Около девяти часов утра, тридцать первого декабря, когда вся Москва в предчувствии следующей бессонной ночи еще отсыпалась, после состоявшихся накануне корпоративных вечеринок, в кассовый зал Белорусского вокзала вошел молодой человек, лет тридцати. Он снял темные очки, защищающие от яркого утреннего солнца, и стали видны серые глаза в обрамлении густых и длинных ресниц, основной задачей которых, в сочетании с темными волосами и волевым подбородком, было сводить с ума влюбчивых молодых и не очень женщин.

Молодой человек подошел к свободной кассе, снял меховую фуражку с опускающимися ушами и обратился к кассирше, уже десять секунд назад потерявшую сонную вальяжность и сидевшую на краешке кресла, выпрямив спину, расправив плечи и инстинктивно втянув живот, хотя ее талию не было видно за краем стола. Мягким голосом, который, несомненно, использовался как контрольный выстрел для пораженных с первого взгляда представительниц прекрасного пола, молодой человек произнес:

— Милая девушка, не могли бы вы подобрать что-нибудь на ближайший поезд до Смоленска?

— Разумеется, — улыбнулась в ответ кассирша.

Пальцы запорхали по клавишам.

— Ближайший поезд через час. Вам купе или плацкарт?

Расплатившись и оставив девушке на память очаровательную улыбку, молодой человек отправился в зал ожидания на второй этаж, где с пользой провел оставшееся до отправления поезда время. Сначала выпил в буфете кофе с бутербродами, где буфетчица, покинув пост за стойкой, специально для него протерла стол чистой мокрой тряпкой, затем, сделав звонок в Смоленск, забронировал номер в гостинице «Центральная», и, наконец, купил несколько свежих газет.

Через пять часов он вышел из купейного вагона на перрон около массивного зеленого здания вокзала. Проводница в строгом темно-синем форменном пальто, с огромной рыжей копной волос весело смеялась, перебрасываясь с ним обычными любезностями, которые приняты при расставании вежливых проводников и не менее вежливых пассажиров. А потом долго смотрела вслед, думая о том, насколько приятна иногда бывает работа проводницы.

На площади молодого человека встретили акулы извозного бизнеса, обитающие на любом вокзале страны и заламывающие с приезжих за услуги в два раза больше, чем водители официально зарегистрированных компаний, вызываемых по телефону. Но молодой человек не знал нужных номеров, а потому безропотно выложил сумму, эквивалентную трем с половиной условным единицам и ровно через пять минут вылез из старенького, но вполне добротного «Форда» у подъезда гостиницы.

В холле администраторша мгновенно превратилась в добрую и отзывчивую хозяюшку, хотя до этого с ее лица не сходило выражение несчастной служащей, несправедливо назначенной вредным начальством на дежурство в новогоднюю ночь неизвестно за какие провинности.

Бросив в номере небольшую дорожную сумку, в которой ничего кроме теплого пушистого свитера, несессера, да запасного белья не было, молодой человек вышел из гостиницы, имея намерение вернуться уже в следующем году. Он проспал почти четыре часа в поезде и чувствовал, что дорога совсем не утомила, что он бодр и полон сил.

Небольшой парк с каким-то французским названием Блонье, начинался практически от порога гостиницы. Прогулявшись по нему, молодой человек обнаружил интересное кафе с патриотическим названием «Русский двор». Стекло, современный декоративный камень, фотодиодные двери, фут-фастовская система обслуживания гармонично сочетались с отделкой, выполненной резкой по дереву, балалайками на стенах, матрешками размером, как с ладонь, так и в человеческий рост, расставленными по всему залу, изразцами, цветными витражами, деревянными столами и лавками. Находясь в зале, молодой человек понял, что, хотя раздача и носила следы макдональдсовской культуры, здесь его не будут кормить на скорую руку. А будут потчевать.

Он выбрал четыре порции различных блинов, понимая, что больше не съесть и остальное придется пробовать в следующий раз, и два стаканчика медовухи.

После обеда молодой человек отправился гулять по городу. Скоро ноги привели его на широкую площадь. Она занимала обширную территорию, на которой разместилось несколько скверов. Шесть улиц расходились в разные стороны. Архитектуру зданий — серый куб «Детского мира», несколько невысоких массивных домов сталинской эпохи, двухзальный кинотеатр шестидесятых годов — можно было назвать заурядной, если бы не одно, весьма важное обстоятельство. Разделяя площадь на неравные части, около кинотеатра возвышался фрагмент мощной крепостной стены. Единственная на этом участке башня делала композицию удивительно похожей на подводный ракетоносец, непонятно по каким причинам, всплывший посреди Среднерусской возвышенности. Зубцы дополняли картину, поскольку напоминали застывших в строю подводников.

Молодой человек перешел проезжую часть и направился вдоль стены по узкой дорожке, протоптанной в снегу. И здесь, коснувшись рукой кирпичей, уложенных четыре века назад, он вдруг понял, чем, показавшаяся неказистой на первый взгляд, Смоленская крепостная стена отличается от хорошо знакомой Московской кремлевской. Точно тем же, чем боевой офицер не раз принимавший бой с превосходящими силами противника, оборонявший позиции до последнего патрона, отличается от штабного офицера с безупречной выправкой, всегда в парадном мундире, но нюхавшего порох только на стрельбище.

— Мама, а почему я сегодня не у бабушки?

Темка задал абсолютно законный вопрос, когда они с Анной уже вышли из двора дома Алевтины.

— А бабушка уехала в Брянск, я тебе говорила утром. Ты не помнишь?

— Не помню.

Еще бы запомнил. Сонный-пресонный, чуть из салазок не вываливался, когда утром Анна везла его к Алевтине.

Конечно, тридцать первого декабря работают только полные дуры. Или матери-одиночки, у которых каждая десятка на счету. А здесь оплата по двойному тарифу, да еще шеф обещал сотню сверху подкинуть.

Когда перешли дорогу, Темка начал дергать Анну за руку.

— Мама, давай с горки прокатимся!

— Артем, какая горка!? Нам домой скорее надо, сколько дел!

— Мамочка, только один разочек. Мы не к парку, мы к стене съедем, чтобы на трамвай ближе было. Это аргумент?

Анна поняла, что на горку лезть придется. А иначе как научить мужчину разговаривать на языке аргументов?

— Ладно, — сдаваясь, согласилась Анна, — только ты должен сказать, как эта горка называется. Я тебе говорила.

— Шейный бастион, — прокричал Темка, стремительно рванувшись вверх по обледенелым, выбитым в склоне следам, волоча за собой салазки.

— Шеинов! — поправила Анна и, вздохнув, отправилась вслед за сыном.

Сверху спуск выглядел несколько жутковато и, если бы имелась такая возможность, то Анна не поехала бы на санках. Но существовало целых две причины, не дающих возможности отказаться. Она считала, что настоящая мать должна жить интересами сына, а еще была уверена, что ей ни за что не удастся без серьезных потерь спуститься по тем ступенькам, что привели сюда.

Конечно, всем известно, что если какая-нибудь пакость может произойти, то она непременно произойдет. Когда Анна с Артемом проехали метра три, крутизна склона резко увеличилась, и стало видно, что желобок, который они выбрали для спуска, приводит к довольно приличному трамплину. Для Артема подобный оборот тоже оказался неожиданным. На всю округу разнесся отчаянный, наполненный детским ужасом и весельем одновременно, крик:

— Тормозю-ю-юй!

После трамплина спуск шел вдоль дорожки, огибающей крепостную стену. По закону подлости, именно в это время по ней шествовала дородная дама, совмещающая полезное с полезным — выгуливание собаки и поход по магазинам.

В одной руке она небрежно держала поводок вымуштрованного пса, а в другой несла картонный поддон яиц. Услышав крик Артема, молодой черный дог пришел к выводу, что хозяйке угрожает опасность. С громким лаем, он бросился наперерез несущимся санкам. Хозяйка с неожиданной прытью рванула вслед за собакой, пытаясь поймать выпущенный поводок.