...И нашу славу и державу
Возненавидеть до конца!
И тогда не "стоять и красоваться" - предстоит "блистательному Санкт-Петербургу", а быть ему "пусту"...
Но - странное дело. Пока петербургская империя "стояла и красовалась", пока она расцветала и крепла - крепло и рожденное вместе с ней сомнение в ее будущем. И, напротив, тогда, когда она стала все быстрей и быстрей катиться к катастрофе - сомнение это начало бледнеть, улетучиваться, исчезать...
Как раз перед самым концом и те, кто еще держал "по инерции" узду империи, и те, что готовились перехватить - или вырвать - ее из ослабевших, неумелых рук, неожиданно прониклись какой-то оптимистической самоуверенностью. И трон Николая II и предательское кресло ненавистного царю "толстяка Родзянко", уже готовясь вместе провалиться в тартарары,вдруг стали казаться тем, кто на них восседал, весьма устойчивыми. Ни "с высоты престола", ни с "высоты думской трибуны", ни из комфортабельных кабинетов главарей кадетской партии, ни из-за немытых стекол эсеровских конспиративных квартир не стало видно смертельной опасности, нависшей над ними всеми, всеми вместе взятыми. Враждуя между собой, власть, легальная или полулегальная оппозиция и революционное подполье - в годы войны, в сущности, благодушно совпадали в ощущении "неколебимой стойкости" и столицы, и взнузданной ею навсегда "матушки России".
...Наши чудо-богатыри, разбив вероломных немцев, осуществят "заветную народную мечту" - Крест над св. Софией - и все само собой уладится, войдет в берега, все станет опять как при "миротворце-родителе": "когда русский царь ловит рыбу", Европа - да и Россия, само собой разумеется, "может подождать"...
Или вариант того же самого, но либерально-оппозиционный: ..."наши доблестные войска в дружном единении с великими демократиями Запада... исторические права России на проливы... Николая с царицей уберут. Михаил Александрович - конституционный регент. И все устроится, уляжется, все пойдет, как в Великобритании"...
Или же революционный вариант: "освободившись от гнета самодержавия, свободный русский народ с удвоенной энергией... до победного конца... без аннексий и контрибуций... и все устроится: "хозяин земли русской" Учредительное Собрание, избранное прямым, всеобщим, тайным... провозгласит республику: Марк Вишняк будет председателем Палаты...
* * *
Архитектурное совершенство Петербурга из года в год все больше искажал эклектический "разнобой", хотя город все еще продолжал оставаться чарующе-прекрасным. Еще зловеще-быстрей шел процесс распада и дезориентации во всех областях духовно-общественной жизни столицы.
Бурный напор этой жизни нисколько не падал, напротив, он все увеличивался. Но, как и застраиванье Петербурга роскошной безвкусицей,- все эти лекции, диспуты, премьеры, "литературные суды" - ярко свидетельствовали, что Петербург не расцветает, а дегенерирует, свидетельствовали о непрерывном ослаблении и чувства меры, и эстетического чувства, и ответственности, и нравственного здоровья...
Театры были всегда переполнены. В большинстве из них, кроме казенных "императорских", шли "передовые" пьесы. В одном - "Черные маски" или "Анатэма"*, где действовали "души до рождения", "некто в сером" и "некто в черном". В другом - "Ставка князя Матвея"**, где этот князь, правда "за сценой", но весьма натурально кого-то насиловал. В третьем - "Забава дев"***, где распевались куплеты:
Лебедь, рыба, рак, осел
Ищут все прекрасный пол.
Ах, зачем же нам даны
Лицемерные штаны!
В студии Мейерхольда - и актеры, и актрисы играли с огромными лиловыми приклеенными носами. Журнал театрального искусства, издававшийся этим знаменитым режиссером, назывался - правда, по Гоцци,- "Любовь к трем апельсинам".
* - Леонида Андреева.
** - Сергея Ауслендера.
*** - Михаила Кузмина.
На ежедневно происходившие диспуты тоже ломилась толпа. Мест не хватало для желавших узнать "Куда мы идем?", "Виновата ли она?", "Любовь или самоубийство?" и т. д. и т. д. И так вплоть до остро щекочущего нервы зрелища на вернисаже выставки "Мира Искусства". Там однажды - нарядная публика "всего Петербурга",- забыв о картинах, теснилась, напирая друг на друга, вокруг гладко выбритого элегантного господина с красной гвоздикой в петлице. Это был Борис Савинков, глава "боевой организации", заочно приговоренный к повешенью. Бесстрашие? Еще бы - и какое! Но можно ли представить себе в такой роли, скажем, Каляева? Невозможно! Так же, как нельзя вообразить Каратыгина, играющим "князя Матвея". Или Льва Толстого, ведущего в "Религиозно-философском обществе" спор о "святости пола" с Мережковским и Розановым...
Кстати, как раз имя Розанова - пожалуй, самое характерное из прославленных "имен" предре-волюционной эпохи. Были писатели более знаменитые широкой и всероссийской знаменитостью, но ни Леонид Андреев, ни Горький, ни Мережковский все-таки не имели розановского влияния и обаяния. Его одного постоянно называли гениальным. В книгах Розанова самые разные люди - особенно молодежь - искали и находили "ответы" - которых до него не нашли ни у Соловьева, ни у Толстого, ни у Достоевского, ни у кого.
Безо всяких сомнений - Розанов был писателем редкостно одаренным. Но что, в конце концов, он утверждал? Чему учил? С чем боролся? Что защищал? Какие выводы можно сделать, прочтя его всего - от "Детей лунного света" до "Апокалипсиса нашего времени"? Ничего, ничему, ни с кем, ничего, никаких! Любая его книга с тем же талантом и находчивостью "убедительно" противоречит другой, и каждая страница любой из этих книг с изощренным блеском опровергает предыдущую или последующую страницу... Остается впечатление, как будто Розанов неизменно руководился советом одного из персонажей "Le rouge et le noir". "Если вы хотите поражать людей - делайте всегда обратное тому, чего от вас ожидают". Но стендалевский "prince Korazoff", наставляя так Жюльена Сореля, имел в виду великосветских денди своей эпохи - занятие невинное. Розанов, пользуясь, как отмычкой, тем же приемом, овладевал и без того почти опустошенными душами, чтобы их окончательно, "навсегда" опустошить. Делал он это с поразительной умственной и литературной изобретательностью. В этом и заключался, пожалуй, "пафос" розановского творчества - непрерывно соблазнять, неустанно опустошать. Он был, повторяю, большим талантом и искусником слова. Но и был настоящим "профессионалом разло-жения" - гораздо более успешно, чем любой министр... или революционер, подталкивавший Империю к октябрьской пропасти.
