Глава закончена. Можете бросать тапки, табуретки и рацухи, но пожалуйста конструктивно. Случай на охоте, в конце главы, произошёл на самом деле с автором сего опуса, но охоту к охоте скорее подогорел.
==========
Глава 2. Изгои. ==========
- Ма*, почему ты ушла со мной?
- Я больше не нужна племени. У них есть своя Ма, а две Ма не должны жить в одном Длинном Доме*.
- Но ты ведь старше и мудрее всех Ма степных племён, ты помнишь даже времена Великой войны! Ты наверняка застала то время, когда нынешний вождь длинноухих ещё штанишки пачкал.
Старая орка* рассмеялась. Смеялась она долго и весело, и её молодой смех никак не вязался с внешностью пятисотлетней старухи. По крайней мере, все степные племена орков считали, что Ма, прожившая в племени Ор-кайрин последние двадцать лет и учившая всех Ма степных племён, прожила именно пятьсот лет и не днём меньше. Это было не совсем так. Хотя срок жизни орков мог и достигать ста пятидесяти-двухсот лет, но редко кто из них дотягивал до сотни: первобытная жизнь, хищники, войны между племенами - всё это сокращало срок жизни когда-то гордых и жестоких воинов. Только Ма племён, женщины-кузнецы и знахари проживали полный срок, отмеренный им предками. Но никто не знал, сколько лет могло бы быть Ма. Несмотря на старание Ма племён, а также их учениц и добровольных помощниц, оградивших племена от болезней и моровых поветрий, природа и топоры собратьев не давали плодовитым племенам заполнить степи, леса и горы юга огромного континента.
Но самую большую жатву среди орочьих племён собирали охоты эльфов и гномов. Раз в десятилетие приходило время Кровавой Охоты*, как звали её орки. Когда наступал сезон охоты, все самые старые воины и охотники всех степных и лесных племён, пожилые женщины, у которых не осталось никого в жизни - все, кроме вождей и наставников, собирались в ватаги и, забыв старую вражду, уходили на север. Встречать охотничьи экспедиции длинноухих коротышек, которые приходили за "зелёным мясом", как они называли орков. Алхимики коротышек у себя на севере из пленных орков делали вытяжки и зелья для магов и чародеев эльфов. Потому что хоть на орков и не действует никакая магия, но без их крови и органов магические зелья не имели и половины той силы. Старшие и умелые шли на смерть, чтобы дать племенам время уйти на юг, к горам, где на год их примут племена горных и пещерных орков. Возвращались единицы из многих и многих сотен.
За спасение и приют на год каждая десятая молодая и не замужняя орчанка* оставалась среди пещерников и горцев. А степные племена ежегодно десятой долей от добычи: солониной, шкурами и степными травами - помогали горцам. Горцы несли на торг кремнёвые и обсидиановые наконечники, ножи и топоры, пещерники - бронзовые и железные слитки, получая взамен рога туров и носорогов, бивни мамонтов.
И всех это устраивало, пока одна молодая степнячка из племени Ор-кайрин* не сбежала домой. Это и послужило толчкам для старой Ма уйти из племени. Пообещав вождю Ургашу увести соплячку в горы, собрав свой нехитрый скарб, нагрузив Илику (Ласку), так звали беглянку, молотом, клещами и кусками редкой руды, Ма отправилась к горам. В первые дни Илика пыталась сбежать, надеясь на то, что старуха её не поймает, но не тут-то было: старая Ма нашла её даже после того, как Илика пробежала всю ночь, путая, как лиса, свои следы. Мало того, она ещё и выпорола её. Порола, как несмышлёного орчёнка, задрав парку, мокрым прутом, да по голой заднице. Небольно, но очень обидно, приговаривая: "Не бегай от своего счастья, не позорь племя!" Илика от обиды чуть не заплакала. Кому-нибудь другому она ночью перегрызла бы глотку, но не Ма.
Она не плакала с тех пор, когда дальний охотничий разъезд длинноухих на её глазах поднял на копья отца, а дворфы, как зверя, увели на арканах мать. Как можно пороть лучшую охотницу среди однолеток, ту, которая смогла из детского лука уложить огромного урса* в пятнадцать лет? Правда, вождь Ургаш смеялся и говорил тогда, что урс ещё совсем медвежонок и вряд ли проспал в берлоге две зимы сам, без мамки. Но Дороб, ставший учителем воинов и охотников после того, как трижды вернулся с Кровавой Охоты, осмотрев урса, протянул ей лук из турьих рогов и попросил его натянуть. С трудом Илика растянула боевой лук. Дороб, улыбнувшись, сказал: "Трудно тебе будет найти мужа, девочка, с твоим характером, а лук оставь себе, пригодится". - И ушёл, оставив её разделывать добычу.
Шкура, клыки и когти урса через год ушли как приданое пещерникам, а лук остался с ней. Убегала Илика от злых старших жён вождя племени Кир-даши и тёмных пещер, взяв с собой только этот лук, три стрелы и плохонький кремнёвый нож. Она шла почти полную луну к родному дому, как ей хотелось верить. И ведь дошла. Только в племени никто не захотел её слушать. И теперь, та самая добрая Ма, которая заменила сироте мать и отца, никогда и ничего не запрещала, ведёт её обратно к пещерникам.
- Ма, какое счастье у пещерников меня ждёт? Просидеть год в девичей пещере, не видя света, под надзором старшей жены вождя, а потом выйти замуж за какого-нибудь камнееда и до конца дней рубить руду или стоять у плавильни, пока не выхаркаю лёгкие, рожать пещерникам каждый год мелких уродцев - это счастье? Они и так изгрызли Хребет Предков своими вонючими норами, как личинки оводов и гнуса лосиную шкуру, того, гляди, обвалится.
На Ма стало страшно смотреть. Перед молодой орчанкой стояла не старая, обрюзгшая орка. Илике в глаза смотрела не просто Ма степных племён, добрая и отзывчивая орка, и не лучший кузнец на равнине - девушка увидела перед сбой демоницу Хша, подручную и жену подземного кузнеца Букана. В её глазах пылало пламя преисподней, как тогда пятьдесят лет назад, когда она повела на прорыв к горам остатки племени Ор-кадар сквозь хирды коротышек под дождём эльфийских стрел, раздробив своим кузнечным молотом не один десяток бронированных дворфийских лбов. И они прорвались. До гор дошла лишь горстка женщин и детей. Все мужчины племени, все мальчишки, все кто смог поднять топор, нож или лук, остались в степи кормить грифов и гиен. А Ма принесла в горы с собой пять дыр в шкуре от эльфийских стрел. И если бы не молодой вождь кир-дашей и те, кто остался жив, по весне кормили бы собой горных тварей.
И сейчас в глазах у Ма полыхал огонь бездны. Только мудрость прожитых лет не позволила ей разорвать стоящую перед ней девчонку в клочья.
- Ты, мелкий, слепой щенок костогрыза*, который кусает кормящую руку! Как ты смеешь обсуждать то, что в твоей пустой башке должно было отложиться с самого детства! Ты своей выходкой представила наше племя бесчестными и неблагодарными жабами! Ургаш должен был отправить двух своих дочерей с твоей тупой башкой в котомке, чтобы пещерники простили наше племя и не лишали его убежища на время Кровавой Охоты. Кто, по-твоему, приносит оружие и металлы в племя? Благодаря кому наше племя не повторило судьбу Ор-кадар? У Ор-кадар тоже нашлась дурочка, для которой воздух степи стал дороже жизни всего племени. А так ненавидимые тобой старшие жены вождя кир-дашей и его дети - это всё, что осталось от Ор-кадар. И только благодаря моему обещанию жене Ургаша, твоя голова при тебе. Теперь дочери Ургаша идут к пещерникам, а его жена Ма племени Ор-кайрин. А мы с тобой должны исчезнуть из степи. Мы изгои.
Огонь в глазах старой орки потух, плечи опустились и она, тяжело опёршись на свой посох, побрела дальше к горам. А за ней побитой собачонкой плелась Илика, наконец-то осознав, что она натворила, из-за своей гордыни лишив великую Ма дома и опозорив племя. "Лучше бы ты меня убила", - думала юная орчанка. Имена всех исчезнувших на Кровавой Охоте родов и племён каждый орчёнок знал наизусть. И все в Ор-кайрин знали, что их Ма из уничтоженных ор-кадаров.
Лишь вечером, на стоянке, разводя костёр, Илика смогла посмотреть Ма в глаза. И не увидела в них ни грамма осуждения. Только добрая улыбка освещала лицо Ма и грела душу Илике. Решив, что гроза прошла, орчанка улыбнулась в ответ. И тут же поняла, как она ошиблась - перед глазами засверкали молнии, а голову взорвал гром! Старая орка с быстротой гадюки треснула Илику по лбу посохом. Тишины прорезал скрипучий старческий голос.
