- Можно сказать, и так. Она уезжала с родителями в Израиль, ну, а я там был не нужен. Мне тесть так и сказал: зачем нам в Израиле русский зять с российским юридическим образованием. Да и кем я тогда был? Двадцать пять лет, менеджер по продажам. Это через два года я попал в представительство японской фирмы, быстро освоился… Ой, тебе же надо позвонить.

- Некому мне звонить.

- Как некому?

- Да вот так. Отца своего я не знала, старшая сестра с семьей сейчас живет в Штатах и маму туда перетащила. Со мной, неудачницей, и знаться не хотят. Коля, а твои родители живы?

- Живы, да только я им чужой.

- Как чужой?

- А вот так. У отца и матери свои семьи, новые дети. Меня чуть в детдом не упекли, спасибо, тетя, мамина младшая сестра, отстояла. Она же заставила в Университет поступить.

- Сироты мы с тобой, - грустно улыбнулась Сольвейг. – Коля, а тетя с тобой живет?

- Нет, под Москвой. У нее там свой домик. А эта квартира так и осталась напоминанием о дурацкой женитьбе.

Коля взял мобильник и вновь принялся звонить.

- Не доступен… Не доступен… Не доступен, - равнодушно отвечал ему механический голос.

- Что за напасть. Даже, кажется, что это мы недоступны. У тебя красивое имя…

- Я сама себя так назвала.

- Как это?

- Вообще-то меня Серафимой назвали. Это имя я ненавидела, особенно уменьшительные – Сима, Фима. Когда меня так в классе называли, я аж зверела. И вот, когда пришло время получать паспорт, я твердо решила сменить имя. И загодя выбрала его. Песня Сольвейг. Эта музыка всегда трогала меня до слез…

- И меня, - смущенно признался Коля.

- Потом только сообразила, как нелепо звучит Сольвейг Васильевна Шуткина.

- А ты будь просто Сольвейг.

Девушка кивнула головой, улыбнулась.

- А как ты вообще на нашу тусовку попала?

- Подруга привела. Мы с ней утром встречались, заговорились. Юля вдруг спохватилась, что на электричку опаздывает. И меня потащила: мол, договорим. Вот так я и пришла первый раз на тусовку, одетая по-городскому. Хорошо, что туфли на низком каблуке были. Растерянная была. Но понравилось. Стала ходить. А спустя два года набралась наглости и попросилась в вашу Команду.

– Признаюсь, я даже обрадовался, когда ты тогда захотела идти с нами в поход.

- А почему же вы с Арнольдом меня забраковали? – лукаво улыбнулась девушка.

- Против был Арнольд, - вздохнул Коля. – А его слово решающее. Однако, за два года я уломал его, но в прошлом году чуть ли не в последний момент ты сама отказалась.

- У меня денег не хватило на билеты, - вздохнула Сольвейг. – Хозяйка подняла плату за квартиру.

- Так ты снимаешь?

- Ага. Мы втроем снимаем однокомнатную квартирку в хрущобе. Хозяйка грозится еще цену поднять. Хоть четвертую ищи…

Раздавшийся звонок мобильника заставил обоих вздрогнуть.

- Олег…, - сдавленным голосом проговорил Коля, переводя телефон на громкую связь.

Сольвейг вздрогнула, мурашки нервного озноба пробежали по всему ее телу.

- Привет, Коля, - веселый голос Олега, казалось, заполнил всю комнату. – Ты, никак, нас вчера за Черных Туристов принял?

- П-при-нял, - заикаясь проговорил Коля.

Сольвейг перебралась к Коле и всем телом прижалась к нему, с ужасом глядя на телефон.

- Выбрались мы, Коля, выбрались, хотя и хлебнули лиха. А трое туристов действительно погибли, небось, читал в интернете?

- Читал.

- Признавайся: решил, что это о нас написали? А мы вышли. И все у нас сложилось счастливо. Обрел семью, дочерей…

Сольвейг с ужасом посмотрела на враз посеревшее, окаменевшее лицо Коли.

- Прости, черт, сорвалось, прости…, - совсем иным голосом проговорил Олег.

Раздались гудки отбоя. Коля горлом издал звук, словно хотел заплакать, да не мог. Сольвейг сползла вниз, охватила руками Колины ноги, прижалась лицом к его коленям. Скорее почувствовала, чем поняла: затронул Олег незаживающую рану.

- А я сам… сам, по собственной дури дочку потерял… украли у меня дочку…

- Как? – невольно вырвалось у Сольвейг. – Коля, если не хочешь, не можешь, не говори…

Коля помотал головой.

- Когда жена в Израиль собралась, развелись мы. Суд мне нашу дочку, Светочку, оставил. Светочка меня любила больше, чем жену, чем свою мать. Но жена, уже бывшая, выторговала право на три месяца забирать дочку к себе. Но мне же трехмесячный отпуск никто не даст. Вот и предложила она: сейчас вместе с дочкой поедет, а сразу по приезду мне приглашение пришлет. Я прилечу и заберу Светочку. И вот уже… в аэропорту… я вдруг понял: никогда больше мне Светочку не увидеть… никогда. А Светочка в последний раз прижалась ко мне и спрашивает: - Пап, а когда ты прилетишь? - Через три месяца, отвечаю. И улыбаюсь ей. А у самого слезы к горлу подступили… Конечно, приглашение они так и не прислали. Я к друзьям-юристам. Выслушали они меня, переглянулись. Гиблое дело, говорят, ты же даже их адреса не знаешь. Вот и все… Олег нечаянно в самое больное место ударил. Рад, что он счастлив, поверь, искренне рад… рад…

И вновь Коля горлом издал тот же жуткий звук. Сольвейг осторожно провела ладонью по его лицу, подняла голову.

- Коля, - чуть слышно проговорила она. – Коля… Хочешь, я рожу тебе дочь. Вскормлю ее и уйду… Навсегда…

Коля наклонился к ней, сполз на колени, прижал ее к себе и неожиданно заплакал. Словно какое заклятие спало.

- А зачем уходить-то, - прошептал он. – Зачем…

- Но ты же меня совсем не знаешь…

- Теперь знаю, знаю лучше, чем кого бы то ни было… Не уходи… Не уйдешь?..

Из глаз Сольвейг ручьем хлынули слезы. Так они и стояли на коленях, прижавшись друг к другу, и их слезы, смешиваясь, капали на пол…

Потом они побежали в магазин покупать Сольвейг халатик. И она впервые примеряла такую вещь в присутствии мужчины, смущенная и счастливая. И такая же смущенная и счастливая впервые вместе с мужчиной выбирала себе трусики. А вернувшись, говорили и говорили, навзрыд. Вечером позвонил Арнольд.

- Коля, ты вернулся? У Олега все хорошо, выбрались они. Команда наша распалась. Лидка, Тарас и Петя свою группу организуют. А мы собираемся на Рождество у Северовых. Приедешь?

- Но не один.