Верхоленцев поднес к глазам кончики пальцев, потом, подсев к столу, потянул за ладонь Алеху Сарсатского, сличая свои и его пальцы.

– Да и не така уж большая разница!

– Разницу тебе сыскари покажут! – зло бросил Ленков. – Кады она тебе уже и не потребуется.

– А где, Костя, эта самая картотека сохраняется, Лукьян не сказывал? – спросил Сарсатский. – По участкам ее точно нет, какая-то, видимо, центральная. На область кажную или всю Дэвээрию?

– Наверное, как ранешне, при самодержце – повсеместно. У каторжных и политических фараоны и в те времена приметы описывали и пальцы оттискивали, а еще с табличкой на груди изображенье делали фотографическим аппаратом, – уверенно сказал Ленков: Бизин и Филя-Кабан его об этом просвещали как-то по случаю.

– Умыть бы ищеек! – мстительно оскалился Верхоленцев. – Налететь коршунами! Разнести уголовку, централ и прочие мильтонские бастионы, спалить все их чертовы бумаги!

– Мне Тимоха намекал, что в облмилиции денежная касса богатая, особливо перед выдачей жалованья, покуда денежку по области не растолкали, – добавил Алеха Сарсатский, шумно прихлебывая чай с блюдца.

– Хорош чаи швыркать! – оборвал его атаман. – Пойди лучше Яшку во дворе смени, озяб небось сторожок.

Алеха молча отставил блюдце, закинул в рот кусочек сахару, поднялся и вышел из светелки. Вскоре ухнула входная дверь.

– Посмотрим… – неопределенно сказал Ленков. Помолчав, снова бухнул кулаком по столешнице. – Посчитаться надо бы! За Кольку, за Трошку!

– Это, Костя, мы сделаем! – засверкал глазами скуластый Багров.

– Знаю, знаю, Бориска, ты у нас – парень решительный! – похвалил пацана Ленков. – Вот, Яха, кстати, – новый тебе напарник, заместо Трошки.

– Да в ём не столь решимости, сколь хвастовства! Язык длинный, трескучий! – скривился недовольно Верхоленцев. После зверского мучения и убийства корейцев-огородников, после двух побегов из-под стражи, он, и без сегодняшнего везения, считал себя в шайке самым ловким, бесстрашным и хладнокровным.

– Шибко нос не задирай, Яша, – с ласковой угрозой в голосе сказал Ленков. – Бориска мне заместо младшего брата. А насчет твоего умения ножи совать…Так и он не промах, режет – што мясник. Вот и делайте зарубки, у кого больше наберется! Ха-ха-ха!

Ленков намекнул Верхоленцеву о недавней выходке Багрова. В последнее время Багров окопался на Сеннухе – Сенной площади, которая на Большом Острове являлась сосредоточием не только торговых лавок, но и притонов, где курили опиум, кололись морфием, баловались с девками.

С группой ленковцев, а иногда и в одиночку, Бориска действовал лихо и жестоко. Скуластый и широкоплечий низкорослый «солдатик» стал фигурировать в показаниях потерпевших и свидетелей грабежей как самый отъявленный и жестокий бандит, для которого выпустить пулю в человека проще простого. И ножом орудовал хладнокровно.

Не так давно Багров попросился переночевать в одну семью на Большом Острове. После того как сбегал к шинкарке, был принят хозяевами радушно, с угощением. Ночью Бориска встал, подошел на цыпочках к спящей семейной паре и зарезал их, как свиней. Потом расправился с тремя малолетними детьми. «Обшарил всю избу и ничего путного не нашел», – посетовал он в кругу собутыльников-ленковцев. О том, что и это злодейство учинил опять-таки тот молодой «солдатик», поведала уголовному розыску соседка зарезанных. Вечером она видела, как Багров бегал к шинкарке за водкой, потом – как угощался с хозяевами, маяча в окне…

Именно то обстоятельство, что излюбленным районом для Бориски Багрова стал Большой Остров, куда любил к приятелям захаживать его сверстник Федор Кислов, да еще, вдобавок, их разительное внешнее сходство – все это и сыграло трагическую шутку с Федькой. Вновь и вновь свидетели признавали в нем того самого «солдатика». У следователей и тени сомнения не было: перед ними один из самых активных ленковцев, несмотря на молодость. А как изворачивается, а как все отрицает!.. Забегая вперед, скажем: дело по обвинению Федора Кислова в попытке ограбления крестьян и покушении на убийство будет включено одним из эпизодов в длинный перечень преступлений шайки Ленкова. В одном списке с самыми ярыми ленковцами – головкой шайки – Кислов предстанет перед Высшим Кассационным судом ДВР.

– Ну, что ж… Коли ищейки так нам на хвост в Чите сели, – продолжил Ленков, – перейдем-ка мы пока на округу. Не ахти, конешно, навар изо всего этого выходит, однако курочка по зернышку клюет. Так, братва? Ну-ка, скажите мне, почему меховщиков сегодня мы не растрясли, а? А потому! Буржуи замки да запоры ставят умело, укрепляются, опять же охраной обзаводятся. Пущай успокоются на время, отвыкнут трястись! А нам теперь и впрямь по уезду пройтись не помешает: погода фартит, морозы спали, так что погужеваним на трактах да по станционным поселкам на «чугунке» вдарим!

Из протокола угрозыска Читинской уездной милиции:

«1922 г. марта 1-го дня. Ко мне, мл. агенту угол. розыска Чит. уездной милиции Платову, обратился гр. Читинского уезда Беклемишевской волости деревни Преображенской Дидин Эраст Николаевич и заявил следующее: 1922 г. 24 февраля, возвращаясь из города Читы по Московскому тракту, куда ездил по разовым делам, домой, т. е. в деревню Преображенскую, и не доезжая ключа Колышного – за шахтами верстах в 4-х, было уже под вечер, меня встретили двое прохожих и приказали остановиться. Когда я остановился, то они спросили, есть ли у меня деньги, на что я ответил утвердительно и вытащил свои деньги 50 рублей золотом, отдал им. Доверяясь мне, они обыскивать меня не стали, хотя первоначально хотели было снять с меня унты, но по совету одного из них оставили их на мне. Взяв деньги, они хотели меня убить, но по моей просьбе не сделали этого, а только забрав моего коня с подводой, в которой был товар, они меня отпустили и приказали идти мне пешком домой, а сами направились в сторону города. Отпуская меня, они приказали об этом не заявлять и в случае моей заявки обещались убить меня, хотя я буду дома.

Грабители были одеты – первый в вывороченную шубу пестроватого барана, которая до колен, черная шапка, по следу можно определить обуты были или в башмаках или же сапогах. Лицо бритое с черненькими усиками и цвета не помню, роста выше среднего, оружия у него не увидел. Второй одет в полушубке солдатском, с крытым сукном, шапку не помню, брюки тоже не помню. Роста малого, лицо чистое без усов и бороды, на вид можно дать лет 20, по характеру свирепый, говорит чисто, твердым голосом. Первый же говорит хрипловато. Второй имел при себе винтовку или карабин или же винчестер. Взяли у меня лошадь, конь масти-породы томской, на правой стороне грива, заднюю ногу правую трет подкова, но не до крови, холка хомутом потрогана, лет 9, без тавро, под седелкой болячка засохшая с левой стороны, хвост обыкновенный не густой и не жидкий, росту 2 арш., упряжь старая, телега на жел. ходу. В телеге находилось: 1,5 пуда муки, овса 2 пуда, 15 аршин ситца, кеты 3 фунта, керосину 15 фунтов, постное масло 5 фунтов…»

Почти неделю мялся Дидин – обращаться в милицию или нет. Во-первых, не ближний свет из Преображенской в уездную милицию добираться. А во-вторых, чем черт не шутит, как дознаются лихие гаврики да и отомстят со всей лютостью бандитской!

Дидин знал, что только у них в деревне не он один попал в такую переделку, но желающих обращаться в милицию было крайне мало. Однако отняли грабители значительную сумму денег и продукты, накупленные в Чите не на день и не на неделю. Сколь надо ему горбатиться, чтобы такие деньги заработать! И он решился.

Иван Иванович Бойцов, которому был определен в помощники Николай Платов, как раз изучал показания Дидина, когда дверь комнатки, где они с Платовым располагались, открылась, и на пороге появился Фоменко.

– Здорово, мужики!

– Дмитрий Иванович! Вот не ожидал! Доброго вам здоровья! – пожал протянутую руку Бойцов, выскочив из-за стола. – Вы, наверное, к Бородину? А он уехал куда-то, не сказал.