Звездная пыль, как дождь, сыпалась на светлые пятна фонарей. Звуки горна всколыхнули притихший лагерь…

Клубок распутывался. Каждый день в участок приводили арестованных. Все помещения были набиты битком. Но не только это радовало Атанаса Душкова. «Наконец-то, — думал он, потирая руки и то и дело посматривая на часы. С каких пор уламываю, а только сейчас…» Сообразив, что у него уже не остается времени на то, чтобы сходить домой и переодеться, он открыл ящик стола и вытащил флакон одеколона. «А какая гордячка была», — думал он, обильно смачивая одеколоном голову и куртку. В кабинете разлился несвойственный участку нежный аромат.

Быстрый, отрывистый стук в дверь прервал ход его мыслей и он машинально нажал на кнопку.

Митю Христов на минуту отпустил парня, которого держал, и козырнул.

— Все скажет, — доложил он.

«Еще одна радость», — подумал начальник и потер еще влажные от одеколона руки.

— Садитесь.

Митю Христов посадил парня на стул, а сам вытянулся у двери.

— Я вас слушаю! — сказал Душков.

«Однажды и я надушился, когда на свидание шел», — подумал парень, уловив запах одеколона и удивленно глядя на начальника. У него были черные, блестящие волосы, и все его лицо было каким-то особенным, непривычно белым… Обманулся он. Чего хорошего может он ждать от этого человека? Парень почувствовал легкую дрожь, очень похожую на озноб. Сердце его сжалось и он невольно взглянул на свои босые ноги, выглядевшие такими же чужими на этом ковре, каким чуждым был его душе начальник.

— Я слушаю вас, — нетерпеливо повторил Душков.

— Как-то раз и я надушился, — вырвалось у парня.

— Можешь опять надушиться, от тебя зависит, — сказал Душков, придвигая флакон на край стола.

— Да, но я хочу своим.

«Боже, и чего я теряю время с этими наивными детьми…» — подумал Душков и продолжал:

— Вот скажешь нам все, мы тебя выпустим, а там покупай себе хоть целый парфюмерный магазин.

Душков через силу улыбнулся и метнул сердитый взгляд на застывшего у двери Митю Христова. Но и тот, как и парень, был занят тем, что ловил носом непривычный запах, а заметив взгляд начальника, вытянулся еще больше.

— Давай, рассказывай! — на этот раз чуть ли не закричал Душков и вышел из-за стола. Его начищенные сапоги мягко ступили по ковру и парень невольно сравнил их со своими израненными ногами. Какую глупость он сделал, сказав, что признается во всем. Били, правда, здорово… А сейчас что бы это придумать?

— Ну! — склонился над ним Душков, отмечая, что у него осталось всего пять минут. — Говори.

— Душу просто выбивают, господин начальник, — сказал парень дрожащим голосом, прижимаясь к спинке стула.

— И выбьют, если будете молчать.

— Да, но я не об этом…

— Уберите его!

Митю Христов открыл дверь и вытолкнул парня в мрачный коридор. Душков снова побрызгал на себя одеколоном, провел ладонью по блестящим пуговицам своей куртки и быстро вышел. Флакон с одеколоном остался на столе.

Митю Христов запер парня в темном подвале, в котором велось следствие, и вернулся в кабинет начальника. «Пропах розой. Небось не по делу пошел. Пустой человек, за запах прячется», — подумал он, опускаясь в кресло начальника, и мысли его приняли несколько иное направление. «И зачем им это? Наверно, это помогает им чувствовать себя выше нас». Митю кисло улыбнулся и так сжал рукой флакон, как будто собирался раздавить его. Но вот лицо его прояснилось, он побрызгал на волосы и задышал, как заезженный конь. Надушив и грудь, он решил, что теперь он будет больше отличаться от… Как их там?..

Наклонив голову, Митю заторопился к камерам.

Скрип ржавых петель прозвучал как заключительный аккорд его отчетливых шагов. В смрадном мраке камеры ничего нельзя было разглядеть, и он зажег электрический фонарик. Светлый круг, как большое зеркало, прилип к стене. Митю Христов быстро пробежал взглядом по стенам, рассмотрел надписи, слова… Наконец, в светлый круг попала всклокоченная голова.

— Опять? — как бы из-под земли прозвучал шепот. Митю Христову он показался знакомым и он склонился над человеком, стараясь рассмотреть его лицо. Парень инстинктивно сжался, охнул и закрыл глаза, чтобы не видеть того, что сейчас произойдет. «И когда они только успели…» — подумал Митю, узнав парня и сделал шаг по направлению к углу, где лежал еще один человек. Парень открыл глаза, увидел, что руки полицейского пусты и попросил воды.

Митю Христов замер на месте и, захваченный внезапно озарившей его мыслью, быстро вышел. Через минуту он вернулся, неся в руке графин с водой, и сел на скамейку. Чтобы быть на виду, он поставил фонарик на землю. Потом запрокинул голову и начал пить. Вода забулькала в графине.

— Воды, воды, — жалобно стонал парень и в полумраке его глаза, большие и светлые, жадно смотрели на графин.

— Воды, воды!

Митю Христов медленно выпрямился и графин блеснул в его руке.

— Не дотрагивайся до него! — послышался из угла сердитый голос. «Только дай ему, будет лакать как…» — подумал Митю, опуская графин рядом с окровавленной головой парня. Бледная рука потянулась к нему.

— Не трогай, тебе говорят! — остановил его голос из угла.

— Воды, воды, — простонал парень и в изнеможении закрыл глаза.

Кровь прилила к голове Митю Христова. Он шагнул вперед и носком сапога повернул лицо парня к себе.

— Я не бью людей, не бойся!

Митю Христов направил луч фонаря ему на лицо.

— Гляди на меня! — заорал Митю Христов и нажал сапогом на его лоб.

Но парень не открыл глаз, по его босым, окровавленным ногам прошла судорога и Митю понял, что слова здесь бессильны.

Что-то сжалось в его груди. Пошатываясь, прошел он по коридору и вошел в кабинет начальника. Теплый воздух все еще хранил запах одеколона и Митю открыл окно, чтобы прогнать его. Огромная яркая люстра освещала комнату и ему казалось, что узор на ковре осклабился на него. Он быстро встал, погасил свет и только тогда начал медленно приходить в себя.

Неровная лента шоссе пересекала поля. Был тот предрассветный час, когда мрак, спустившись со склонов, оседает в долине. Георгий Ваклинов и Владо Камберов осмотрелись и им показалось, что заря, языки которой уже лизали небо, приветствовала их. Это ободрило их и они продолжили свой разговор.

— Леса здесь большие, можно и здесь устроиться…

— У меня есть один знакомый, можно к нему пойти, что ты на это скажешь? — обратился Владо к товарищу.

Село, очертания которого выплывали из мрака, манило Георгия. Прошли еще немного и он вдруг спросил:

— А что он за человек?

— Хороший человек.

— Этого недостаточно, — заметил Георгий после минутного колебания.

— Почему недостаточно? Вполне достаточно, — ответил Владо.

— Ладно, веди, споры все равно ни к чему не приведут.

Они заторопились, словно их притягивало лежавшее в низине село.

— Не говори сразу, кто мы.

— Разумеется.

Предрассветный сумрак еще лежал на дворе, но окна уже светились.

— Встали уже.

— Стучи!

Владо прижался к стене и пальцы его забарабанили по стеклу. Оно ответило звоном, который невольно заставил их осмотреться. Улицы еще спали.

— Кому мы понадобились в такую рань? — спросил Бияз, открывая дверь.

— Доброе утро, — улыбнулись ему двое мужчин.

— Войдите, — ответил Бияз, быстро оглядывая гостей. Еще от отца он знал, что если чужие люди стучаться к тебе в дверь, их нельзя оставлять на улице. Владо торжествующе посмотрел на товарища и первым переступил порог. Бияз закрыл дверь, впустил их в кухню и начал искать спички. Георгий Ваклинов следил за его руками, выражением его глаз.

— Не нужно света, — остановил Бияза голос Владо.

Бияз с удивлением посмотрел на гостей.

— И очага хватит, дедушка Трифон.

— Ты откуда меня знаешь? — уставился на него Бияз.

— А я и раньше у тебя бывал.