Литмир - Электронная Библиотека

Волхвы-птицы облетели гору священным ходом — посолонь[20] — и всюду видели одно: будто чёрное, грязное, волосатое море обступило её и рвалось затопить, чтобы не было больше на земле такого светлого, чистого, златосияющего места. А дай этому морю волю и силы — захлестнёт, измажет и само небо, Ирий небесный выкорчует и изгадит. И никого из богов или их небесных воинов не было видно ни на горе, ни над ней.

Привыкнув к тому, что люди, даже воинственные сарматы, предпочитают не враждовать с ними, аримаспы не ожидали, что «человечишки» вмешаются в битву. А уж на троих птиц, облетевших гору и снова скрывшихся за хребтом Бахты, никто и не глянул.

И вдруг со стороны Юрюзани раздался грозный сарматский клич «Мара!» — «смерть». А следом — венедский: «Слава!» Долиной Тюлюка на аримаспов нёсся, гремя доспехами, под грохот бубнов и рёв рогов, несокрушимый сарматский клин: закованные в железо всадники с длинными копьями. На острие клина — два великана: смуглый индиец и белокурый гот в рогатом шлеме. А за ними, под алым знаменем с золотой тамгой — златоволосый царь в красном плаще. В руках у него, надёжно защищённого со всех сторон лучшими дружинниками, не было ни копья, ни меча. Лишь золотая чаша, из которой бил луч ненавистного одноглазым солнечного пламени.

От неожиданности аримаспы не успели даже развернуть коней навстречу новым врагам. И враги-то были вместе с лошадьми, этим коням всего по грудь. Но длинные копья с массивными наконечниками, способные пробить насквозь всадника в доспехах, глубоко вонзались в тела исполинских скакунов, калечили им ноги. Направленные же чуть повыше, копья дробили бёдра великанам-всадникам, доставали до внутренностей. Обливаясь кровью, кони падали. Не успевших подняться аримаспов рубили мечами, кололи копьями, топтали лошадьми. А золотой огонь слепил глаза, прожигал доспехи, обращал всадников и коней в обугленные трупы. Не выдержав натиска, великаны столпились в болотистых верховьях Тюлюка, сталкивая друг друга в трясину. А сверху на них с удвоенной силой набросились грифоны.

Вскоре вся долина Тюлюка была завалена громадными трупами, а сама речка покраснела от крови. Тогда Ардагаст разделил своё войско надвое. Одна часть спешилась и во главе с Вишвамитрой, под знаменем двинулась наверх, по каменистым осыпям, недоступным для лошадей. Остальных царь снова выстроил в клин и повёл на юг, в долину Авляра, между горой и хребтом Бахты. Амазонки пошли с индийцем, нуры — с царём.

Вишвамитра словно помолодел лет на десять. Тогда, в страшной битве у Таксилы, в Индии, он нёс сквозь огонь священное Знамя Солнца — алое с золотым львом-меченосцем. Теперь он снова шёл под красным стягом с золотым трезубцем — символом Солнечной Богини, едущей на колеснице с двумя конями. Но тогда он был одинок: беглый храмовый раб-стражник, случайный спутник росского царевича без царства... А сейчас он вёл дружину Солнце-Царя. И рядом шла в бой любимая, лучшая в мире женщина — златоволосая царица амазонок. Такая же отчаянная и такая же весёлая и добрая, как её брат. И как сам индиец, ушедший в Скифию из мест, где торговали и людьми, и чувствами, и собственной семьёй.

Аримаспы и дэвы, штурмовавшие северный склон, оказались теперь между росами и грифонами. Дэвы попросту бросились наутёк. Великаны тоже недолго продержались на крутом склоне против наседавших со всех сторон врагов. Особенно опасны оказались для одноглазых амазонки с их луками. Одна меткая стрела — и ослеплённый исполин мог уже только, ревя от боли и ярости, беспорядочно махать оружием, покуда не срывался со склона. А мужчины надёжно защищали своих отважных лучниц, соревнуясь с ними в бесстрашии.

Достигнув наконец верхней части горы, росы были немало удивлены. Где же золотые дворцы богов, где сады Ирия? «Если это — блаженная золотая вершина Меру, то почему здесь так холодно? Где тенистые леса, полные зверей и птиц, обители святых мудрецов, музыка божественных небожителей?» — недоумевал индиец. Ничего, одни сопки, поросшие травой и мхами, да странные, уродливые деревья: те же берёзы и ели, только низенькие, кривые, стелющиеся по земле, врастающие в неё верхушками. Да и как им было иначе расти под неутихающим ветром, могучим, холодным? Такой сделал лучшую из гор злобный Повелитель ветров. Хоть бы до небесного Ирия не добрался!

Но долго удивляться и размышлять росам не пришлось. Со стороны Аваляка на вершину уже ворвались аримаспы и с победным рёвом устремились к самой высокой сопке. Следом неслись с воем и визгом их прихвостни — дэвы. Опережая нечисть, на главную сопку взбежали Вишвамитра, Ардагунда и дрегович Всеслав со знаменем. А снизу уже лез, сметая всё на своём пути огромным мечом, рыжий аримасп, превосходивший ростом и мощью всех своих сородичей. Шлема на нём не было, и всклокоченные ветром густые волосы напоминали разворошённую копну. Длинная рыжая борода воинственно задралась кверху.

Ардагунда пустила стрелу, но из-за нараставшего ветра трудно было попасть даже вблизи. Стрела вонзилась в край глазницы и не ослепила, а лишь разъярила гиганта. Взмах его меча сбил с амазонки шлем и едва не снёс ей голову. Оглушённая, поляница упала. Аримасп замахнулся снова, но тут Вишвамитра с криком «Харе Кришна!» двумя руками подставил под его удар свою кханду. Индийская сталь выдержала. Отбив громадный клинок, кшатрий следующим ударом разрубил запястье великана, и тот выронил меч. Взбешённый исполин двинул своего противника ногой. Могучий индиец отлетел назад. (Кто-то другой остался бы после этого с переломанными костями).

Рыжий исполин со злобным рёвом протянул волосатую руку к знамени и вдруг отдёрнул её, словно обжёгшись. Испугался он меча Всеслава или чего-то другого? Вдруг Ардагунда вскочила на ноги и, с силой взмахнув острой секирой, подрубила аримаспу сухожилие. Гигант, потеряв равновесие, упал и покатился с сопки вниз. Прежде чем он успел встать, копья Сагсара и Неждана пригвоздили его к земле.

   — Куда полез? Ты не Солнце Красное — над святой горой всходить, — сказал Неждан.

   — Кривой от роду — так иди лучше в преисподнюю мёртвых стеречь, — добавил Сагсар.

У Ардагунды после удара в голове ещё шумело, и, не поддержи её муж, амазонка упала бы снова.

   — Понимаешь, мне сама Артимпаса явилась. Берёт за руку и говорит: «Вставай, сестра, бой ещё только начался». А ты её не видел? Она часто так является — одним только женщинам.

Вместе с воинами на гору поднялись и волхвы. Вышата и Лютица шли в бой, оборотившись львом и львицей. И не простыми: серовато-жёлтыми, безгривыми, гораздо крупнее и сильнее обычных львов. Немногие волхвы теперь умели принимать облик детей Великого Льва — могучего зверобога, некогда царившего на холодных заснеженных равнинах вместе с Великим Медведем и косматым Индриком-зверем[21]. Мощные, как сталь, лапы и клыки льво-оборотней дробили кости аримаспов, рвали глотки и мускулы. На дикую древнюю силу волосатых исполинов нашлась сила столь же страшная и древняя.

А Милана сражалась в человеческом обличье. От всех опасностей боя её надёжно охранял Сигвульф. Она же умело и сноровисто отводила врагам глаза, и те били своих, а то и вовсе переставали понимать, где оказались.

Вишвамитра, собрав воинов, повёл их оборонять южные склоны горы. Хотел взять и знамя, но Вышата велел держать его на вершине, пояснив: «Оттуда солнечная сила идёт». При знамени остался Всеслав. Молодой воин малость досадовал, что его вывели из боя, но был горд поручением. Он всем телом и душой чувствовал, как идёт снизу, из золотоносных недр горы, и сверху, от светила, скрытого за облаками, могучая и добрая сила. Та сила, без которой воин не воин, а разбойник. Два потока сливались здесь, на вершине, и растекались, наполняя воздух золотистым свечением. И тела защитников горы наполнялись силой, а души — отвагой и упорством. И слабела одноглазая орда, и стихал хоть немного ветер.

Всеслав не чувствовал холода, а ветер словно обтекал его, не в силах ни свалить с ног дружинника, ни сорвать знамя, ни сломать древко. Непокорно трепетало над головой дреговича алое полотнище — Ардагаст не пожалел на него дорогого ханьского[22] шёлка, а тамгу вышивала золотом младшая царица Добряна. Словно маленькое красное солнце, испускало оно золотые лучи, и при виде его у аримаспов и дэвов прибывало злобы, но не силы.

вернуться

20

Посолонь — по ходу солнца (по часовой стрелке).

вернуться

21

Индрик — мамонт (слав.).

вернуться

22

Ханьский — китайский.

15
{"b":"581891","o":1}