоры, но руки скользили, а под ногами была пустота. Петля затягивалась на моей шее. Через секунду я потерял сознание.

Медленно я приходил в себя. Сквозь кровавую пелену я с трудом увидел кого-то, кто внимательно смотрел на меня. Я дышал, хотя было больно, видел, хотя в висках бухали молотки.

- Ну, ты как? – спросил меня кто-то.

- Нормально… - просипел я, когда кровавая пелена рассеялась.

Передо мной, на корточках, сидел мальчишка, внимательно меня рассматривая.

- Зачем ты в петлю полез? – поинтересовался он. Я махнул рукой, отворачиваясь.

- На сайте нашёл? – не отставал мальчик. Я пригляделся. Мальчик был, наверно, моего возраста, может, постарше на год.

- Ну и нашёл, - прохрипел я, - чего ты влез, что тебе надо?

Мальчик хмыкнул:

- Благодарности от тебя я не ждал, но и хамства, тоже.

- Ладно, извини, - пробормотал я.

- Ты мне можешь объяснить?

- Могу, - согласился я, - только тебе будет неприятно.

- Согласен, от радости в петлю не лезут. Кстати, ты не откажешь мне, если я попрошу на память твой галстук? Говорят, счастье приносит.

Я нащупал на шее петлю, растянул и снял, с удивлением увидев, что верёвка обрезана. Как же он меня вытащил?

- Нелегко было, - согласился мальчик, сматывая петлю и засовывая в свой рюкзачок, - Позволь узнать твоё имя?

- Сашка… - горло всё ещё болело.

- Женька, - представился мальчик.

- Жень, смотай, пожалуйста, верёвку. Если уж не повесился, надо вернуть маме.

- У тебя есть мама?

- У меня есть и папа, и сестра.

- Так какого же чёрта…

Я, с трудом, поднялся. Что мне терять? Мой спаситель должен знать! Я снял трусы и показал, что меня сюда привело.

Женька смотрел с загоревшимися глазами:

- Какой ты счастливый, Сашка! У тебя есть выбор!

- У меня нет выбора! – сказал я, начиная одеваться.

- Как это? – не понял Женька.

- Потом, как нибудь… - засмущался я. Наготы тела я не стеснялся, а вот наготы души… - А почему ты сказал про выбор?

- Потому что у меня нет выбора.

- Какой тебе ещё нужен выбор? – удивился я, - Ты мальчик, да ещё очень симпатичный. Что тебе ещё?

- Ты был со мной откровенен, я буду тоже.