Предложение Валеры Горина стать старостой их, неожиданно возникшего туристского слета, ошеломило Ростислава Княжевича. Он даже опешил, не сразу обретя дар речи. По натуре нелюдимый, Ростислав, увлекшись туризмом, сразу же стал ходить один. Почти сразу: в первый поход ходил с группой, и этот поход укрепил его желание более с группами не знаться. Испробовав все мыслимые виды туризма, Ростислав выбрал-таки горный. Правда, после больших колебаний: водный тянул его сильнее. Но победил здравый смысл: далеко лодку на себе не попрешь. На маршрутах же с хорошими подъездами всегда столпотворение, надежды на уединение нет. Вот горы иное дело. Из других туристов близко сошелся только с Валерой Гориным: тот был хоть и дальним, но родственником его любимой жены. Общался же, разумеется со многими: в те времена с хорошими картами было очень плохо, а потому и обменивались информацией.
- Валера, я же бирюк. Потому и ходил волком-одиночкой. Да и потом только вдвоем с Анечкой ходил. Команд не признаю, да и нет такой команды, в которую я бы вписался.
- Потому тебя и зову, - усмехнулся Валера. – Нам нужен такой староста, чтобы и в туризме докой был, и к одной команде пристрастия не имел. Чтобы никого не выделял, судил-рядил грамотно, но без эмоций. Как раз только ты и подходишь. Да и слеты будут в здешних местах, в лесах, что к северо-западу от платформы Партизанская. От Театральной, где ты теперь обитаешь, рукой подать.
В начале прошлого года, когда после бравых Гайдаровских реформ зарплаты сотрудников академических институтов перестало хватать даже на каждодневную поездку до работы и обратно, в их институте ввели вольный график. В смысле, появился раз в неделю, хорошо, а если раз в две недели, то и так сойдет. Поразмыслив немного, Ростислав и Аня дочь переселили к Аниной матери, сына - к родителям Ростислава, свою московскую квартиру стали сдавать, а сами перебрались на принадлежащую Аниной маме дачу в садоводческом товариществе возле станции Театральная. Теща же пристроила зятя зимним сторожем. Аня занялась переводами для коммерческих издательств, благо отлично знала пять иностранных языков. А сам Ростислав с подачи своего закадычного, еще с институтских времен, друга стал консультировать дипломников. То бишь, писал дипломы студентам, для которых учеба в институте была отмазкой от армии и прикрытием их коммерческой деятельности. Тот же друг поставлял Ростиславу и жильцов, аспирантов первого года, которых в общежитие не селили, ибо сдача комнат торговцам была для института хорошим подспорьем.
Дом, в котором они жили, хотя с виду и был похож на обычный садовый домик, разве что больше обычных, по сути был добротным зимним домом. Строил его Аничкин дед, инженер-строитель. Двойной сруб из бруса с засыпным утеплителем, три слоя листового утеплителя, грамотно сложенная печка позволяли комфортно жить в этом доме и в самые лютые морозы. Загородное житие супругам пришлось по душе. Зимой утречком Ростислав с наслаждением колол дрова, по весне вскапывал землю под огород. Аня уже в феврале начинала готовить рассаду.
- Соглашайся, - поддержала своего родственника Анечка. – Развлечемся на старости лет.
- Ты в старухи не записывайся и на комплименты не набивайся, - Ростислав строго погрозил жене пальцем. – Я-то только второй полтинник разменял, а ты на двенадцать лет моложе меня. Ладно, Валерка, считай, уговорил. Рассказывай, что за слет затеял.
Валера, усмехнувшись, стал рассказывать. Возвращаясь из августовского похода, они познакомились с двумя группами горных туристов, тоже увлеченных северными и сибирскими горами. Если говорить точнее, познакомила их вяземская группа, ехавшая из-за промедления с покупкой обратных билетов аж в трех вагонах. А в московской группе была троица, которую никто не жаловал, да и они сами не желали общаться с остальными. Так что тех троих спровадили в дальний вагон, а объединившиеся группы тусовались то с москвичами, то с Валеркиной группой.
- К безумной радости остальных пассажиров этих двух вагонов, - съязвила Аня.
- Ну, шумновато было, - признался Валера. – Ребята хорошие, сдружились мы, не хотим терять друг друга.
- Ну, а я-то вам зачем?
- Слет есть слет, - улыбнулся Валера. – Прослышат, будут приходить. Не гнать же.
- Гнать не дело, - согласился Ростислав. – Но и перемешивать их с командами не стоит. У вас свои разговоры, далеко не все посторонним слышать надо. У них свои интересы, о которых вам прежде времени говорить не резон. Что ж, давай-ка рассказывай, какое место для слета выбрали, как все организовать думаете. Раз уж быть мне старостой…
Проводив Валеру, Ростислав достал из кармана трубку, набил ее табаком и, присев на ступени крыльца, закурил. Он смотрел в сад, на еще мокрую после дождя дорожку, а видел горы. Горы, такие, какие они в дождь. Ростислав любил дождь в горах. Да, идти труднее, да, иной раз приходилось и отсиживаться в палатке. Тогда он открывал полог, заворачивая его внутрь, устраивался возле распахнутого проема, закуривал трубку и смотрел на горы. Он всегда ставил палатку выходом к горам. В дождь горы размыты пеленой дождя, а их вершины уходят в тучи. Ростислав не понимал видевших в горном туризме только спорт. Для него самым главным было общение с горами, внимание им. Сходив один раз со спортивной группой, он зарекся от повторения такого. Поход был испорчен нарочитым хвастовством о преодолении действительных и мнимых опасностей, ворчанием руководителя на погоду, грозящую сократить маршрут не позволить выполнить норматив. Разве в горах может быть плохая погода? Горы в любую погоду прекрасны и чарующи. Как же хорошо, что и Анечка разделяет его любовь к горам, прикипела к ним всей душой.
Особенно любил Ростислав северные горы. Спецификой института, где он работал, было строгое ограничение сроков отпусков: только летом, начиная с первых чисел июня и чтобы к десятому сентября все уже были на рабочих местах. А еще можно было накапливать отгулы. Ростислав легко научился этому искусству, а потому его отпуск длился шесть недель. Он разбивал их на две части и дважды ходил в горы, чтобы застать и горную весну с началом короткого и бурного северного лета, и самый конец этого лета, стремительно сменяющегося осенью. Всего лишь два раза он изменял северу, сходив на Кавказ. Да, эти горы тоже завораживали. Но все-таки они были не его горами.
В горы, после того, разочаровавшего его, похода с настоящими спортсменами, он ходил один. Боялся, что спутники будут мешать ему внимать горам. Конечно, можно было бы ходить с матрасниками, уходя рано утром в радиалку и возвращаясь уже в сумерках, но тогда надо ограничивать себя в длительности маршрута. Уж лучше одному. Всегда можно изменить маршрут просто потому, что захотелось, можно и дневку устроить безо всякой особой причины: понравилось это место, почему бы и доставить себе удовольствия. И он еще рьянее отказывался от приглашений пойти в поход с той или иной группой. А такие предложения были. В туристской среде Ростислава уже знали, некоторые инструктора настоятельно советовали ему заняться подготовкой новичков, намекая при этом на возможность и подзаработать. Ростислав от таких предложений только отмахивался. Была на то еще одна причина. Поехав после первого курса в стройотряд, Ростислав понял, что он нелюдим. Не то что совсем бирюк, нет. Но была у него потребность уединиться, отстраниться от всех. А как отстранишься, если все время на виду. Честно говоря, надеялся, что в туристской группе возможности уединяться, отстраняясь от всех, у него будут. Черта с два. Еще хуже, чем в стройотряде. Хорошо хоть не разругался со всеми к концу похода. Из-за этого и жил бобылем почти до тридцати пяти лет. Не мог представить себе, что придется делить жилье с какой-то женщиной, видеть ее постоянно. Монахом он, конечно, не был, романы крутил, приводил к себе женщин, благо давно уже жил один. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, родители прописали его к дедушке: дабы квартиру не потерять. Вскоре он и переехал к деду, тот после смерти бабушки быстро сдавать стал. Через несколько месяцев Ростислав отвез деда в больницу, а еще через две недели дед и умер. С тех пор жил Ростислав один в двухкомнатной квартире. По тем временам могли подселить к нему кого-нибудь, но его родители занимали приличные должности, с кем надо поговорили, и Ростислава не беспокоили…
