"Чердачный дворец мой, дворцовый чердак.
Взойдите. Гора рукописных бумаг.
Так. Руку! - держите направо,
Здесь лужа от крыши дырявой."
На антресолях свет падает в маленькие окошки, хорошо видимые со двора, они довольно высоко от земли, на уровне третьего этажа. И хотя света пропускают немного, зато из них видна ей была Москва, ее небо, и тогда в тетрадь заносились строки: "Глядите от края до края! Вот наша Москва голубая!"
Марина Цветаева хорошо знала и любила Москву - "пушкинскую", "грибоедовскую", "лермонтовскую", знала дома, где жили и бывали поэты. Про Арбат она писала: "А Арбат велик..." Есть теперь и Москва - "цветаевская", улицы и переулки, где она жила, училась в гимназиях, выступала с чтением своих стихов, встречалась с поэтами, слушала Александра Блока... И на этой дороге жизни главной станцией Марины Цветаевой остался дом в Борисоглебском.
ХЛЕБНЫЙ ПЕРЕУЛОК
Этот переулок никогда не знал общественного транспорта, не стремятся в него и громоздкие экскурсионные автобусы, петляющие по соседним улицам и переулкам. Но если бы сюда они попали, то экскурсантам ехать бы и не пришлось, потому что следовало останавливаться почти у каждого дома. Хлебный переулок расположен в том районе старой Москвы, какой называют душой города: в нем концентрировалась некогда духовная жизнь, жили те, без кого нельзя представить отечественную культуру, - писатели, композиторы, артисты, ученые, врачи...
В допетровские времена здесь располагалась слобода, где жили хлебопеки государева Хлебного двора, служившие в Кремле. Рядом с ними проживали повара, скатертники, давшие названия возникшим на их землях улицам, переулкам - Поварской, Скатертному. Прежде и Хлебный имел права улицы, располагаясь параллельно Поварской. И так же как по этой улице, достаточно пройти несколько сот метров по старому переулку, чтобы представить, как развивалась русская архитектура и искусство градостроения Москвы последние три века. Видишь, как классицизм сменила эклектика, как началось увлечение неоклассикой, появился модерн, далее конструктивизм. Есть в Хлебном переулке и классическая усадьба, и ампирные особняки, есть дворцы и доходные дома эклектики и модерна, сохранились прижавшиеся к земле флигеля и взметнувшаяся ввысь железобетонная громада. Это переулок посольств. В самом конце 50-х годов здесь появился концертный зал института имени Гнесиных, а в 70-е - поднялось рядом 13-этажное здание музыкального училища, единственное столь высокое среди здешних домов. Современная архитектура оставила свой великолепный след в особняке, выстроенном для постпредства Грузинской ССР. По проекту московского архитектора Георгия Чичуа создан дом, дающий представление, как в зодчестве могут проявляться национальные и интернациональные черты, новаторство и традиции. Отделанные золотистым камнем стены не отяжелены, богаты декоративными деталями только оконные проемы, балкон и флагшток, две входные арки. Но этими скупыми средствами создается образ монументальный и узнаваемый - это дом Грузии, теперь ее посольство.
Застраивается и украшается переулок сотни лет. Возможно, что в стенах зданий сохранились остатки средневековых палат, и они ждут своих исследователей и реставраторов. Но вот московскую усадьбу середины XVIII века, причем хорошо сохранившуюся, видишь сразу. Она стоит в начале переулка - главный дом и два симметрично поставленных флигеля. Это редкий памятник старой Москвы, потому что рассказывает не только об одном строении, но и о том, какими дворцами застраивался город до 1812 года. После пожара даже оставшиеся здания обычно перестраивали, а вот этот сохранил свой вид. У главного дома настолько высокие этажи, что соседние, тоже двухэтажные, флигеля выглядят намного ниже. По фасаду - четыре полуколонны коринфского стиля. Флигеля совсем скромные, тем не менее весь ансамбль производит сильное впечатление, что свойственно истинным произведениям классицизма, главенствовавшего во второй половине века в Москве. Дому этому - ныне в нем Институт США и Канады - предстоит научная реставрация, предполагается выяснить и его родословную, и тогда, возможно, о нем можно будет еще раз рассказать.
Рядом в Хлебном переулке стоит дом, о котором можно сообщить кое-что новое. Это один из немногих деревянных домов, появившихся в переулке после пожара 1812 года. По планам, хранящимся в историко-архитектурном архиве, видно, что появился он в первой трети XIX века, состоял в третьем квартале Арбатской части и принадлежал тогда "купцу Лариону Кириллову сыну Сельского", то есть Лариону Кирилловичу Сельскому. На плане начертан фасад с пятью окнами, никаких украшений - ни портика, ни лепнины, модной тогда, стены гладкие, как у нынешних домов. Таким и сохранился до наших дней этот особнячок. Никогда его и не штукатурили, стены обшили тесом, тонкими досками. В восставшей из пепла Москве таких домиков было множество, а теперь - единицы. И выглядит этот старожил Хлебного переулка по-московски: это типичный дом с антресолями. Он пока не попал в поле зрения краеведов, собирались его даже снести как не представляющий якобы никакой ценности. Но это не так.
Стоит дом на кирпичном подвальном этаже, опустившись куда, видишь большие клейменые кирпичи, скрепленные беловатым известковым раствором, настолько прочным, что не видно нигде изъянов, и за полтора века окаменевшим настолько, что между кирпичами трудно вогнать гвоздь. Столь же хорошо сохранился бревенчатый накат. Тонкие стволы местами рассохлись, но прочности не потеряли, а большие несущие бревна поражают монолитностью: они без сучка и задоринки, нигде не подгнило. Бревна наверняка пропитывались специальным составом, придавшим им такую долговечность. И так дерево выдержало испытание московских зим и лет. Бревна еще хранят янтарный сок. Старое дерево пахнет по-особому приятно, и, попадая в такие стены, понимаешь, почему наши предки так держались за дерево, предпочитая жить в деревянных домах.
Вот и выходит, что деревянный этот дом с антресолями - памятник строительного искусства, редкий теперь пример рядовой застройки Москвы первой трети XIX века. Так считал один из последних жильцов этого дома, академик Николай Николаевич Некрасов, кстати, много сделавший, чтобы сохранить постройку.
У дома - своя история. При последнем ремонте удалось сохранить старый паркет в гостиной, самой большой и светлой комнате. Потому, что красив и прочен, и потому, что по нему ходили многие интересные люди. В 1902 году поселился здесь профессор Московской консерватории, музыкант, дирижер, критик Николай Разумникович Кочетов, чьим мнением дорожили многие его современники. В частности, он дирижировал оперой Римского-Корсакова "Сервилья", и о нем композитор тепло отзывается в "Летописи моей жизни". С гимназических лет, как рассказала мне дочь Кочетова Александра Николаевна, ее отец дружил с Петром Лебедевым, ставшим великим физиком, и Александром Эйхенвальдом, также выдающимся физиком-экспериментатором. Оба они часто бывали в Хлебном переулке в доме друга. Николай Кочетов увлекался живописью, изобрел даже средство, фиксирующее пастельные краски, чтобы они не осыпались. Этим заинтересовался Валентин Серов. Оба они, Серов и Кочетов, запомнились дочери композитора за испытанием нового средства лежащими на полу вместе, над рисунками. Позже бывали здесь художники Евгений Лансере, Игорь Грабарь, композиторы Арам Хачатурян, Сергей Василенко...
В стоявшем справа от этого дома деревянном, недавно снесенном особняке жили историки академик Роберт Виппер, его сын Борис Виппер, знаток западноевропейской литературы. В прошлом веке жил профессор Московского университета Тимофей Грановский, чьи лекции по истории были событием в жизни Москвы. Предполагают, что Грановский посадил во дворе дома дуб. Каждую весну он зеленеет, храня память о том, кто его посадил.
Хлебный переулок видел многих наших композиторов и ученых. Там, где теперь доходный дом, четырехэтажный, № 26, располагался особняк, где на закате жизни поселился автор "Аскольдовой могилы" композитор А. Н. Верстовский. В самом начале, с нечетной стороны, стоит довольно большой для этого переулка дом, где проживал композитор Скрябин. Как раз в пору жизни здесь он написал все три симфонии, в том числе "Божественную поэму", знаменитую Третью симфонию, мечтая ее музыкой сделать людей могучими.
