Как он боялся сделать ей больно. Неважно, что она могла ему одной рукой все кости переломать, сила её нечеловеческая была неважна, заниматься любовью – это совсем про другое, особенно впервые. Даже в своём первом бою он так не нервничал, как тогда, когда им выпал шанс остаться вдвоём на всю ночь в уединении домика в глубоком тылу. Она же такая тонкая, изящная, несмотря на всю свою силищу, кожа у неё такая нежная – от чего только пули отскакивают. Она неопытная, в конце концов, для неё всё в новинку, а его вдруг придавил груз ответственности за происходящее. Начала она смело – будто из окопов на врага неслась, но потом оробела, и тут уж ему пришлось взять всё в свои руки. Он и собирался сразу, конечно, хотя должен был понимать: с Дианой так не выйдет, пока она сама не согласится уступить. Всё дело в ощущениях, которых она никогда раньше не испытывала. Когда первый раз – это ошеломляет. Хотя он тоже был ошеломлён не меньше: когда действительно любишь кого-то, это всё настолько меняет, никакой предыдущий опыт не может к такому подготовить.
Он начал с того, что раздел её – при свете. Он в первый раз тогда видел её обнажённой и не мог себе позволить упустить ни одной детали. Всё было медленно, чувственно. Она была в своём нелепом секретарском наряде, а не в доспехах. Он этому мысленно порадовался, потому что с обычной одеждой мог совладать легко, а вот броня, ремни – не хотелось во всём этом запутаться и испортить момент. Он раздевал её и целовал, изучая глазами и губами одновременно. Её кожа наливалась розовым сиянием – не от смущения, от желания. Девушка должна очень хотеть, чтобы для неё всё прошло легче, он не мог вспомнить, говорил ли ему кто-то об этом или он сам додумался.
Ей он раздевать себя не позволил, разделся сам и решительно отвёл её руки от своего тела, нежно сжал кисти, поцеловал кончик каждого пальца, прежде чем потянуть её за собой к кровати. Он бы просто не выдержал, если бы она его трогала, ему и так потребовалась вся его сила воли, чтобы не спешить. Она лежала перед ним, как… как богиня. Это слово подходило ей лучше всего. И он склонился перед ней, над ней, не помня себя от любви и восхищения. Она трепетала под его прикосновениями, он никогда не чувствовал ничего прекраснее, чем эта её лёгкая дрожь. Он закрыл глаза, ослеплённый, но всё равно видел её.
Какие ласки будут слишком смелыми, а какие подойдут? Он слушал её тело, чтобы уловить малейший намёк на недовольство, сопротивление, но она отзывалась на каждое его движение так естественно, так правильно. Он целовал её длинную шею – бережно, чтобы не оставить следов, несмотря на то, что ему не по силам было запятнать её кожу. Ласкал грудь – идеальную, заполнявшую его ладони. Она вскрикнула от неожиданности, когда он прикусил сосок, но не отстранилась, наоборот теснее прижала его голову, зарывшись пальцами в волосы на затылке. Когда он соскользнул ниже, её соски были алыми, как земляника, а она постанывала, глубоко и часто дыша. Он же просто задыхался ею, не мог надышаться её запахом.
Он целовал её нежный живот, с восторгом ощущая, как напрягаются и расслабляются мышцы под его губами, и чуть помедлил, прежде чем продолжить. Он не почувствовал в ней ни малейшего протеста, когда положил ладони на внутреннюю сторону её бёдер и развёл в стороны её бесконечно длинные ноги. Её кожа была как атлас под кончиками его пальцев, он гладил её и не мог остановиться. Не от нерешительности: видеть её такой, прикасаться к ней вот так – этого было почти достаточно. Она вздрогнула и выгнулась всем телом, когда он всё-таки решился и провёл языком по складочкам влажной плоти, и раздвинула ноги ещё шире, позволяя. Ни одна ласка не могла быть слишком смелой для неё – он вообще не должен был сомневаться.
Он долго ласкал её языком и пальцами, а потом взял – готовую, расслабленную, раскрытую. Она сжалась, когда преграда внутри её тела поддалась под его напором, и он замер, войдя до конца, чтобы дать ей привыкнуть. Он лежал на ней, опираясь на локти, сцеловывал капельки пота с нахмуренного лба и висков, пока не почувствовал, что можно. Тот момент, когда разгладилась складка между её бровей и скептическое выражение «и весь шум из-за этого?» стекло с её лица, он не забудет никогда. Каким удивлённым стало её лицо, какими мягкими были приоткрытые губы. Как широко она распахнула глаза, с какой силой вцепилась в его плечи. Что он пережил в тот миг, как заново осознал себя – этого он не будет ей рассказывать, потому что просто не сможет объяснить словами.
Самое главное она и так поняла, а остальное он оставит только себе. Чтобы беречь и лелеять как самое главное своё сокровище, которое будет с ним, даже когда им с Дианой придётся расстаться.</p>
