Верные товарищеские и теплые дружеские отношения между ними сохранились на всю их жизнь. Когда Ивану Павловичу в 1963 году предложили пост Предсовмина Украины, он приехал к нам домой посоветоваться. Мы тогда жили на Октябрьском поле. К нам во двор, вызвав фурор соседей, приплыла Чайка и пассажир пошел к нам. Они с папой уютно расположились, поставив перед собой бутылочку. Казанец жаловался, что всю свою жизнь он занимался только металлургией, а тут придется больше заниматься и сельским хозяйством и многими другими незнакомыми вопросами. Конечно, мы с мамой не спали, у нас же была только одна комната.

Помню, уже глубокой ночью отец подвел черту: – Иван, ты коммунист! Партия сочла тебя достойным! Ты должен принять приглашение и работать, чтобы оправдать доверие!

Иван Павлович пережил отца больше чем на 20 лет и умер только в феврале 2013года.

Ещё в 1944 году, во время Великой Отечественной войны, отец был направлен в Главное Разведывательное управление СССР и, после определенной подготовки, в марте 1946 года, был направлен на работу, под прикрытием, старшим инженером Торгпредства СССР в Лондон. Одновременно он был назначен Парторгом ЦК КПСС в Торгпредстве (оказывается, была и такая должность).

Поскольку я был рожден только в 1944 г., многого из той поездки, длившейся до июля 1951 г., не помню. Остались только отрывочные, наиболее яркие воспоминания. Жили мы в нескольких кварталах от Торгпредства, у входа в большой парк в обычном многоквартирном доме, в котором, помимо англичан, жила и семья Леонида Седова – тоже сотрудника Торгпредства. Тогда этот дом казался очень современным и большим, чуть ли не небоскребом, и рядом с ним проходила железная дорога и находилась сортировочная станция, на которой все время суетились маневровые паровозы.

Я очень любил стоять во дворе между домом и насыпью железной дороги, когда проходил поезд, и смотреть в это время на небо, на движущиеся облака. Создавалось впечатление, что дом со стуком по рельсам куда-то плывет, может, домой, где жили все мои дедушки и бабушки, которых я и не помнил, но о которых постоянно слышал от родителей.

В 1981г., находясь в командировке в Лондоне, я нашел этот дом: оказалось, что это достаточно обветшалый четырехэтажный дом. Разочарование, тем не менее, не стерло детских впечатлений.

Отец с матерью, как и большинство родителей в других семьях, почти все время работали (мама была секретарем в представительстве Балтийского пароходства, руководителем которого был большой друг семьи Вениамин Бритарев). До 5 лет, до рождения брата, у меня зимой была английская няня, которая, не зная ни слова по-русски, вынуждала меня говорить с ней только по-английски и, таким образом, выучить английский (как оказалось -простонародный язык – кокни).

Летом же дети с матерями выезжали на дачу – замок, который один из английских лордов подарил Торгпредству после смерти его сына, в благодарность как российским морякам, спасшим его с подбитого фашистами под Мурманском конвоя, так и медперсоналу, сделавшим всё возможное для его спасения от многочисленных ран и переохлаждения. Старинный замок и, особенно, прилегающая территория с лесами, полями, озером, заросшим диким бамбуком, огромными розариями, огромные количества диких кроликов, выходящих попастись на лугах и от резкого звука убегающих в лес, что создавало впечатление разделения луга на зеленую и серо-коричневую части– это осталось в памяти навсегда.

Так же остались в памяти и сохранилась любовь к проведению совместных мероприятий: коллективные поездки на дачу на выходные и праздничные дни – автобусы, заполненные возбужденными радостными людьми, песни русские народные, революционные и, конечно, военные, общие пикники с бутербродами и термосами, спортом и веселыми шутками. Мои родители, выходцы с Украины, имевшие хороший слух и очень приятные голоса, были заводилами во всех этих компаниях и сохранили дружбу со многими коллегами по работе в Англии на всю жизнь: Бритаревы, Волковы, Орловы, Седовы, Тарасовы и другие.

Летом 48 года на даче со мной произошел случай, имевший значение в моей дальнейшей жизни: может быть, впервые вырвавшись из-под опеки кого-то из взрослых, я пошел исследовать территорию, прилегающую к замку. Пройдя по поляне перед ним, я подошел к огражденной террасе и внизу, под стеной, на 4-5 метров ниже моего уровня увидел красочный благоухающий розарий, в котором с криком и визгом носились наши девчонки. Я попросился к ним в компанию и спросил, как они спустились вниз.

– Мы спрыгнули со стены.

Я, не задумываясь, спрыгнул с террасы и … потерял сознание. Когда я очнулся, рядом никого не было: девочки, испугавшись моего состояния, бросились искать взрослых на помощь.

Слава богу, серьезных травм не было, но испугавшись своего непонятного, ранее не испытанного состояния я, как это ни стыдно, обделался. До прихода взрослых я успел снять испачканное белье и привести себя, более ни менее, в божеское состояние. Однако, от пережитого испуга … я стал заикаться, что в той или иной степени продолжалось много лет.

Когда мне исполнилось 5 лет, и у меня появился брат, родители отдали меня в подготовительный класс известной частной английской гимназии. Они очень хотели, чтобы я закрепил знания английского языка на новом, не кокни уровне. В этой же гимназии, но в старшей группе, учился и будущий переводчик Брежнева – Суходрев. До сих пор помню, как мне, к тому же заикавшемуся, было неуютно в чужой обстановке, в окружении достаточно снобистских мальчишек-англичан, а мои стремления общаться с Суходревом он резко пресекал: ему хотелось общаться со сверстниками, а не с каким-то малолеткой.

Обучение в младших классах вели монашки какого-то ордена. Ежедневно занятия начинались с распевания молитв, которых я не знал и не хотел учить (Отец, согласившись со мной, рекомендовал мне под ту же мелодию мурлыкать тары-бары-растобары

К счастью для меня, обучение в этой гимназии длилось не очень долго: На одном из уроков рисования я был вызван к доске, нарисовать корабль. Полный усердия и гордости за страну я нарисовал не только корабль, но и старательно нарисовал красный флаг и вывел его имя: POTEMKIN.

Реакция последовала незамедлительно: … до конца урока я был поставлен на колени на горох (в то время в английских школах еще были разрешены физические наказания учеников). На следующий же день отец забрал мои документы из гимназии и моё обучение в Англии навсегда закончилось, но боль и стыд от стояния на коленях на горохе еще долгое время преследовали меня во снах и, к сожалению, также не способствовали моему излечению от заикания.

Когда в разных изданиях, в СМИ и т.п. пишут и говорят о туманном Альбионе, смогах в Лондоне и других городах Великобритании, то мало кто представляет, что на самом деле представляет собой этот смог.

Помню, однажды мы с родителями были в Торгпредстве на каком-то мероприятии. Решив пойти домой, мы не узнали окружающую нас местность: всё вокруг было залито, как бы, молоком с запахом железнодорожной копоти, видимость не позволяла увидеть не только кистей рук, но даже и локтей. Фонари ничего не освещали, и их самих не было видно. Полицейский, дежуривший у входа в Торгпредство, сказал нам, когда мы ощупью на него наткнулись, что хозяева домов и дворники натянули между фонарными столбами веревки, по которым нам и следовало идти.