Майлз подумал, что гул удовлетворения, раздавшийся после этого заявления, скорее подошел бы группе школьников, чем дюжине усидчивых студентов последнего курса. Пока другие выходили, он сложил обратно в чемоданчик свои книги, которые достал, пока говорил Майк Йарош. Хэнкинс стоял в стороне, чтобы пропустить слушателей. Поэтому так получилось, что Майлз, покидавший класс последним, столкнулся с Хэнкинсом нос к носу.

— Жалко терять целый день, — остановившись, честно признался Майлз.

Хэнкинс посмотрел на него с более чем кислым выражением на круглом лице с высоким, безволосым лбом.

— Кажется, Ренессанс уже вышел из моды, — сказал он, проводив Майлза за дверь и закрыв ее за ним.

Майлз с чемоданчиком в руке направился вниз по истертым мраморным ступеням лестницы здания исторического факультета, вышел на улицу и пошел домой. Он не знал, чем занять неожиданную брешь в своем дневном расписании. По привычке он подумал о том, чтобы где-нибудь поставить мольберт и попытаться поработать, но затем вспомнил, что при таком свете на улице работать невозможно. Цветовая гамма полностью изменилась.

Почти сразу же его заинтересовала возможность рисования при красном свете, чтобы оценить получившееся, когда Солнце вернется к нормальному состоянию. С разгорающимся внутри энтузиазмом он заторопился домой и поднялся в свою комнату. Но, войдя, он внезапно упал духом. Вид сохнувших в углу картин, нарисованных им вчера вечером, напомнили ему о Мэри и ночном шторме.

Он остался один на один с сильным чувством вины и потери. Неважно, насколько вчера вечером Мэри оказалась не правой, две вещи оставались неизменными: забота о нем, заставившая ее говорить откровенно, и то, что во всем мире у него не осталось более близкого человека.

Он тяжело сел на край кровати, перестеленную миссис Эндол. Пружины печально заскрипели. Он рассчитывал, что год в Европе принесет ему облегчение и свободу. Мысль о возможном одиночестве никогда прежде не приходила ему в голову. Но сейчас, при мысли, что он может потерять Мэри навсегда, его охватила паника.

Майлз резко вскочил на ноги. Он не должен вот так уходить. Нельзя ожидать, что она поймет суть причины, подхлестывающей его в настойчивых поисках; ведь он не сказал ни единого слова, ничего не объяснил. Он просто обязан поговорить с ней.

Он подошел к буфету, открыл верхний ящик и достал коричневый конверт.

Положив его в нагрудный карман куртки, Майлз вышел из дома.

В этот час Мэри обычно занималась в читальном зале на втором этаже университетской библиотеки. Но, придя туда, Майлз увидел почти пустой зал: три или четыре случайных фигуры выглядели жалкими и забытыми среди длинных столов и пустых стульев. Мэри в зале не оказалось.

Наиболее вероятным местом, где следовало ее искать, было женское общежитие, в котором Мэри подрабатывала дежурной.

Он пошел туда. Высокое здание из красного кирпича с рядом стеклянных дверей на первом этаже стояло на другом конце кампуса. Войдя через одну из дверей в холл, он спросил у дежурной о Мэри. Та позвонила Мэри в комнату, и меньше чем через минуту Мэри ответила по внутреннему телефону. С чувством облегчения Майлз услышал ее голос.

— Это я, — сказал он. — Можешь спуститься?

— Сейчас буду, — ответила трубка ее голосом. Сердце застучало у него в груди и висках. Голос остался таким же уверенным и мягким, как и раньше.

После случившегося вчера он ожидал любой реакции, но только не такой.

— Можешь подождать в холле, — предложила остролицая дежурная.

Он много раз ждал здесь Мэри, но сегодня обстановка кардинально изменилась. Обычно, в нетерпении или раздражении, на тяжелых стульях и скамейках, расставленных по холлу, сидело четыре или пять парней. Сейчас в холле находились только девушки, они сгруппировались вокруг телевизора и внимательно слушали вездесущего телеобозревателя в таком напряженном молчании, что Майлз без труда разобрал все слова.

— От надежного источника в ООН получены сведения, — вещал ведущий, что послание с кораблей на орбите получено без помощи какого-нибудь устройства и доставлено лично двумя пассажирами или членами экипажа. Тот же самый источник сообщил, что эти два существа, о которых идет речь, оказались людьми со смуглой кожей и чертами лица такими же, как у землян; похожа и их одежда. Вскоре ожидаются дальнейшие сообщения.

Сейчас о некоторых подробностях, выявленных при помощи телескопа обсерватории и касающихся корабля. Размеры его оказались такими же, как и первоначально установленные. Иллюминаторов и люков на внешней обшивке не замечено. Более того, остался незамеченным старт челночного корабля и вообще, каким образом эти двое оказались у здания ООН в Нью-Йорке. Не замечено приземление какого-либо чужого аппарата и к самому зданию.

Необычные визитеры появились без сопровождения.

Голос продолжал жужжать. Майлз прошел в дальний конец холла и сел на тяжелую зеленую скамейку, придвинутую к стене. Прошло несколько минут, и в дверях появилась Мэри.

— Майлз… — произнесла она, когда он подошел.

— Мы можем выйти? — спросил он. — Куда-нибудь, где нет ни телевизора, ни радио?

— Я буду занята в общежитии с часа, — ответила она. — Но мы можем куда-нибудь пойти пообедать.

— Хорошо, — согласился он. — Давай направимся куда-нибудь в город, где мало людей из университета.

Они сели в автобус, следовавший в Миннеаполис. Когда автобус пересекал реку по мосту, Майлз показал рукой в окно, у которого сидела Мэри.

— Посмотри, — сказал он, указывая на скалу, под которой рисовал вчера. — Видишь скалу? Ты бы могла взобраться на нее?

Мэри посмотрела на крутой склон.

— Думаю, если очень нужно… — задумчиво произнесла она.

Повернувшись, Мэри удивленно и неодобрительно посмотрела на него. — Не думаю, что мне захочется. А почему ты спросил?

— Скажу тебе позже, корда будем обедать, — ответил Майлз. — Но взгляни на нее еще раз… Видишь?.. И представь себе, что ты взбираешься на нее.

Мэри снова повернулась к окну и не отрывала глаз от скалы, пока та не скрылась из вида. Затем удивленно взглянула на Майлза.

Тем не менее он ничего не сказал. Мэри отвернулась, и они в полном молчании доехали до нижней части города.

Майлз ждал, пока они не оказались внутри выбранного им ресторана маленького, недорогого, без телевизора.

— Что касается прошедшей ночи… — начал он после того, как официантка, вручив ему меню, ушла.

Мэри отложила свое меню. Она протянула руку через стол и положила ее поверх его руки.

— Забудь, — сказала она. — Не имеет значения.

— Ни в коем случае, — ответил он. Убрав руку, он достал конверт из внутреннего кармана куртки и вручил его Мэри.

— Я хочу показать тебе это, чтобы ты поняла. Вот почему я просил тебя по пути обратить внимание на эту скалу. Я должен был рассказать тебе об этом уже давно, но, с того момента как встретил тебя, я просто не находил удобного случая, а позже почему-то решил, что ты понимаешь все без слов.

Но понял прошлой ночью обратное… Вот почему я взорвался. Взгляни на содержание этого конверта.

С удивлением глядя на него. Мэри открыла конверт и вытащила пачку пожелтевших газетных вырезок, прикрепленных к белому картону. Майлз ждал, пока она просматривала их. Девушка нахмурилась и взглянула на него.

— Думаю, что не поняла, — сообщила она.

— Здесь собраны примеры проявлений дополнительных резервов человеческого организма в экстремальных условиях, — сказал Майлз. — Ты когда-нибудь слышала об этом?

— Вроде, да, — ответила Мэри, все еще хмурясь. — Но какое отношение это имеет к тебе?

— Это доказывает существование того, во что я верю, — продолжил Майлз. — Моя теория живописи. На самом деле во всем творческом… — и он рассказал ей все. Но и после его рассказа Мэри все равно покачала головой.

— Не знаю, — сказала она, перетасовав заметки. — Но, Майлз, ты ведь принимаешь на веру слишком много допущений? В это, — она перебрала заметки, опять взглянула на них, — достаточно трудно поверить…