Во внутреннем кармане пиджака Голанда лежал конверт с десятирублевой купюрой. Он отчетливо помнил тот вечер в блокадном Ленинграде, когда, собираясь отправить в буржуйку очередную порцию бумаг Лилиенталя, он случайно открыл одну из папок. Увидел голубой конверт, из него выглядывала розовая купюра и скрепленная с ней карточка с надписью по-немецки. Первой мыслью было: скорее сжечь! Но что-то помешало. Не сжег. Положил в дальний угол стола. А потом, несколько дней спустя, что-то в голове у него стукнуло. Нашел купюру, долго крутил в руках карточку. Банк Лей. Город Цюрих, Швейцария. И вспомнились ему рассказы покойного отца, владельца мехового магазина. «Заведутся деньги — беги в Цюрих. Там можно открыть счет по ассигнации…» Голанд даже вспомнил, как называется такой счет: «на предъявителя»…
Ай да Лилиенталь… Голанд осторожно спрятал конверт подальше. Тогда, в блокадном городе, когда где-то под окном бухали зенитки, мысль о деньгах в Цюрихе казалась далекой и несбыточной мечтой… И вот он здесь, Цюрих. Убегает за окном трамвая.
Кондуктор объявил: Банхофштрассе. Голанд выскочил из трамвая. Перед ним была улица, застроенная пятиэтажными особняками с огромными витринами. Отели, магазины, банки. Голанд нашел нужный номер. Толкнул дверь. В банке было темно и пусто. За стеклянной перегородкой сидел пожилой служащий, что-то писал в толстой тетради. Вопросительно посмотрел на Голанда.
Голанд сказал давно выученную фразу:
— У меня здесь счет на предъявителя, — и протянул купюру.
Служащий осторожно взял купюру. Потом сказал:
— Прошу меня извинить. Я сейчас вернусь.
Вернулся он минут через десять вместе с господином в черном сюртуке с накрахмаленной манишкой. Господин сказал Голанду:
— Прошу вас следовать за мной.
Открыл боковую дверь. Провел Голанда темным коридором в кабинет.
Предложил сесть, протянул руку.
— Меня зовут доктор Фишер. Я директор этого отделения.
Вошел служащий, принес кофе и сигары. Фишер предложил сигару Голанду. Тот покачал головой.
— Спасибо. Я не курю.
Фишер, не торопясь, закурил.
— Я очень прошу вас подождать несколько минут, пока мои служащие проверяют счет.
Голанд маленькими глотками пил кофе. Вошел молодой человек с безукоризненным пробором, передал Фишеру кожаную папку. Фишер надел очки в золотой оправе, раскрыл папку и погрузился в чтение. Через несколько минут он передал Голанду листок с рядом цифр.
— На вашем счету одиннадцать миллионов двести десять тысяч швейцарских франков. Какие будут указания?
Голанд опять ответил выученной фразой.
— Я хотел бы перенести десять тысяч на срочный вклад, а остальное получить наличными.
Фишер сделал пометку в гроссбухе.
— Это ваше право. Как вы понимаете, нам потребуется некоторое время, чтобы собрать требуемую сумму. Сколько дней вы пробудете в Цюрихе?
— Пять дней, — ответил Голанд.
— Сумма будет готова послезавтра в десять утра, — Фишер встал и поклонился.
Голанд вприпрыжку бежал по Банхофштрассе, выскочил на набережную Кэбрюкке. Увидел столики на веранде отеля. Сел за столик, перед ним застыл официант. Голанд ткнул пальцем в меню.
— Горячий сэндвич… пиво…
Есть не хотелось, Голанд откусил от сэндвича и бросил его голубям. Отхлебывал холодное пиво из огромной кружки, смотрел, как голуби вырывают друг у друга куски мяса…
… Доктор Фишер закрыл дверь кабинета на ключ. Достал записную книжку. Взял трубку старинного телефона, набрал номер.
— Господина Кальцинского…
— Вас беспокоит доктор Фишер из банка Лей в Цюрихе… Только что был затребован интересующий вас счет… Послезавтра в десять утра… Рад служить…
… Через два дня Голанд толкнул знакомую дверь. Его ждали. Служащий с безукоризненным прибором открыл перед ним дверь.
— Пройдите в боковой кабинет.
Через несколько минут другой служащий принес небольшой саквояж. Щелкнул замком. В саквояже лежали плотно упакованные пачки банкнот.
— Прошу проверить.
Голанд пересчитал пачки. Наугад распечатал и пересчитал содержимое двух пачек. Все сходилось.
— Ваше такси у подъезда, — сказал служащий.
Голанд, сжимая ручку саквояжа, вышел на улицу.
Шофер в фирменной фуражке открыл перед ним дверцу машины. Сел за руль. Вопросительно посмотрел на Голанда:
— Куда ехать?
Куда ехать… Теперь перед Голандом был открыт весь мир. Сперва в Европу… Потом в Америку… А для начала…
— Вы знаете хороший ресторан?.. За городом…
Шофер кивнул, и машина рванула с места… Паутина маленьких улочек расступилась, они выехали к озеру. Приятно шуршали шины… Теплый ветер обдувал лицо… Из радио доносилась легкая музыка… Голанд задремал…
Машина резко затормозила. Голанд открыл глаза. В лицо ему смотрело дуло пистолета.
— Выходи, — сказал по-русски шофер. Голанд забился в угол машины и прижал к груди саквояж.
Дверца резко открылась, и чья-то сильная рука вытолкнула Голанда на дорогу. Он огляделся. Рядом стояла другая машина и из нее выходили двое. Голанд перепрыгнул через кювет и, не выпуская из руки саквояжа, быстро побежал по крутому склону вниз, к озеру. Что-то едва слышно хлопнуло сзади, потом еще и еще. Голанд упал грудью на саквояж и пополз. Он старался доползти до озера, дотянуться рукой до холодной и прозрачной воды…
* * *
…Теплым майским утром 2004 года пожилая пара стояла на перроне Московского вокзала: мужчине было на вид за семьдесят, а женщине — лет сорок. Стояли они чуть в стороне от пестрой толпы, собравшейся встречать «Красную стрелу» из Москвы, и тихо разговаривали по-английски. Поезд медленно подошел под звуки Глиэровского гимна и замер. Из вагона номер шесть, как раз напротив которого стояла пара, вышла немолодая женщина в сером плаще с красным чемоданом. Мужчина подошел к ней, взял у нее из руки чемодан, поставил на перрон. Они расцеловались.
— Ты почти не изменился, Федя, я тебя сразу узнала…
— Ты тоже, Тата…
Федя представил женщину.
— Познакомься, Тата, это — Пенни… Она преподает русский в Оксфорде.
Пенни протянула руку.
— Здравствуйте, Тата. Федя о вас много говорил…
Они сидели в «Идеальной чашке» на Невском, пили кофе. Федя неспеша рассказывал:
— Вылетели из Лондона две недели назад. Несколько дней провели в Тифлисе… Уже неделю, как здесь…
— Как в Тифлисе?
— В центре понастроили шикарные отели, а чуть дальше — сплошные развалюхи. Наш дом еще стоит, но говорят, что его скоро снесут и построят на этом месте новую резиденцию для президента.
— Жив кто-нибудь из наших?
— Теперь уже никого. Лена умерла прошлым летом. Я был на ее могиле…
— А здесь…
— Папа и мама похоронены на Серафимовском… Мы заказали памятник… Сделали новую ограду…
Кажется, там сейчас уже вся наша квартира на Красных Зорь. Даже Катя Гросс и дядя Миша Годлевский умерли несколько лет назад… Кстати, дядя Миша последние годы жил у брата в Лондоне. Однажды на каком-то приеме к нему подошел мужчина. Дядя Миша сперва его не узнал. Это был Ника Фредерикс. Он расспрашивал о нас. Обещал зайти и передать что-то важное. Взял телефон и адрес. А несколько дней спустя в газете появилась заметка, что отставной дипломат Фредерикс погиб в случайной автокатастрофе…
Они помолчали. Тата раскрыла чемодан. Достала тоненькую синюю папку.
— Вот, посмотри…
— Это то самое, о чем ты говорила?
— Все, что осталось от маминого дела в ФСБ. Там завели новый отдел по связям с общественностью…
Федя перебирал бумаги и передавал их Пенни.
— Я вам поясню, — сказала Тата. Вот протокол первого допроса. Здесь мама отвергает все обвинения… Вот второй протокол, здесь Вета все признает… Вот обвинение… Приговор… Акт о расстреле… Справка о реабилитации… Всего двенадцать страниц…
Федя собрал бумаги и аккуратно сложил их в папку.
— Здесь нет главного, Тата. Доносов. Любое дело начиналось с доносов.