Вергилий выбрал момент и поблагодарил лорда-капитана за помощь в добывании руды. Тот пожал плечами:

- Не к добру, похоже, было помогать тебе. С чего вы решили, что она здесь?

- Я вовсе не думал, что она здесь. Но она появилась в месте, удивительно похожем на это, и другие решили, будто она именно здесь... гигантские камни, ступени, несомненная работа циклопов...

- Я знаю еще одно такое место. - Лорд-капитан взглянул на Вергилия усталыми и проницательными глазами. - Но это в Микенах. Впрочем, от тамошнего замка остались одни руины, и там никого уже не спрячешь. А тебе известны иные места? Да? Тогда, доктор, маг, прошу тебя, хотя и не имею на то никакого права... Нет, все же я скажу... Не отправляйся туда сам. Пускай едут другие. Не ты.

- Я должен, сударь, - выдохнул Вергилий.

- Опять гонка, гонка... - Белоснежные брови хозяина поползли вверх. Ты все время за чем-то гонишься. Отчего так? - Широкая грудь капитана издала вздох, бывший одновременно утверждением и вопросом.

- Да, лорд-капитан, - ответил гость, прощаясь. - Так и есть. Пока смерть не победит меня... или я - ее... я все время гонюсь за чем-то. Прощай.

- Гнаться, гнаться, - донесся мягкий голос сзади шедшего к выходу мага, - я был бы удовлетворен в жизни уже и тем, что никуда не надо спешить.

Дож, нетерпеливо поджидавший Вергилия у подножия замка, немедленно тронулся вперед и, обернувшись, на ходу спросил мага:

- Что этот старый хрыч сказал тебе?

- То, что в Микенах есть подобный замок, однако он лежит в руинах и спрятать там никого невозможно.

Дож выругался. Столько суеты, столько магии, и что толку? Что в результате? Вот что ему интересно. А младший легат, нарушая нависшую было тишину, заявил:

- Мне кажется, нельзя долго испытывать терпение Императора.

Тауро пробормотал, что-де тут и все Императорские легионы не смогли бы отыскать Лауру, поскольку совершенно неизвестно, где она находится. Вергилий, однако же, сообразил... в отличие от дожа... дело тут не в том, что Цезарь, потеряв терпение, кинет на поиски Лауры свои легионы, напротив, он попросту переключится на другой любезный его сердцу объект. Право же, кругом милых девушек было вполне достаточно, и все они вполне сгодились бы в жены... так что, если император в самом деле решит избавиться от своей сварливой супруги, то будет ли он тянуть с новым браком? И чего, в таком случае, стоят все планы Корнелии и вице-короля?

Да и многого ли стоят в этом случае планы самого Вергилия?

Клеменс в ярости хлопнул руками по бедрам и вскочил с места. Вергилий вел себя как охваченный первой похотью школяр!

- Я отлично все понимаю. Ты увидел лишь оболочку, скорлупу, шелуху вещей, и до остального тебе уже нет ни малейшего дела... Да, я согласен, ты глянул в зеркало и обнаружил там личико довольно-таки милой, я согласен, весьма милой девчонки, и что же? О Зевс, ты уже не умеешь думать, ты сразу начинаешь действовать?! Пойми: не твое сердце советует тебе это, но лишь его оболочка, вот откуда идут все эти безумные импульсы, ты скользишь по поверхности вещей! Ну ладно, ладно, - проговорил Клеменс чуть более миролюбиво. - Я понимаю. В конце концов, ты предпринял дальнее и сложное путешествие на Кипр, после чего последовала чудовищная работа над зерцалом. Да, сейчас ты уже выглядишь лучше, однако пока далек от своей настоящей формы. Пойми: безумие пускаться в новое путешествие! Аргументы Клеменса были логичными, основательными, подробными. Уклониться от них было невозможно, но и поддаваться приятелю Вергилий не собирался. Словом, он просто-напросто отмахнулся от его речей, подошел к столу и углубился в раскрытую "Космографию" Птолемея.

- А я всегда говорил, - пробурчал он, - что одной из немногих вещей, побуждающих меня к действию, является любовь. Ты отвергаешь эти слова, заявляя, что любовь - это роскошь. Отлично, я напомню тебе то, что ты изрек однажды. Как это было? "Любовь испытывают и животные. Но только разумные существа в состоянии по достоинству оценить роскошь". Ты это говорил, не правда ли?

Застигнутый врасплох Клеменс замолк и уставился в пространство. Затем, придя в себя, сделал вид, что никто его на слове не ловил, и принялся допытываться у Вергилия, какие именно основания диктуют ему подобные планы. Слушал он внимательно, не перебивая, знай себе почесывал бороду, а в конце спросил:

- А тебе не кажется, что Ливия все же несколько далековата, чтобы отправляться туда лишь на основании астрологических расчетов?

- Но она - в Ливии. Именно там она и находится. Да, я помню, как мы решили, будто она - на вилле Корнелии, но в данном случае это не играет роли. Сейчас важно лишь то место, в котором она находилась в момент составления гороскопа, и место, где она была, когда мы увидели ее в зеркале. Кстати сказать, даже если мы и видели ее на вилле, это никоим образом не мешает ей оказаться теперь в Ливии. Ее, наконец, могли просто туда отправить - уж и не знаю мотивов ее матери, да и не собираюсь заниматься их выяснением. Разумеется, чтобы покончить с этим делом, мне придется их выяснить. В любом случае гороскоп, давший правильные сведения в других деталях, явственно говорит в пользу именно Ливии.

- В пользу Ливии... - С громким хлопком Клеменс закрыл книгу, лежавшую у него на коленях. - Но что такое Ливия? В Африке есть Египет, Мавритания и Эфиопия. А все остальное - Ливия! И ты собираешься обследовать бесконечность пустынь только оттого, что нарисованная схема указывает на что-то похожее?

Вергилий встал. На нем была одежда цвета заката, расшитая золотом. Он медленно прошелся по комнате, а в его уме пронеслись видения одной старинной деревенской фермы, которую он знал давно и очень хорошо. Он вспомнил пасеку, курчавых вислоухих овец, крики пахаря, дубовые и ясеневые леса, клыкастых кабанов, уносящих ноги от охотников. Вспомнил и другую деревушку, в Калабрийских горах, которую он знал во времена более поздние. Ее домики разбрелись по отрогам гор, высились на кручах, подобно гнездам орлов на утесах; в тех местах струились источники невероятно холодной и кристально чистой воды, а еще там были тихие заводи, в которых плескалась осторожная рыба, леса, луга, цветочные поляны. Как бы ему хотелось отправиться в одно из этих мест и оставаться там до поры, пока слабость его тела и неуравновешенность духа не покинут его! Да, несомненно, труды над зерцалом вернули ему недостающую часть его души, но что с того? Он всего лишь сделался тем же, кем был раньше. Все его вопросы по-прежнему оставались без ответов, ни одна из проблем не была решена. К тому же теперь он глядел вперед, и, как если бы он глядел на солнце, прямо перед ним, закрывая свет, нависала громадная и тяжелая планета. И помеху эту следовало устранить.

- Извини, - сказал Вергилий медленно, - думаю, в мои годы я понимаю разницу между случайным увлечением и истинным чувством... я должен... отправиться в Ливию. Так велят звезды.

Рассуждая о словах, сказанных не так давно Аллегрой ("На море, господин, волны застынут навечно, когда ты повстречаешься с ней"), Клеменс вынужден был согласиться, что сказанное старухой и в самом деле может относиться к песчаным пустыням Ливии.

- Однако же, - добавил алхимик, - мне приходилось слышать и о каменистой Ливии. А о Ливии феникса? Никогда. Так что же мы имеем? Хорошенькое личико, звезды, бормотание выжившей из ума старухи. Какие еще предзнаменования ты имеешь в запасе?

Вергилий отошел в дальний, сумрачный угол библиотеки.

- Иди сюда и смотри, - позвал он Клеменса. Тот, бормоча и вздыхая, подошел, принеся с собой свет, мягко лизнувший страницы атласа.

Вергилий взял в руки свой белый жезл, но использовал теперь его как школьную указку.

- Итак, - резюмировал он, - мы увидели в девственном зерцале Лауру, сидевшую на лестнице и смотревшую в сторону неизвестного нам лица. Несомненно, что никакая человеческая рука подобные ступени вырубить не могла. Никакой человек или толпа людей эти камни друг на друга не водрузила бы. Происхождение этих камней столь же очевидно, как то, что по курчавым волосам мы мгновенно отличим эфиопа или тигра - по его лапе.