— Когда вы поступили в колчаковскую милицию?

— Летом этого года, — Струков удивился, что Берзин не спросил о его «подпольной» работе, и торопливо добавил: — В июне, если мне не изменяет память, шестнадцатого июня.

— А до милиции где вы жили, чем занимались? — Берзин говорил неторопливо, давая Титову время для ведения протокола.

— В Екатеринбурге. Я врач, — Струков обрадовался, что его ответы подтверждаются документами. — После института поступил на службу в железнодорожную больницу. Потом бежал на восток.

— Почему?

— Наша организация провалилась, начались аресты. Мне товарищи предложили покинуть город. Пробраться через фронт было почти невозможно, и я уехал на восток, но связаться с местными большевистскими организациями не смог. Адреса явок, которые были у меня, устарели. Я стал работать по специальности. Во Владивостоке попал под общую мобилизацию в колчаковскую армию. Чтобы избежать ее, согласился на предложение поехать в Ново-Мариинск. — Струков говорил быстро, опасаясь, что Берзин перебьет его. — У меня нет ничего общего с колчаковцами, с этими Громовым, Толстихиным, Суздалевым…

Берзин вспомнил, что управляющий Анадырским уездом Громов, секретарь управления Толстихин и мировой судья Суздалев о начальнике милиции говорили с неприязнью и мало. Было ясно, что всю вину они возлагали на Струкова. О прошлом начальника милиции никто ничего не знал. Они пожимали плечами да поносили Струкова. Только Громов сказал:

— Струкова мне рекомендовали как опытного специалиста, а он оказался бездарным бездельником.

Берзин не мог не согласиться с оценкой Громова. Струков как начальник милиции действовал вяло. Случайно ли это? Август Мартынович по-прежнему пристально следил за лицом Струкова, который продолжал:

— Я искал связи с большевиками Владивостока, но…

— С кем вы должны были встретиться? — спросил Берзин.

Струков поднял, голову и посмотрел Берзину в глаза:

— Я нарушаю партийную дисциплину, но обстоятельства, в которых я оказался, вынуждают меня это сделать. Я должен был разыскать товарища Романа.

Изумление на лице Берзина не ускользнуло от Струкова. «Клюнул, — подумал он самодовольно. — Если потребуется, то я еще не один козырь выложу, но пока достаточно. Хорошая осведомленность может вызвать подозрение».

— Вы должны были встретиться с товарищем Романом? — переспросил Берзин.

— Да, — вполне искренне подтвердил Струков.

Он не лгал. В последние дни перед отъездом Струкова контрразведка Фондерата разыскивала товарища Романа. Об этом, конечно, большевики не знали. Тут Берзин, к радости Струкова, взял его документы и, вновь просмотрев, послал Мохова за Мандриковым.

Выслушав рассказ Берзина, просмотрев документы Струкова, пробежав протоколы допросов колчаковцев, Михаил Сергеевич спросил:

— Ты веришь Струкову, вернее, в его рассказ?

— У меня нет еще окончательного мнения, — признался Берзин. — Документы могут быть и чужие. Но он знает о товарище Романе… Он должен был встретиться с ним.

— Но почему же Струков не разыскал Романа? — пожал плечами Мандриков.

— Об этом мы его самого спросим, — Берзин попросил ввести Струкова.

— Что же вам помешало разыскать товарища Романа?

— О его нахождении во Владивостоке товарищи из Екатеринбурга сообщили мне незадолго до отъезда в Ново-Мариинск зашифрованным письмом.

— Где оно? — быстро спросил Берзин.

— Я его уничтожил, — объяснил Струков. — Я не мог рисковать, хранить его. Попади оно в руки колчаковцев, могли бы пострадать многие люди и прежде всего явка…

— Какая, где? — Мандриков не дослушал колчаковца. — Можете назвать?

— Я должен был встретиться с рабочим Дальзавода Новиковым Николаем Федоровичем.

Берзин, Мандриков и Мохов переглянулись. Струков ликовал: выстрел прямо в цель.

— Почему же не встретились? — Мандриков не спускал глаз с колчаковца.

— Я был у него дома, но поздно. От соседей узнал, что сам он исчез, а жена его арестована.

— Вы знаете Новикова в лицо? — Берзину не нравилась точность ответов.

— Нет, — покачал головой Струков. — Оборвалась нить связи с владивостокскими товарищами, и мне пришлось ехать сюда…

— Начальником милиции, — подхватил Мандриков, обдумывая услышанное. — Вы, конечно, знали, что тут ведется подпольная работа?

— Смутно, — Струков улыбнулся. — Я был плохим начальником милиции. Об этом мне говорил Громов. К тому же я не верил, что тут возможна подпольная организация. Когда же вы развернули работу, я был в тундре и…

— Хорошо, — остановил Мандриков и попросил вывести Струкова.

Едва за ним закрылась дверь, как Михаил Сергеевич воскликнул:

— Странная история, путаная, но я верю этому человеку. Он не лжет. О товарище Романе знают немногие.

— А может, он узнал о нем от колчаковской контрразведки? — возразил Берзин, не подозревая, как он прав.

— За товарищем Романом не было замечено слежки, — возразил Мандриков. — А адрес Новикова? Струков же не знает, что Новиков здесь, с нами.

— Пожалуй, ты прав, — уступил Берзин и снова полистал документы Струкова. — Но все надо проверить. Попытаемся связаться с Владивостоком, с товарищем Романом.

— Ох, друзья! — воскликнул Мандриков, — я же забыл вам сообщить, что нас поздравляет товарищ Роман, и мы не одни. В Охотске тоже восстановлена советская власть.

На время забыли о Струкове. Когда вернулись к нему, Мандриков предложил:

— Прекращайте допрос Струкова. Решим, когда что-нибудь получим из Владивостока.

— Завтра наша комиссия на общем собрании доложит результаты расследования, свое заключение. Собрание и решит судьбу всех колчаковцев, — твердо проговорил Берзин.

И Мандриков понял, что дальше спорить бесполезно. Август не отступит от своего. Михаил Сергеевич рассердился на Берзина, но не мог не признать, что тот поступает правильно. От этого было не легче. Его задело, что Берзин не посчитался с его мнением. Сухо распрощавшись, он вышел из тюрьмы.

Пурга не утихала. Мандриков шел, а внутри у него все еще кипело. Упрям этот Август. Недаром же его прозвали «железным». Как он не понимает, что нам каждый человек дорог. А Струков наш. Мало ли что, у колчаковцев оказался. Да, но он же арестовывал шахтеров?

Мандриков остановился. Надо навестить Галицкого и Бучека. Как они себя чувствуют? Мандриков осмотрелся: в какой стороне дом Струкова? Ни один огонек не просвечивал сквозь мрак, ни одного живого звука не было слышно. Он пошел наугад и скоро провалился в сугроб. Выбрался с трудом и, протянув руки, осторожно пошел дальше. Вот и стена какого-то дома. Хотел постучаться, попросить, чтобы проводили, но раздумал. Зачем тревожить людей? У них сейчас на душе так же неспокойно, как и в природе.

Михаил Сергеевич, изрядно поплутав, добрался до квартиры Струкова. На его стук долго не откликались. Наконец из-за двери послышался испуганный голос Нины Георгиевны:

— Кто там?

Михаил Сергеевич назвал себя. Нина Георгиевна дважды переспросила.

— Да это я, Нина Георгиевна. И знакомы мы с вами еще с Владивостока.

Только после этого она отодвинула засов. Пурга вырвала дверь из ее рук. Михаил Сергеевич поймал ее с трудом.

— Боже, какая пурга! — Нина Георгиевна отыскала в темноте его руку. — Идите за мной. Осторожно.

Они вошли в жарко натопленную кухню. Михаил Сергеевич разделся, счистил с усов и бровей успевшие намерзнуть ледяные корки.

— Извините за позднее вторжение, но раньше не мог. Как наши больные? — Он указал глазами на дверь в комнату.

— Сейчас. — Нина Георгиевна сбросила пуховый платок и оказалась в белом шерстяном свитере и черной длинной юбке, из-под которой выглядывали носки торбасов. Белая косынка закрывала даже уши.

— Вы настоящая сестра милосердия. — Мандриков невольно залюбовался ею.

Нине Георгиевне шел этот простой наряд. Она и сама очень похорошела. С лица исчезло наигранно-развязное выражение, которое так бросилось ему в глаза, когда он впервые увидел Нину Георгиевну в вестибюле ресторана «Золотой рог».