Можно, конечно, проверить показания этой Гусельниковой, поговорить с ее подругами, но это будет, как опасался Шестаков, бессмысленной тратой времени. Версия с машиной отвалилась, и с этим фактом надо смириться. Любой здравомыслящий федеральный судья, к которому Шестаков обратится с предложением о продлении сроков предварительного следствия, сразу спросит: все ли в порядке у тебя с головой, советник? Какую еще машину ты будешь искать, если и так все понятно?
На своем этаже Шестаков едва не споткнулся о непривычную тишину.
– Здравия желаю, – хмуро обронил он, озираясь.
Персонального кабинета Шестаков не имел никогда. Сначала не позволяла должность, а когда позволила, было уже поздно что-то менять. И Шестаков распорядился построить себе небольшое возвышение в самом центре оперативного офиса. Тогда ему казалось, что если подчиненные будут постоянно видеть, как босс горит на работе, то они начнут гореть тоже. Или хотя бы тлеть. Но жизнь показала, что он заблуждался…
– О чем молчим? – поинтересовался Шестаков, опускаясь в свое любимое жесткое кресло с прямой спинкой. – Почему никто не доложил о проблемах в московской штаб-квартире? Или я, по-вашему, должен узнавать новости из телевизора? И где, кстати, наш многоуважаемый Жорес, черт его подери, Андреевич?
Шестеро молодых и чем-то неуловимо похожих друг на друга оперативных следователей – Иннокентий, Михаил, Матвей, Павел, Петр и Илья – одновременно посмотрели в дальний угол офиса, где в ожидании очередной неприятности скукожился человек с простой русской фамилией Кузьмичев и не совсем русским именем Жорес.
– Господин Кузьмичев, могу ли узнать у вас, куда подевался мой экземпляр ночного отчета этих ракообразных особей, которых лишь по чудовищному недоразумению называют аналитиками?
– На рабочем столе вы уже смотрели, Дмитрий Сергеевич? – осторожно уточнил Жорес.
Шестаков раздраженно ткнул пальцем в иконку на матово-черной столешнице, брезгливо смахнул в корзину настырного персонального бота, и сразу же обнаружил потерю. Там висела и ссылка на оригинал статьи из вчерашнего номера «Уолл-Стрит Джорнэл», которую с видимым удовольствием цитировали все российские информагентства. Внештатный автор «Уолл-Стрит Джорнэл» Дэнис Гловер спрашивал сам себя: а не опаснее ли антивирус самого вирус? И сам себе отвечал: эвристический анализатор, мол, часто совершает ошибки, сигнатуры вирусов могут скрываться внутри совершенно безобидного файла, но вообще-то на фоне остальных популярных продуктовых линеек эти фаги, изготовленные «Лабораторией Касперского», выглядят еще вполне пристойно. По данным, мол, инжиниринговой компании AVG, количество ложных срабатываний у всех модификаций «Каспера» не превышает восьми процентных пунктов…
Шестаков раздраженно смахнул документ в корзину и подал знак Кузьмичеву. Тот с обреченным видом привстал, пошевелил усиками, размял пальцами опухшее лицо и без пауз произнес:
– На официальном портале «Уолл-Стрит Джорнэл» материал не появлялся, либо эти мерзавцы не смогли обойти защиту, либо даже не пытались, тем не менее инфа была вброшена технично: сначала ее слили как сенсацию неформатному агентству, потом под видом официального перепоста прокрутили в дайджестах, а после легализации заслали в массовый тираж…
– Стоп, – оборвал его Шестаков. – Еще раз повтори все вышесказанное, но уже помедленней.
Жорес послушно повторил. И добавил про ареал распространения, который был узким, и про частичный охват. Задеты лишь территории Центрального Урала, слегка Северный Урал и парочка регионов Дальнего Запада. Сибирь почти вся осталась в стороне. Юго-Запад зацепило краем, да и то сильно затухающей волной. Утренний замер показал остаточный информационный фон на уровне ноль целых четыре десятых пики. Одно из двух: либо работали чрезвычайно везучие непрофессионалы, либо это были профи, которые тупо двигались вслепую. Били по площадям, рекламируя свои возможности.
– Уверен? – Шестаков на секунду даже перестал хмуриться.
– На сто процентов, – кивнул Жорес. – Не зря нам почти сразу дали «отбой». Там теперь окружная управа отрабатывает.
– По «Республике» есть новости?
– Продолжаем работать… – уклончиво ответил Жорес. – Тарас утром вернулся чуть живой, я его отпустил до вечера.
– Напрасно, – проворчал Шестаков. – Михаила освободи от всех дел и перебрось на «Республику». Понял? А если понял, то не стой, как древнегреческий статуй, а бери лопату и копай. Меня Суматошный к себе требует. Будем сейчас иметь разговор в целях профилактики вирусных инфекций…
Управляющий директор территориального управления «Лаборатории Касперского», вопреки говорящей фамилии, суматошным не был. Жил он размеренно, осторожно, московскому начальству стараясь не докучать. Недостатков у него было всего два – привычка говорить очень тихо и употреблять табак. И не просто табак, а очень крепкие контрабандные сигареты, которые производила лишь одна страна в мире – Республика Косово.
Шестаков попытался хитрым маневром занять стратегически выгодную угловую позицию за столом для брифингов, но Суматошный, прокашлявшись, указал ему рукой на низкое кресло напротив окна. Управленческий народ в шутку прозвал этот предмет мебели дыбой.
– Рассказывай, – кивнул Суматошный.
– Рассказываю, – кивнул в ответ Шестаков. – К вечеру обещали снегопад, Рэм Филиппович. Даже странно. Почти май за окном, а прогноз на всю неделю отвратительный…
Суматошный неторопливо разорвал целлофановую обертку новой пачки, выбил из нее тонкую сигарету, щелкнул зажигалкой и выпустил вонючий дым в потолок.
– Чувство юмора я оценил… Теперь о делах. Что там у нас на мемном фронте?
– В поселениях Оконешниковского муниципального района выявлены три новые модификации фрактальных мемоидов. – Шестаков протянул начальству квадратную карточку из монокристалла сапфира, на который он предусмотрительно сохранил файл с заранее подготовленной справкой. – Все три случая с летальными исходами. Мы предполагаем, что применялись линейные трехуровневые мемокомплексы с асимметричным кодом. Есть основания полагать, что их базовая мемная структура относится к четвертому классу опасности и действует по принципу трояна. Но это пока лишь предположения. Нужно будет провести детальный анализ. И я категорически настаиваю на немедленном введении мероприятий по ограничению доступа во все поселения в районе Оконешниково.
– Какова погрешность? – уточнил Суматошный.
– Менее двух процентов, – заверил Шестаков и рассказал, как в рабочем поселке Куломзинское неработающий гражданин в возрасте тридцати семи лет избил сестру черенком от лопаты за то, что она забыла вечером подоить корову, после чего привязал избитую за ногу к телеге и таскал за собой по всему поселению. Другой эпизод – скандал в селе Золотуха. Пара прожила в браке двадцать лет. А когда расходились, не смогли поделить совместно нажитое имущество – корову. Бывший муж, никогда не работавший, запер бывшую жену вместе с коровой в помещение для хранения сельхозинвентаря и поджег снаружи. Пока бывшая супруга горела, он раскатывал на телеге по улице и разбрасывал по чужим дворам ее личные вещи. Третий эпизод – Любимовка. Два соседа делили участок, который они раньше совместно использовали под летний выпас крупного рогатого скота. Поспорили. Решили устроить гонки на механизированных телегах, чтобы победителю достался весь участок. Инициатор гонок выпал на полном ходу из своего транспортного средства и попал под задние траки.
– При всей внешней несхожести этих происшествий, в них явно прослеживается акцентуация на двух формализуемых объектах – корова и телега, – пояснил Шестаков.
Суматошный задумчиво прикурил очередную сигарету.
– А что там по «Республике»?
– Проводим проверку в рамках сорок четвертой статьи. По предварительным данным – изготовление и распространение. В особо крупном. Таким материалом грех не воспользоваться.
Суматошный хмыкнул и с усилием вдавил окурок в пепельницу.
– А дальше?
