Кроме коллекции Ивана Морозова, на Пречистенке еще одну собрал купец Морис Филипп, специализировавшийся на картинах старых голландских мастеров и произведениях фарфора. Он владел домом, где некогда жили Орловы. Где теперь эти картины, где фарфор?
Таких домашних коллекций, которые имели все основания превратиться в музеи, в дореволюционной Москве насчитывалось много, но будущего лишила их революция.
Хотя Пречистенка и считалась заповедной улицей согласно последнему советскому Генеральному плану, разработанному под руководством Михаила Посохина, ее потихоньку, как выражался покойный отец города Владимир Промыслов, "подламывали". Так, не стало здания, где сегодня сквер с памятником скульптору Вере Мухиной, еще один сквер появился на месте снесенных домов во владении № 30. А за ним вид улицы уродует по сути типовой жилой дом, только что построенный из кирпича в конце 60-х годов, когда по Москве прокатилась одна из последних разрушительных волн. Очень хотелось жить властям предержащим на такой красивой улице.
Чем обогатилась улица за годы советской власти? Двумя музеями. В одном маленьком особняке еще в 1920 году открылся музей Льва Толстого. В первые годы после революции стала музеем усадьба Льва Толстого в Хамовниках, куда, живя в Москве, великий старец ездил и ходил по Пречистенке. К этому графу революционная власть благоволила. Ильич определил его творчество "зеркалом русской революции", опять же хвалил товарищам, называл глыбой, матерым человечищем. Удостоился музея и Пушкин Александр. Его стали усиленно почитать с середины тридцатых годов, когда власть зауважала классиков, до того сбрасываемых с "парохода современности". Многие пожилые люди помнят, с каким размахом праздновалось столетие со дня гибели поэта в 1937 году. Музей же открылся в начале шестидесятых годов. И за это спасибо.
Но ущерб улице нанесен непоправимый. Она лишилась всех своих храмов.
АРБАТСКАЯ ПЛОЩАДЬ
Начнем с Арбатской площади. Она есть, и в то же самое время ее-то и нет. Современный вид той многострадальной площади является немым укором поколению современных архитекторов, которые не раз брались ее переустраивать, да так и не довели ни разу дело до конца. В то же время, когда смотришь на эту площадь на старых фотографиях, то видишь, что облик ее сложился к началу XX века, и самое верное решение должно было состоять в том, что ничего в принципе не следовало бы трогать. Не только эта площадь, лежавшая между бульварами, имела вполне завершенный вид, но и все другие успели превратиться в течение минувшего века, после известного пожара 1812 года, в законченные ансамбли, потому что в первую очередь городские власти и обслуживавшие их зодчие обращали внимание как раз на площади, потому что они представляли наибольший интерес для предпринимателей, застройщиков, торговцев и многих жителей Москвы, ведь каждая площадь - узел транспортный, место, где сходилось сразу по нескольку больших улиц и многие переулки. От таких площадей веером расходилось сразу по четыре, пять транспортных проездов.
На таких площадях, как правило, располагались храмы, а они закладывались в средние века у ворот Белого города, защищавших Москву и снесенных во времена Екатерины II. Напомню, что как раз на месте этих стен разбиты были первые московские бульвары, ныне опоясавшие центр города.
И на Арбатской площади красовались храмы. Они хорошо вписывались в кадры снимков, которые фотографы делали, установив свои аппараты у памятника Николаю Гоголю. Справа, вблизи того места, где находится наземный павильон станции "Арбатская" первой очереди метрополитена. Как раз в то время, когда стали открытым способом рыть тоннель для линии, как говорят, "неглубокого заложения", и пошла на слом церковь, первое упоминание о которой относится к 1620 году. Тогда "церковь Тихона Чудотворца древяна сгорела". Каменное ее здание в присутствии царевны Софьи освятили в 1690 году. Спустя шестьдесят шесть лет к церкви с приделами Тихона и Никиты пристроили еще один придел с престолом Воскресения Словущего. Над каждым приделом возвышался купол, к этому ансамблю примыкала невысокая колокольня.
Другая церковь, более древняя, упоминается в летописи, где описывался большой пожар, случившийся в июле 1493 года. "...и выгоре посад за Неглимною от Духа Святого, по Черторью и по Борис и Глеб на Арбате". В то время все знали про овраг и ручей Черторый, Арбатом называлась также нынешняя улица Воздвиженка. В конце ее на месте деревянной церкви поставили во время князя Василия III каменный храм, один из тех, что стоял на западной дороге, по которой из Москвы шли на войну русские полки. Кто ее строил - неизвестно. А когда пришло время снести обветшавшую за несколько веков церковь, проект новой, большой заказан был известному московскому архитектору Карлу Бланку. Он и возвел храм еще до того, как зазеленел бульвар, в 1768 году, новую церковь Бориса и Глеба, также одноглавую, с колокольней. Две колокольни и купола возвышались над городскими домами и образовывали вместе с ними только присущий белокаменной силуэт. Земля, где стояли эти храмы, по сей день не застроена, и не исключено, что, как на Красной площади, на Арбатской также выстроят на месте сломанных святынь новые церкви.
Можно сказать, что Арбатской площади фатально не везло. Ее изуродовали до крайности, сделали неудобной для переходов и пассажиров городского транспорта, особенно после того как проложили под ней тоннель. Стоит в одиночестве кинотеатр "Художественный", оставшийся без соседей. Примыкавшее к нему угловое здание разворотила фугасная бомба в дни минувшей войны. Летчик хотел ее сбросить на наркомат обороны, занявший комплекс зданий бывшего здесь военного училища, чьи постройки сегодня видны за каменным забором на углу Знаменки.
К этим бедам площади нужно добавить и ту беду, что случилась с памятником Гоголю, которым Москва возвела по проекту скульптора Андреева. В сталинские времена грустный, печальный, скорбно сидящий Гоголь ревнителям соцреализма показался несозвучным эпохе. Его перенесли во двор того дома на бульваре, где писатель жил в последние годы, где он сжег в порыве отчаяния второй том "Мертвых душ". На его месте поставили статую в рост Гоголя молодого, стройного, как офицер, жизнерадостного, приветствующего прохожих. На постаменте нового монумента каждый сегодня может прочесть, что установлен этот памятник Гоголю "от Советского правительства", того самого, что не только перетаскивало с места на место старые, всем полюбившиеся монументы (также обошлись с памятником Пушкину, перенесли его с одной стороны площади на другую), крушило храмы, старинные дома, стирало с лица земли целые кварталы, реализуя "гениальный сталинский план реконструкции Москвы".
По этому-то плану, но не в тридцатые годы, а в начале шестидесятых Никита Хрущев сделал то, что не успел в молодости, "реконструируя Москву", будучи первым секретарем горкома. Дал добро на то, чтобы проложить на месте Арбата и его переулков новый проспект, застроенный по обеим сторонам небоскребами, наподобие тех, что возвышались над Гаваной. Надо сказать, не самых лучших.
Десятки каменных зданий разрушили и снесли до основания. Тогда-то не стало известной каждому москвичу Собачьей площадки, о которой сейчас пойдет речь. Но сначала вот о чем.
Конечно, глубоко заблуждается такой критик проспекта, как Вадим Кожинов, когда утверждает, что прорубали Калининский проспект главным образом для того, чтобы Хрущеву было удобно ездить на дачу, когда говорит, что "архитектурный проект чудовищен, не соблюдено соотношение длины и высоты", и так далее в том же духе.
На дачу по Арбату в Волынское ездил Иосиф Виссарионович. Но даже и он не пошел бы на то, чтобы разрушить десятки домов для ускорения движения своей машины, проще было бы перекрыть движение городского транспорта, что и делалось в прошлом, да и сегодня практикуется при необходимости для высокого руководства и высоких гостей Москвы. И архитектура проспекта для своего времени была отнюдь не "чудовищна", соответствовала духу тех лет, возможностям строительной индустрии, конечно же, проектировали магистраль и все здания умелые и опытные мастера, бывшие в ладу с гармонией, знавшие, как соотносить длину и высоту.
