Раз уж я оказалась неподалеку, да еще и с букетом цветов, мне захотелось ненадолго заглянуть к маме. Давно я не была на своей давней родине в винодельческих краях — Дюркхайме. Здешний почти средиземноморский климат между Пфальцским лесом и долиной Рейна для меня благотворнее, чем летний зной наших мест вдоль шоссе Бергштрассе. Для большинства моих коллег речь здешних виноделов и крестьян и непонятна, и немелодична, но я волнуюсь, когда до моего слуха долетают слова на знакомом диалекте. Я купила прямо на улице пакет персиков, которые вызревают здесь такими сладкими. Для меня этот «кулек пэршиков» звучал как амброзия и нектар.

С печалью я приближалась к родительскому дому. Я очень тосковала по умершему отцу. И тявкающей таксы тоже уже не было в живых, кривую смоковницу в палисаднике срубили, а вместо нее посадили скучные хвойные деревья.

У мамы были гости. Наверняка «друг дома», промелькнуло у меня в голове, но этот человек оказался всего лишь соседом, который время от времени помогал ей по саду. Они как раз старались освободить из подвала землеройку, что удалось им лишь с пятой попытки. Лишь после довольного «все слава богу» пенсионер удалился, а я наконец получила стакан белого виноградного вина сильванер и крендель.

Мама одета в тесный розовый пуловер и черные брюки-дудочки, ногти у нее, несмотря на ежедневную работу в саду, покрыты свежим лаком.

— А ты еще не знаешь моего нового соседа? — удивилась она. — Очень приятный человек. К сожалению, дочь у него малость чокнутая, ну ни дать ни взять Благочестивая Елена, такая же ханжа. Но как сестра милосердия она, может быть, как раз на своем месте.

Она слушала, раскрыв рот, когда я рассказывала ей о своем посещении Штеффена.

— Деточка моя, — сказала она, — посещение убийцы было совершенно излишне и небезопасно. Как я понимаю это дело, все кончится процессом по косвенным уликам.

— Как это? — спросила я специалистку, которая почти каждый вечер отдается новому детективному роману.

— Во-первых, Штеффен умело симулировал потерю памяти. Он не может способствовать выяснению истины, потому что он — якобы — не помнит. Во-вторых, специальная комиссия до сих пор не нашла труп. Значит, трудно будет уличить его, но тем не менее на основании отягощающих обстоятельств и показаний свидетелей все же можно…

— Мисс Марпл, в вас погиб как минимум главный комиссар уголовного розыска, — сказала я. — Но это дело имеет и свою хорошую сторону: теперь у нас в доме есть ребенок. Патрик настолько им очарован, что, может быть, и сам захочет стать отцом.

— Это все только разговоры — может быть да когда-нибудь, — сказала мама. — В твоем возрасте это неверная установка. Начинать надо немедленно! Еще неизвестно, получится ли это вообще!

— Разве что изнасиловать Патрика? — спросила я и поднялась уходить.

Дома меня встретило веселое оживление. Ни Патрик, ни Мануэль не спросили меня, почему я вернулась так поздно.

— Аня, что ты на это скажешь, у нас кое-что новенькое! — восторженно воскликнул Мануэль. Он положил голого малыша на мягкое одеяло и резиновой лягушкой «прыгал» на его круглом животике и «пищал».

Виктор булькал и смеялся так заливисто и заразительно, как не делал еще ни разу, и требовал бесконечного повторения игры. Перед лицом этой чистой радости жизни все тревоги начисто вылетели у меня из головы.

— Наш малыш умеет не только это, — гордо сказал Мануэль. — Он поворачивается со спины на бок.

— Это уже анекдот с бородой, переворачиваться он научился еще неделю назад, — возразил Патрик. — Парень, ведь ты еще не уложил вещи в дорогу!

Мануэль бросил на меня умоляющий взгляд.

— Отец думает, что необходимо три дня, чтобы кинуть в рюкзак трусы, майку и свитер.

— Тебе непременно надо меня осрамить, — укорил Патрик. — Взять на абордаж этот люксовый круизный лайнер ты сможешь только тогда, когда пятеро филиппинцев занесут на борт твои десять трансатлантических чемоданов.

Наше веселое настроение испортил трезвон телефона. Не смогу ли я завтра с Виктором зайти в полицейский участок? Речь лишь о том, чтобы взять пробу его слюны, это займет лишь несколько минут, письменное согласие его номинального отца имеется в наличии.

Очевидно, приватные исследования Штеффена не считаются достаточными доказательствами. Из чувства долга я позвонила Герноту, чтобы информировать его как о моем визите в клинику, так и о полицейских мерах.

— Меня тоже вызвали для генетического теста, — сказал Гернот. — И я в ярости. Они хотя и утверждают, что это дело добровольное, но если откажусь, я сразу попадаю под подозрение. Что же мне еще остается?

Да, можно было не тратить деньги на генетический анализ Гернота, невесело подумала я. Правда, для меня новость, что моего мужа уличили в любовной связи, хотя и с опозданием. Не собираются ли они взять пробы слюны у всех моих коллег? Большинство из них по случаю каникул за границей. И все равно, наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки. Как только раскроется тайна неизвестного отца Виктора, прояснится, возможно, и вся ситуация.

Вечером нас посетила Мартина, кузина Патрика. В отпускное время репетиции хора приостановились, так что и наш еженедельный общий стол в пивной после пения тоже отменился.

— Я так давно у вас не была, — сказала она. — Нет, какой же все-таки Виктор очаровательный малец! Глядя на него, прямо-таки хочется тоже родить еще одного младенца. Но две мои пилы для испытания нервов уже стали мало-мальски самостоятельными, и для моего мужа эта тема закрыта!

— А не осталась ли у вас случайно детская кроватка? — задумчиво спросил Патрик, и я почуяла в этом некую перспективу.

— Конечно, — сказала Мартина, тоже насторожив уши. — А вам уже вскоре понадобится вторая?

— Нет-нет, — замахал руками Патрик, — это совсем не то, что ты подумала. Наш высокородный принц Виктор Августин ночует, где ему заблагорассудится: то наверху у Ани, то внизу у меня. И было бы удобнее, если бы на каждом этаже у него было постоянное спальное место.

— Если сам за нею приедешь и сам стащишь с чердака — бери, — сказала Мартина.

Мы наконец снова одни, но в голове у меня не прекращается работа мысли. Мамины слова часто действуют на меня с запозданием, зато долго не отпускают. Сегодня ты будешь мой, думаю я, бросая на моего Патрика чувственные взгляды.

— Принесешь мне малыша наверх? — хитро попросила я, чтобы деликатно заманить его в свою резервацию.

Ничего не заподозрив, он последовал за мной. Но едва лишь Виктор задремал после своего сонного напитка, я быстренько скрылась в ванной и вновь предстала пред взором Патрика в прозрачной ночной рубашке, подаренной мамой.

К сожалению, мой возлюбленный ничего не заметил, он самозабвенно листал старый каталог и, качая головой, рассматривал, какие модели спортивной одежды были популярны в прошлом году.

— Как ты думаешь, Мануэль обойдется в круизе двумя джинсами и одними темными брюками? Он жутко сопротивляется моим попыткам купить ему что-нибудь из одежды, что он потом не будет носить.

— Почему бы подростку, которому вот-вот стукнет шестнадцать, не подбирать себе гардероб самостоятельно? И почему твою жену не заботит, во что он одет? В конце концов, ведь она сама его пригласила!

— Но она встретит его только в Травемюнде!

— Представь себе, даже там есть магазины. И по дороге в каждом порту можно что-то купить.

— Аня, хочешь верь, хочешь не верь, но этот круиз стоит мне бессонных ночей.

— Ночи предназначены не только для сна, — дерзко заявила я и перешла от слов к делу.

Патрик мягко улыбнулся.

— Не сегодня, милая. Я так устал, голова болит.

Я бы с удовольствием возразила: «А у меня овуляция!» Но, к сожалению, в прежние времена у меня был отрицательный опыт с этим возбуждающим словом, потому что оно надежно отбивало у моего бывшего мужа всякую охоту. Обжегшись на молоке, на сей раз я притворилась более дипломатичной.