Занятие было действительно интересным. Ерк хорошо понимал детей лае, и время от времени присматривал за ними.
Но эти дети были особенными. Хотя бы уже тем, что провели слишком много времени вне Отдела и обзавелись чужими, порой странными причудами.
Уже уходя с насиженного места на крыльце, Ерк обернулся к окнам медицинского корпуса. В трех из них на втором этаже горел свет.
Прижавшись к стеклу, на улицу таращились несколько круглых светловолосых мордашек. И смотрели дети в сторону куста, под которым пряталось блюдце.
Покачав хвостом, эаль перенесся поближе к главному входу в Отдел.
Через два дня блюдце сменилось на керамическое, с красивым отпечатком папоротника на донышке.
Присев на корточки, Ерк задумчиво пошевелил пальцем крошки. Их не стало меньше – наоборот, там теперь лежал даже один сухарик и кусочек от овсяного печенья.
Как это стоило понимать? Маленький лае, подражая кому-то из другого мира, пытался провернуть один из бесчисленных подношений неизвестному богу? Или это его попытка отвести беду от брата, состояние которого так и не улучшилось?
Ерк бы спросил, но ни на улице, ни на крыльце мелкого не было, а подниматься на второй этаж больничного корпуса не хотелось. Причин было две – настоятельная просьба начальника Отдела и собственное нежелание ввязываться в проблемы.
А эаль их получит.
С Дарелином Ерка ничего не связывало, кроме, пожалуй, рефлекторной, заложенной еще дальними предками, неприязни. Так уж повелось, что эали не дружили с лирами. Была ли тому виной разница в строении сознания, либо на это повлияли какие-то другие факторы – в любом случае любить друг друга не получалось и сейчас.
Подловить детеныша на улице удалось лишь спустя еще три дня. При всем своем любопытстве Ерк не мог весь день караулить на крыльце – у него были и обязанности в Отделе, а скидывать свои дежурства на кого-то из крылатых не хотелось.
Вот только в этот раз ребенок был не один. За толстой большой кофтой, на этот раз в голубую полоску, прятался еще один детеныш – на голову ниже и на пару лет младше. Тот был гораздо более пуглив и едва заметив эаля, спрятался за старшим братом.
Ерк все же отметил, что младшенький выглядит получше, чем Карамель, который при виде чужака надулся.
В этом угадывалось почти рефлекторное желание крылатых защищать своих более слабых сородичей. Вот только эаль и не собирался обижать детей и отвернулся, изображая, что никого не видит.
– Зачем ты оставляешь крошки на улице? – Любопытство взяло верх, когда детеныши добрались до куста и досыпали в блюдце еще немного крошенного хлеба.
Младший детеныш, имени которого Ерк так и не узнал, втянул голову в плечи и сдвинулся за спину старшему, хлюпнув носом.
– Сейчас же зима. – Утвердительно произнес Карамель, на всякий случай повернувшись лицом к эалю и не давая ему смотреть на брата.
– Зима. – Кивнул Ерк, и пошевелил хвостом. – Но крошки зачем?
– Зимой еду трудно добывать.
– И?
Маленький лае без тени улыбки изучил лицо эаля, убеждаясь, что тот не издевается и не шутит, задавая такой дурацкий вопрос. Ерк на миг ощутил, что действительно тупой, раз не понимает таких прописных истин.
– Птицы зимой умирают. – Карамель смирился с необходимостью разжевывать этому глупому взрослому очевидное. – Воробьи, голуби. Зимой холодно, и они еду найти не могут. А крошки – это еда. Они покушают и не умрут.
Эаль перевел взгляд на блюдце, ощущая жгучее разочарование. А он ведь уже продумал столько теорий, что это такое подношение каким-то идолам!
Действительно, порой реальность ошеломительно простая и скучная, как постная лепешка во время лечебной диеты.
Вот только...
В Отделе птиц не было. Ни единого голубя, ни одного воробья. Даже захудалой вороны и то не водилось.
Ерк открыл было рот, чтобы сообщить об этом детям, но наткнулся на серьезный взгляд старшенького.
– Но у нас... Знаешь, это хорошее занятие – оставлять птицам зимой еду. Тогда весной у них будут силы на пение. Ты молодец.
Птицы покушают и не умрут. Все логично.
Карамель медленно кивнул, и отряхнув кофту, медленно двинулся обратно к крыльцу, прижимая к себе младшего брата.
– Твой близнец... Это он находится в реанимации? – Спросил Ерк, когда мелкие прошли мимо него по ступенькам.
Уже ухватившись за толстую, высоко расположенную для ребенка ручку, лае замер. Потом дернул, приоткрывая дверь и пропуская первым брата.
– Иди. Я сейчас тебя догоню. – Пообещал Карамель тихо младшенькому, и только потом повернулся к эалю лицом.
На крыльце повисла на минуту неприятная тишина. Ерку никогда не доводилось встречать настолько не по годам взрослых детей, и теперь он смотрел в серые глаза маленького крылатого.
– Если я скоро не вернусь, Дарелин будет волноваться. – Не пригрозил, а просто предупредил детеныш.
Эаль кивнул, разрывая зрительный контакт и принимая предупреждение. Да, получится нехорошо, если Дарелин начнет переживать за одного из своих детей.
Своих приемных детей.
Лучше не давать лиру поводов для волнения.
– Это твой близнец болеет? – Повторил свой вопрос Ерк.
– Да. – Карамель сложил тощие ручки на груди. Получилось не так впечатляюще, как могло бы быть – длинные широкие рукава кофты мешали выглядеть внушительно. – Вы ведь думаете, что я ношу крошки богам и духам для того, чтобы отогнать беду от моего брата. Я прав?
– Прав.
– Вы глупости думаете. – Шмыгнув носом, припечатал ребенок. – Богов не бывает. Они бы не допустили всего, что произошло... И я знаю, что тут нет птиц.
– Тогда почему ты носишь крошки?
Карамель обернулся, словно боялся, что из окон второго этажа проглядывался этот кусочек крыльца.
– Для них. Папа... Дарелин нервничает, когда мои братья начинают плакать. А так они ждут, когда прилетят птицы, и... – Детеныш снова шмыгнул носом, и не стал заканчивать фразу. – Не говорите им.
– Не скажу. – Пообещал Ерк.
– И мой брат не умрет. – Твердо произнес Карамель, и потер глаза кулачками. – Я его слышу, и он... Зефир сильный, он намного лучше меня. Он меня исцелил в приюте, и поэтому заболел. Дядя Вольф что-то говорил про энергопотоки и их разрушение, но Зефир поправится.