- Обратите внимание, мастера и подмастерья, - низким и торжественным голосом сказал Клеменс. - Даже этот ремесленный, казалось бы, труд учит нас философии. Металл должен умереть, дабы начать жить. Он должен быть уничтожен, чтобы стать созданным. Растоплен огнем, который, вроде бы, уничтожает всякую плоть и жизнь, но огонь в то же время дарует новую жизнь и новую плоть. Так почему же нам кажется, что человек, это семя земли, созданное ею в незапамятные времена, лишь превращается в прах и тлен, не зная последующего возрождения? Не думайте, что наступит завершение вашей жизни, - наука и философия учат нас совершенно иному...
Вергилий слушал бы Клеменса столь же внимательно, как слушал мальчик у мехов, отдавая себе отчет в каждом слове, однако он сосредоточился на собственном деле, из-за чего суть говоримого ускользала. Клеменс же завел речь о том, что алхимия не знает строгих различий между жизнью минералов и живых существ, так что медь, добываемая в земных недрах, и человек - брат и сестра. Вслушиваясь в слова, Вергилий все же смог избавиться от своих навязчивых мыслей, по крайней мере на какое-то время.
Зерцало должно было состоять из двух частей - самой отражающей поверхности и крышки, закрепляемой на его корпусе винтами, гвоздями с широкими шляпками, щеколдами и застежкой: оно, словом, должно было походить на большой медальон. Кое-что из мелких частей могло быть выковано, другие же части также требовали литья - подобно двум основным частям. Следовало подготовиться к изготовлению форм, и тут потребовался воск. Воск годился не всякий - он не должен быть ни сухим, ни грубым, ни дурно пахнущим. В трудах, содержащих описания магического зерцала, приводились разные подробности его изготовления, но во всех - и в "Справочнике" Руфо, и в "Халцеотионе" Теодоруса, и в "Руководстве" Марии Египетской - утверждалось, что воск должен быть собран в диких ульях кавказских пчел, и никакой иной воск не подходит. "Велики достоинства воска этой великой горы, - писала Мария, - велики, и в воске этом скопились вещества многих цветов и растений, произрастающих на отрогах гор, и вещества эти перешли в воск навечно". Руфо же утверждал, что вещества, попавшие в воск, переходят затем на глину, которой обмазывают восковые формы; при разогревании же воска в печи и его вытапливании с последующей заливкой металла вещества эти переходят в металл. Теодорус пытался связать несомненную пригодность кавказского воска с тем, что к тамошним скалам был прикован Прометей, чья кровь растеклась по скалам и пропитала их... кровь, текшая из него, когда орел выклевывал его печень, карая Прометея за то, что принес он детям человеческим огонь с небес, украв его с помощью горящих стеблей фенхеля - сладкого укропа. "И надобно отметить, - писал Теодорус, - что ни один иной огонь, кроме разжигаемого фенхелем, не даст должного эффекта при работе с подобным воском".
Разумеется, когда бы кавказский воск использовался только для изготовления волшебных зеркал, то сыскать его можно было бы лишь у самих горцев. По счастью, были у него и другие применения... например, его использовали при изготовлении форм для тех же серебряных чаш, что моментально чернеют, стоит лишь в них влить жидкость, содержащую в себе яд... или этим воском вощили кончики нитей, чтобы продевать в иглы, нитей, используемых для зашивания погребальных пелен, - и тело тогда не разлагалось очень долго... Были и иные способы его применения.
Так что и тут имелись свои торговцы, в Неаполе же этим заправлял некто Онофрио, аптекарь, чей дом - лавка и контора одновременно - более всего напоминал пещеру с собранными там всевозможными диковинами.
- Да, такой воск у нас есть, - сообщил он Вергилию, моргая и кивая. Немного, разумеется. Неделю назад жена сказала мне: "Онофрио, отправь туда весточку, запасы у нас кончаются, а дорога дальняя". Так я и поступил, так что вскоре нам его привезут. Ну, через год. Или года через два-три. Что, сколько у нас есть? Мммм, трудно сказать, кусок размером примерно с человеческую голову. Нет, веса я не знаю, мы ведь не взвешиваем, так, отщипываем понемножку, когда надо. А сколько требуется доктору Вергилию? Что? Весь?! Невозможно. Совершенно невозможно. Я же не могу остаться совсем с пустыми руками, не могу!
Впрочем, когда выяснилось, что часть воска впоследствии будет возвращена, товар перестал быть бесценным, зато цена его оказалась весьма впечатляющей, хотя и выраженной не в золоте. Онофрио требовались некоторые вещи, и ими обладал Вергилий. Онофрио желал узнать кое-какие секреты, а Вергилий мог их ему раскрыть. Онофрио хотел научиться кое-что делать, а делать это умел только Вергилий... Словом, аптекарь хоть и был себе на уме, но меру знал. Счет был выставлен суровый, однако же уплата вперед не требовалась, к тому же точная цена должна была определиться впоследствии, когда станет ясно, сколько воска возвращено. Словом, сделка была заключена, и Вергилий двинулся следом за хозяином сквозь череду комнат, заполненных серой амброй, мускусом, бальзамами, древесиной ююбы, эфирными маслами, эссенциями и эликсирами, мазями и притираниями, растолченным рогом единорога, страусиными яйцами, жабами и сушеными поганками, кровью летучих мышей и летучими мышами самолично, пометом грифонов, мумиями, мандрагорами и ртутью, духами, кровоостанавливающими средствами, благовониями и цветочной пыльцой. Место же, где хранился драгоценный воск, было отделено железной дверью, охраняемой собакой, которая - бедолага - со времен своего детства ни разу не видела солнечного света.
Воск был темен, гораздо темнее, чем обычный, почти черный, но черноты непривычной: внутри него виднелись прожилки янтарного и красного цветов, каким-то загадочным образом заставлявшие весь кусок слегка светиться. Пах воск сильно и пряно, был маслянист и неподатлив на ощупь.
- Верните нам, доктор Вергилий, по возможности, все, - наставлял его торговец мускусом, - нельзя терять ни щепотки его, да что там щепотки крупицы. Остальное, о чем мы с вами говорили, все это может быть измерено в золоте, однако же мне всего предпочтительней получить воск обратно... Он выставил вперед сухой, морщинистый палец, в тусклом свете лампы более похожий на какой-то медицинский инструмент, и потрогал воск, любовно и заботливо. - Полагаюсь на вашу аккуратность, доктор, не тратьте его попусту. На крупинки...
Воск медленно растопили на огне, поддерживаемом горением фенхеля сладкого укропа, и очистили (впрочем, непросто было собрать и высушить сам фенхель). Вот так и шла вся работа: найти огонь, чтобы разжечь огонь, сковать щипцы, чтобы сделать другие щипцы, смастерить колесо, чтобы сделать колесо. Вытопленный воск был промыт водой, и снова растоплен, и профильтрован, снова вымыт, и снова растоплен, и профильтрован - через сита все более тонкие; материя, примененная в ситах, была сохранена, чтобы впоследствии вытопить из нее застрявший в порах ткани воск. Руководил всем этим Перрин - у Вергилия не хватало сил выдержать этот мучительно медленный процесс. А он повторялся и повторялся. Раз за разом. Медленно, очень медленно.
Так же медленно и тщательно продвигались вперед и прочие работы.
Наконец воск сочли достаточно очищенным. Он стал бледным и мелкозернистым.
Обставленный баночками с лучшей тушью, заваленный ворохами лучшего пергамента, Вергилий трудился над составлением гороскопа. Важнейшим был вопрос о лунных узлах, о точках, в которых путь Луны пересекает эклиптику. Точек таких было две, одна из них называлась "Голова дракона", другая же "Драконий хвост".
- Я знаю лишь то, где мы находимся сами! - в отчаянии вскричал маг, отшвыривая в сторону стиле. - Но как я могу рассчитать точный гороскоп принцессы, основываясь на сведениях, полученных не от нее самой, а от Корнелии? Где находится сейчас принцесса? Располагается ли ее линия жизни теперь в области головы дракона или его хвоста? И если речь может идти о хвосте, то не лучше ли нам выждать полгода, с тем чтобы она достигла области головы, и тогда Дракон беспрепятственно изверг бы ее из своего чрева? - Схватив перо, он вновь принялся составлять диаграмму, опираясь не столько на точные данные, сколько на общие соображения, но что такое общие соображения в деле, требующем неимоверной точности... Как можно с уверенностью определить ее место по отношению к Змее и Червю, великому Левиафану и океанским Рыбам, опоясывающим сообща весь мир?
