Бойцов ткнул коленом под зад застывшего у дверей Тараева.

– Лампу зажги, быстро…

Его прервал оглушительный револьверный выстрел, потом второй, на миг осветившие сени и переднюю комнату дома. Петров, цепляясь за колоду, ничком свалился на пол. Бойцов кинулся в дом, стреляя из нагана в потолок. Загремели табуретки, зазвенела посуда. Следом влетели Лукьянов и еще кто-то. В темном углу завопила хозяйка.

Звуки выстрелов перебились треском оконной рамы и грохотом в дальней комнате. Снова раздались выстрелы, но уже на улице.

Забежав в комнату, Бойцов увидел вывернутую из окна раму. Заскочил на невысокий подоконник и выпрыгнул из окна на улицу.

Из-за угла палисадника осторожно выглянули двое лукьяновских милиционеров.

– Кто тут стоял? – крикнул, озираясь, Бойцов.

– Яшка Гаврилов! Он сейчас преследует бандита, сиганувшего из окна. Здоровый, черт! Ишь, рамы вынес!

– А вы-то что?! – крикнул зло Иван. – Почему вслед не кинулись?!

– Мы тут стреляли, да ишь, как видно, не попали… Револьверы-то непристрелянные…

– Э-эх! – только и сказал Бойцов.

Прислушался. Но было тихо. Сунув наган в кобуру, Бойцов снова через калитку вошел в дом. Там уже горел свет. И Лукьянов тряс револьвером перед лицом побледневшего Тараева.

– Сволота! Кого скрывал, говори? – Лукьянов с размаху ударил левой рукой портного в лицо, тот упал, но тут же поднялся на четвереньки, потом выпрямился по стене во весь рост.

– Говори, гад! – снова подступил к нему Лукьянов.

– Погоди, Тимофей… Скажи, чтобы лошадь запрягали, – сказал устало Бойцов. Он опустился на колени, приподнял на ладонях голову еле слышно стонущего Петрова.

– Потерпи, Василь Васильич, потерпи, браток…

Бойцов видел, как в уголках рта у раненого пузырится розовая пена, а по подбородку сбегает тоненькая струйка крови.

– Сейчас, Васильич, сейчас. Потерпи только…

– Готова подвода! – забежал с улицы один из милиционеров.

– Скорее, товарищи! Только навзничь его не кладите, – посоветовал Бойцов, – придерживайте голову. Кажись, легкое зацепило. Осторожнее, но поспешайте, братцы, поспешайте!

Петрова вынесли. Бухнули ворота, застучали по камням, удаляясь, тележные колеса.

Бойцов оглянулся на Жеребцова. Он сидел на корточках в углу, испуганно смотрел на милиционеров.

– Ну, куда теперь мог рвануть твой Костя?

Услышав имя, стоявший у стены Тараев, икнул, потом еще раз, еще. Бойцов только тут заметил, что по рубахе хозяина дома расплывается кровавое пятно.

– Эва, тоже, что ли, зацепило?

– Говорю жа, ик, сам, вот, свово, ик, убивца и пригрел… – плаксиво ответил портной, боясь пошевелиться.

– Кончай языком чесать! «Убивца»! На тебя, видать, пулю еще не отлили! – презрительно сказал один из милиционеров Тараеву и уже Бойцову пояснил:

– Пустяк, а не ранение. Царапина. Кожу на боку содрало – всего и делов-то.

«Метко стреляет, да еще почти на звук!» – подумал Иван.

– Костю вы упустили, граждане начальники! – кивая на Тараева, сказал Жеребцов.

– Уже и без тебя сообразили, – оборвал его Бойцов и повернулся к постанывающему Тараеву. – Не скули, не убили. Это тебе за верную бандитскую службу атаман награду выписал, гордись. Ну что, знаешь, куда теперь он подался?

– Да куды отседова ловчее – к цыгану, в Кузнечные! – выкрикнул Жеребцов.

Тараев сокрушенно вздохнул, сглатывая слюни и воздух.

– Как фамилия цыгана? Живо!

– Гроховский. Звать Игнатом… – нехотя проговорил Тараев.

– Бесполезное дело! – выкрикнул, появившись в дверях, Гаврилов. – Где ж в такой темени иголку искать!

Он тщательно вытер лоб рукавом, демонстративно открыл щечки на барабане револьвера, начал вытряхивать гильзы. Они не поддавались, и Яшка бухнул рукояткой о табуретку. Покатились, звеня по полу желтые цилиндрики. А Яшка деловито зачерпнул из кармана новый боезапас. Не зря, не зря поставил его Лукьянов у крайнего окна. Когда оттуда вывалился Ленков, Яшка показал ему свободный путь, подняв пальбу из револьвера, вроде бы вдогонку. И сам следом кинулся с подбежавшими милиционерами, уводя их в сторону. Вот и вернулись ни с чем.

– Значит, как говоришь, Игнат Гроховский? – переспросил Бойцов Тараева, скашивая глаза на Жеребцова.

У Гаврилова вывалились из ладони патроны, он лихорадочно бросился их собирать по полу, сгребая заодно и пустые гильзы.

– Ага, – кивнул Жеребцов, – знаю, где живет.

– Пошли, покажешь, – взял его за плечо Иван Иванович. – А этого портняжку, ребята, доставьте в уголовный розыск, мы там с ним еще побеседуем …

Ленков не ожидал, что его обнаружат в доме Тараева. Это бесило и тревожило. Не обрадовало и чертовское везение – так удачно отбиться и уйти! Он сразу же подался в Кузнечные ряды к цыгану Игнату Гроховскому – это было ближе и надежнее.

Хозяин как раз бухнул дверцей дощатой уборной, возвращаясь в избу, когда из-за поленницы возник Ленков.

– Здорово, Игнат.

– Тьфу ты, напугал, леший! – отпрянул хозяин.

– А не ходи по ночам!

– С моё поживёшь, посмотрим, ещё чаще забегашь! Чо, никак от кого-то ноги уносишь? Вид больно запыхалый…

– Да, вышла заварушка… На фараонов напоролся! Но, кажись, одного заделал в точку!

– Да ты чо! Охо-хо, дела! Эх-ма, Костя, и пошто ты такой на стрельбу несдержанный! Чо, прям насмерть? Плохо! Это их взъяриват. Хотя, конешно, ежели жисть на кон поставлена…

– Брось ты свою трепотню! Думай, где мне приютиться? – нетерпеливо оборвал его Ленков.

– Но у мине-то – сразу отпадат. Народу в доме всяково полно. Вот што! Погодь тут. Щас подошлю к тебе младшого свово – Тимофея, он и сведет тебя к Спиридону, брату моему. От там-то – тихо. Отсидишься, малость. Но не забудь его потом отблагодарить, он это ценит.

– Какой разговор!

Пару минут спустя Ленков и Гроховский-младший скрылись в темноте.

Не прошло и получаса, как к цыгану Игнату нагрянула милиция. Уже снова он расположился почивать, даже закемарил малость, – в пристройке к дому, где они с женой и ночевали. Когда залаяли собаки, подошел к двери, прислушался.

– Эй, старая, я к Бердниковым подамся, а ты, ежели мною интересоваться начнут, говори, мол, уехал на днях за хлебом вверх по Ингоде…

Он прошмыгнул через отдельный выход во двор, вышел, крадучись, на зады. Но уходить было поздно: со всех сторон к дому подходили люди. Только и успел Игнат вскарабкаться по приставленной лестнице под крышу амбара. Забился мышью в хранившееся здесь сено, затих.

Милиционеры подняли на ноги всех домочадцев.

– Где хозяин? – спросил Бойцов старуху цыганку.

– Уехал третьего дни по Ингоде за хлебом.

– Кто дома?

– Квантиранты тока.

– А где Елена?

– С мужиком своим спит.

– С каким это? – насторожился Бойцов, зная, что за мужики бывают у Курносой.

– Э-э! – старуха покачала головой. – Иди, посвети! Подержи свечку!

Из-за дома, покашливая, появилась темная мужская фигура.

– Мишка вона с ней и живет, – кивнула в сторону мужика цыганка.

– Фамилия ваша, гражданин?

– Ну Самойлов моя фамилия…

– Мишка! Ты, что ли? – воскликнул за спиной Бойцова милиционер Карпов. – Здорово, брат! Так ты здесь, что ли, теперь кантуешься?

– Здесь, не видишь, што ли? – безулыбчиво ответил Самойлов.

– Это Мишка Самойлов, – пояснил Карпов Бойцову. – Мы с ним раньше вместе служили в конном отряде милиции.

– Где сейчас служишь? – спросил Иван Иванович.

– Уволился, работу ищу. А вы чего здесь?

– Гуляем, – засмеялся Карпов.

– Иди, иди в свою баню, – замахала на Мишку цыганка и уже Бойцову: – Там они с Ленкой и ночуют, а по теплу, о-на – на вышку перебираются. Ты, начальник, их не трожь, авось сладится у Ленки… Вроде зятек с понятием…

Самойлов выжидающе посмотрел на Бойцова.

– Чо, пойду спать-то?

– Ну, иди пока, – разрешил Иван Иванович. – Понятно, что не дальше баньки своей. А сожительницу свою ко мне сюда направь…