В наследство Керенский оставил в морском ведомстве "верных" людей. Они ни за что не хотели верить в окончательную победу большевиков и не собирались сдавать им постов. Вердеревский, которого так отстаивали матросы в июльские дни, теперь их не признавал, манкировал службой, не являлся. Прислал только собственноручную записку первому помощнику, графу Капнисту: "Оставаясь верным своему долгу и Временному правительству и не считая возможным служить захватчикам власти - большевикам, временное исполнение обязанностей морского министра возлагаю на вас.

Морской министр адмирал Вердеревский.

Ноябрь 4 дня 1917 г.".

Граф Капнист, написав, со своей стороны, рапорт о непризнании большевистского правительства, передал министерство капитану 1 ранга Кукелю, а Кукель - Игнатьеву. Игнатьев оказался беднее всех: он не нашел себе подходящего преемника и решил, оставаясь в чине морского министра Временного правительства, совместно с графом Капнистом и Кукелем отправиться в Петропавловку. Стоило ему за три минуты ношения чина министра знакомиться с Петропавловской крепостью - ведь все равно работает с большевиками!.. Но эта бутафорская игра в министры сразу выявила, кто с нами, кто против нас.

Сторонников Керенского оказалось мало. Все служащие без лишних вздохов и воспоминаний о минувших днях взялись за работу. Даже известный черноморец лейтенант Вербов, для которого Керенский был кумиром, с легкой болью в груди согласился помогать большевикам. Особых потрясений Морской комиссариат не переживал. Ему не пришлось, подобно другим комиссариатам, обращаться к наркомтруду, чтобы из биржи получить красных советских чиновников. Там, где недоставало бывших офицеров, работу выполняли матросы, те самые матросы, которых еще несколько дней назад считали "чернью"; теперь они великолепно налаживали государственный аппарат. Одна беда: всем им не по душе была кабинетная работа да груды бумаг.

Приходят с докладом, морщатся, и все просятся на фронт.

- Там я на своем месте буду и больше пользы принесу.

- А кого же мы посадим вместо вас? Не Вердеревского же, который и разговаривать не хочет с нами?

- Так-то оно так, но нельзя ли обратно во флот? А то с кораблей всех нас повыдернули, как бы оставшиеся меньшевики не завладели умами матросов.

Вот ряд телеграмм от товарища Измайлова, просит вернуться в Центробалт. Хотя он и изворотливый и работать может 24 часа, а видно - и ему трудно.

Но отпустить их нельзя. Разочарованно возвращаются они к своему столу, чтобы снова разбираться в бумагах.

Кончаются доклады, начинается заседание коллегии. Утомительная работа, не знаешь, как от нее избавиться. Недаром раньше в министры назначали стариков: для них эта работа действительно по костям. В заседании коллегии бывший командующий Балтийским флотом адмирал Максимов докладывает о своих грандиознейших планах эксплуатации военной промышленности, использовании водопадов для добывания торфа и пр. Во время заседания Измайлов вызывает к аппарату. Требует срочно. Экстренные дела... Ну, и времена настали! Все срочно да экстренно, притом не то, что тебя просят, а прямо требуют. Живой ты или мертвый, а должен немедленно отвечать на сотни вопросов.

- У аппарата председатель Центробалта Измайлов. Я получил целый десяток нарядов для отправки матросских отрядов на фронт. На кораблях и так команды недостает, а, кроме того, выдергивание матросов ослабит флот и работу среди моряков. На кораблях мало остается активных работников.

- Товарищ Измайлов, все это верно. Но пока мы не победили и не уничтожили контрреволюцию, отправка моряков неизбежна. Там, где матросы, мы имеем успех. Наряды должны быть выполнены немедленно. Сообщи, как настроение во флоте. Возможно создание коалиционного правительства со включением меньшевиков и правых эсеров. Кажется, сегодня в Совете Народных Комиссаров будет обсуждаться этот вопрос.

- Настроение во флоте великолепное. Меньшевики и эсеры совершенно исчезли с нашего фронта и нашего кругозора. Ввод меньшевиков в правительство вызовет недовольство среди флота. Нужно от имени флота настаивать перед Советом Народных Комиссаров о недопущении создания коалиционного правительства. Сейчас же передам резолюцию, в которой моряки клеймят меньшевиков и эсеров изменниками.

- Хорошо, все будет принято во внимание.

Ну, и времена!.. Власть на местах диктует центру, а не посчитаешься с ней, - прямо кричат: "Что же, мы переворот делали для того, чтобы опять меньшевиков да Милюкова сажать?!"

Один за другим к Смольному подкатывают автомобили. Одиночные пассажиры торопливо выскакивают с толстыми портфелями под мышкой и на ходу показывают пропуск часовым; они спешат подняться на второй этаж. Сегодня - важное заседание Совета Народных Комиссаров. При въезде в Смольный дежурят броневики и латышский полк. Охрана надежна, никаких "чужестранцев" не пропустят. Сегодня охрана о чем-то оживленно разговаривает, спорят между собой.

Ведь охрана раньше всех узнает о новостях. Спорят: можно ли допустить меньшевиков в правительство? Но прислушиваться и узнавать их заключение некогда. И так опоздал. Заседание уже началось, а тут еще не знаю, в какой комнате; вообще плохо знаю внутреннее расположение Смольного. Пропутаешься, и пока найдешь, где заседают, собрание может кончиться. Голос флота так и не будет принят во внимание.

Поднимаюсь на второй этаж. С трудом разыскиваю комнату заседания Совета Народных Комиссаров. Маленькая плохо освещенная комнатка едва вмещает всех народных комиссаров. Луначарский, за ним Зиновьев и некоторые другие горячо, с раздражением, доказывают невозможность удержать власть без меньшевиков, отстаивают необходимость создания коалиционного правительства.

- Гражданская война началась, льется народная кровь. Нужно сегодня же решить вопрос и начать переговоры с меньшевиками.

За столиком, в стороне, опершись на руки, сидит Владимир Ильич, спокойный, с иронической улыбкой.

- Ну, дальше, дальше! Все? Вы испугались революции? Вы боитесь, что не удержите ее? Рабочий и солдат ее начал, он ее и удержит. А я предпочитаю остаться с двадцатью стойкими рабочими и матросами, чем с тысячью мягкотелых интеллигентов.

Ленин неожиданно покидает комнату. На минуту воцаряется тишина. Недоумение пробегает по лицам. Затем вновь быстро завязывается спор между отдельными товарищами. Выхожу вслед за Лениным сообщить ему лично настроение флота...

На второй день уже всем было известно, что точка зрения Владимира Ильича победила. Владимир Ильич со своей глубокой проницательностью и умением глядеть в будущее спас Октябрьскую революцию.

Октябрьская революция уничтожила преграды между флотами России. Впервые за время революции в декабре созывается I Всероссийский съезд моряков. Коллегия Морского комиссариата готовится дать отчет своим избирателям. Все приготовлено. Звонят: через полчаса открываем съезд.

Представители Центрофлота и морской коллегии едут на открытие.

Вместе с Модестом Ивановым вхожу в зал заседаний съезда, переполненный моряками. В этот момент Раскольников в горячей и пространной речи выражает глубокую благодарность и признательность за производство его в лейтенанты, одновременно указывая на роль, которую сыграл в 1905 г. лейтенант Шмидт во флоте. После Раскольникова выступает товарищ Вахрамеев, тоже произведенный в лейтенанты, и благодарит съезд.

Из зала возгласы: "Дыбенко произвести в капитаны первого ранга!.. Нет, в адмиралы!.. Лейтенанты!.."

Перепутались голоса. В зале шум. Беру слово:

- Товарищи, позвольте мне благодарить вас за оказанное внимание и внести предложение. Я начал борьбу в чине подневольного матроса. Вы меня произвели в чин свободного гражданина Советской республики, который для меня является одним из самых высших чинов. Позвольте в этом чине мне и продолжать борьбу.

Аплодисменты и крики: "В почетные граждане флота!"

После этого производят еще в адмиралы Модеста Иванова.

Это производство явилось весьма характерным для флота, который со дня февральской революции боролся против всех чинов...