– Тут нет его комнаты, – дирижер опять наткнулся на взгляд девушки и засмеялся. – Ладно, есть комната, и я вам ее не показал, потому что это неинтересно. Мы прошли мимо. Хотите посмотреть?

– Да.

– Тогда я вас не познакомлю с солистами.

– Хорошо…

Полина быстро допила чай, и они вернулись в служебные помещения. Комната была далековато. Они прошли два длинных коридора и поднялись по лестнице на второй этаж. Наконец они остановились у деревянной двери. На ней был наклеен стикер – череп и скрещенные кости. Полина вспомнила эту дверь. Она тогда подумала, что за дверью что-то вроде электрических щитов. Спиноза достал из кармана ключ, открыл дверь, включил свет. То, что у дирижера был с собой ключ именно от этой комнаты, Полина записала в памяти. Девушка вошла. Комната была небольшой. Вид ее впечатлял. На полу лежала огромная черная шкура – наверное, медвежья, стены были покрашены желтой краской и на них были большие серые потертости. Еще был странный запах. С одной стороны – неприятный, с другой – дурманящий. Скорей всего так пахла шкура. Окон в комнате не было.

Спиноза быстро закрыл дверь на замок и подошел к девушке.

– Не боитесь задохнуться? – спросил он и взял Полину за руку.

– Странный запах.

– Это запах страсти. Колдовской запах. Перед ним невозможно устоять. Дышите глубже. Чувствуете дрожь по коже? И знаете, что произойдет дальше? Минут 5 подышите, потом скинете с себя всю одежду, ляжете на пол, раздвинете ноги и будете стонать от ожидания, пока кто-нибудь сжалится над вами.

Полина испуганно вырвала свою руку и посмотрела на дирижера.

– Вы очень соблазнительны. Дон Жуан, встретив вас, выл бы на луну. Он высосал бы из вас всю плоть до по последней капельки пота. – Дирижер махнул правой рукой и огромной ладонью чуть касаясь, провел по телу девушки сверху вниз. – Мы остаемся?

– Уходим, – поперхнувшись собственным голосом, выдавила Полина и с трудом повернувшись, пошла к двери. Дверь была заперта. Девушка почувствовала страх, но дирижер тут же щелкнул ключом в замочной скважине. Они снова оказались в коридоре.

– Идем на сцену? – спросил Спиноза, как ни в чем не бывало. Полина посмотрела на него. Внезапное оцепенение отпустило. Девушка потрясла головой.

– Что это было? – спросила она с улыбкой.

– Обыкновенный обман. Я сказал вам, что это неинтересно, а это очень интересно.

– А чем пахло? Какой-то афродизиак?

– Зацепило?

– Если честно, да. Даже очень. Я испугалась.

– Меня испугались? Или себя?

– Обоих, – сказала Полина и засмеялась. Спиноза тоже засмеялся. Они шли по коридору. Навстречу им попалось пару рабочих сцены, с которыми дирижер уже знакомил девушку. Наваждение окончательно ушло.

– И как же ваш алкаш лечит? – спросила Полина. – С помощью сексуальных извращений?

– Единственное сексуальное извращение – это благочестивое супружеское тыканье по воскресеньям.

– Вы не ответили, – сказала девушка.

– Этот аромат следствие чуда, а не его причина.

– Чудо? Алкаш делает чудеса.

– Да. Прошлый раз он излечил 50-летнюю женщину на 4-й стадии рака. Ее уже в хоспис врач отправил умирать, а она через месяц пришла к нему жива-целехонька и показала ему средний палец.

– Не может быть, – удивилась Полина.

– Чистая правда. Показала средний палец. Нет, что бы чисто по-русски спеть матерную частушку. Проклятый Голливуд.

– Я про рак. Вы знаете, как он это делает?

– Знаю. Это занимательная история. Рассказать?

– Конечно.

– Только одну минуту.

Спиноза поднял палец вверх. Они шли в полумраке мимо чего-то огромного. Дирижер резко ускорился. Что бы не отставать Полине пришлось семенить, почти бежать. Впереди появился свет. Через несколько мгновений они выбежали на сцену. Перед ними открылся огромный зал с партером, амфитеатром, бельэтажем и балконами. Ни на сцене, ни в зале никого не было. У девушки перехватило дух. Она прошла в центр сцены и остановилась. Дирижер подбежал к ней.

– А теперь представьте, что ни одного свободного места и вы дон Эльвира. Начинайте. Ah! chi mi dice mai quel barbaro dov'è (Ах, если б мне сказали, где подлый человек! (ит.))

– Ah! chi mi dice … – шутя, попробовала спеть Полина. Она сфальшивила и засмеялась, – Хорошо, что у меня нет голоса.

– Не для слушателей. Так рассказывать занимательную историю?

– Да. Только не здесь.

– Почему? Именно здесь, – дирижер, размахивая руками, галантно поставил перед ней реквизитный стул а-ля 17 век. – Садитесь, сеньора.

– Но нас могут услышать, – сказала Полина, послушно садясь на стул.

– Не только услышать, но и сжечь на костре. Не бойтесь, сеньора. Всегда можно снять маски и сказать, что это были не мы. Вы готовы?

– Да.

Спиноза встал перед девушкой и махнул руками, как дирижер.

– Буду краток, что бы не подавится вашей зевотой, – начал рассказ Спиноза.– У Игната, того алкаша, как вы выразились, однажды был приступ алкогольного делирия, то есть белой горячки. Чуть в психушку его не отправили. Ему тогда привиделся черт женского рода. Она была без рогов и хвоста. На ней было цветное платье с шёлковой накидкой. Накидка развевалась на ветру, как крылья. Звали чертяку Игната. Наш алкоголик сразу же влюбился. Игната ответила взаимностью. Она взяла его с собой, что бы показать прекрасный ад, в котором она обитает. Ад действительно был прекрасным. Они бегали по вересковым пустошам, пили водку на сервированных столиках и любовь-любовь-любовь. А наяву Игнат чуть из окна не выпрыгнул в одних носках. Его связали, откачали и отпустили. Пришел он домой к супруге и детям. Опять потянулись будни, но гложет его тоска, скучает он по своей Игнате. Думает, неужто это был всего лишь бред? Как теперь без нее жить? Стал он опять пить, однажды ввязался в драку и получил ножом в живот. Лежит на снегу в луже крови, умирает, никого вокруг, снежинки на лицо ложатся. А он думает об одном – на том свете встретит он ее или нет, придет ли она за ним. И она пришла. Он радуется, как ребенок. Она радуется, как ребенок. Два очень плохих ребенка. Но с собой она его не взяла. Игната только коснулась его живота, поцеловала и исчезла. А он встал и пошел домой. Демониха исцелила его – была дыра в животе и, чупых, нет ее. И никаких последствий, так царапка только. А он не знает радоваться или нет. Очень уж хотелось с ней воссоединиться. Приходит домой, а его вещи стоят на пороге. У супруги терпение кончилось. Взял он сумку и пошел, куда глаза глядят. Идет вдоль дороги, смотрит мужика машина сбила, лежит мужик труп трупом, а прохожие решают звонить в Скорую или смысла уже нет. И вдруг опять его подружка появилась, коснулась мужика и исчезла. Никто кроме Игната ее не видел. А мужик-труп встал, отряхнулся и пошел дальше. Такие дела. Чертяка оказалась целительницей.

Игнат снял комнатку 8 метров, стал пить еще больше. С работы его выгнали. Он стал попрошайничать, пить всякую гадость. И тоска его грызет, не может он без своей подруги. И тут явилась она ему наяву и сказала: «Будешь стоять у магазина, выйдет тетка с сумкой в красном пальто, скажешь ей: Валентина Григорьевна, я могу исцелить вашу маму за 300 тысяч». Игнат говорит своей подруге: «Что так дорого?» Для него тогда, что 30 тысяч, что 300, что миллион – одна и та же бесконечная сумма. Но Игната настояла. Встал он у магазина, видит тетка выходит в красном пальто, ну и сказал, волшебные слова. Тетка выпучила глаза и схватила Игната за руки. И вони его запредельной не замечает и вида его бомжовского не видит. Говорит, что все что угодно сделает лишь бы маму спасти. А маме врачи решили ногу отрезать выше колена, потому что гангрена. Бомж диктует дальше, что нужна для сеанса отдельная комната без окон и 20 минут времени. Нужна завтра и он будет ждать на этом же месте. Валентина Григорьевна кивает, но понятия не имеет где взять комнату без окон. Звонит она мужу, кричит «Выручай!». А муж ее Арам говорит: «ничего не обещаю, ласточка моя, но попробую» и приходит ко мне, потому что Арам – первая скрипка в моем оркестре. Говорит: «Корнелий Адамович, спасай. Тут полно пустых комнат, дай одну на 20 минут, тещу надо спасти». Зачем ему понадобилось спасать тещу – вопрос из другой сказки. Наверное, безногой она пугала его еще больше. Я сказал Араму: «Друг, выбирай любую комнату и делай там, что хочешь», а про себя думаю «зачем тебе, Корнелий, лишний геморрой? Спалят театр к чертям». Поэтому решил проконтролировать. Привезли мамашу – 100-килограммовую тетю лет 60-ти под капельницами. Пришел Игнат. Я первый раз его тогда увидел. Руку не стал ему жать. Я все-таки человек воздушный, а он – тина болотная. Завезли мамашу в комнату, закрылись они с Игнатом, через 5 минут выходит он, говорит все. Мамаша орет: «Меня исцелили! Спасли ногу!» Крестится, кланяется во все стороны – не знает, кто ее спас. И правда, нога, как новая. Кость гнила, а теперь чистая кожа. Я смотрю, открыв рот. Подходит ко мне Игнат, говорит: «Папаша, водки нет?». Я говорю: «Виски только». Он говорит: «Сойдет». Пошли ко мне. Стали болтать и он мне всю свою историю рассказал. Когда все разошлись, я зашел в ту комнату без окон – смотрю откуда-то шкура появилась, пятна на стенах и главное запах. Сначала не понимал, а минут через 5 торкнуло. Выскочил как вы сегодня, испугался. А потом стал водить туда девчонок, что добру пропадать. А исцеления поставили мы с Игнатом на поток. Уже 7 или 8 было. Беру процент. Игнат квартирку себе купил, стал нормальный алкоголь потреблять. Но женщин к себе не водит. Любит свою чертяку. Такая вот верность. Завтра очередное исцеление должно было быть. Один гей молодой загибается от СПИДа. Но в связи с балом этому товарищу придется-таки загнуться.