В доме 12 по Жаворонковой улице начиналось обычное весеннее утро. За окном щебетали и посвистывали птицы. Рычали моторы, шуршали шины. У Лиззи затрезвонил будильник. Соскочив с кровати, она умылась, почистила зубы и уши, причесалась, надела школьную форму, спустилась на кухню, налила воды в электрочайник, включила, сунула хлеб в тостер, поставила на стол две тарелки, две кружки, разложила ножи и вилки, вынула из холодильника молоко, масло и джем и подошла к лестнице.

— Папа! — крикнула она. — Папа!

Нет ответа.

— Пап, вставай! Пора!

Нет ответа.

— Вставай! А, то поднимусь сейчас и…

Она топнула правой ногой по нижней ступеньке. Топнула левой — по второй ступеньке, погромче.

— Уже поднимаюсь! — крикнула она.

Фырк, стон. Опять тишина.

— Считаю до пяти. Раз… два… два с половиной… Папа!

Сверху донеслось глухое бурчание:

— Иду, Лиззи…

Грохот, снова стон… А вот и папа: мятый заношенный халат, тапки просят каши, сам лохматый-прелохматый, и щетина на подбородке торчком.

— Давай уже, спускайся, — велела Лиззи.

Папа поковылял вниз.

— И не гляди на меня такими глазами, — добавила Лиззи.

— Не гляжу, не гляжу… — забормотал папа.

Она поправила халат у него на плечах.

— На кого ты похож? И почему копался там наверху так долго?

Папа мечтательно улыбнулся.

— Сон смотрел.

— Сон он смотрел! Что за человек?! Сядь уже за стол. И не горбись.

— Ага. Понял.

Он присел на самый краешек стула. Глаза его возбуждённо посверкивали. Лиззи поставила перед ним полную кружку чая.

— Пей давай.

Он отпил глоточек.

— И тост с джемом ешь.

Он откусил с уголка.

— Пап, кусай как положено, — велела Лиззи.

Он откусил побольше.

— Теперь жуй. И проглотить не забудь.

Он пожевал и широко улыбнулся.

— Ну? Глотай!

— Уже глотаю, Лиззи.

Он откусил большой кусок, пожевал и разинул рот — показать, что там пусто.

— Видишь? Всё съел!

Лиззи отвела глаза.

— Давай без глупостей, пап.

Она пригладила ему лохмы, расчесала щёткой. Вытянула наружу загнувшийся воротник пижамы. Укололась о щетину на подбородке.

— Совсем ты себя запустил, — вздохнула она. — Так больше нельзя. Или льзя?

Он покачал головой.

— Нельзя, Лиззи. Конечно, нельзя.

— Чтоб сегодня же принял душ, побрился и… Сними наконец этот жуткий халат.

— Сниму, Лиззи.

— Вот и молодец. Какие планы на день?

— Летать буду, Лиззи. Летать прям как птица!

Она закатила глаза.

— Вот ещё, птиц выискался!

— Да, Лиззи! Птиц! А потом соревноваться буду.

— С кем? В чём?

Он рассмеялся и, потянувшись через стол, взял её за руку.

— С такими, как я! С человекоптицами! С птице-человеками! Объявлен Всемирный конкурс! Неужто не слышала? Летуны съезжаются к нам в город совсем скоро! Я вчера узнал. Нет, позавчера. Нет, позавчера от сегодня на прошлой неделе. Главное: кто первым перелетит через реку, получит тысячу фунтов. Я непременно полечу, Лиззи. Клянусь! Речку я перелечу, приз я точно получу! Войду наконец в историю!

Папа вскочил, раскинул руки и захлопал ими, точно крыльями.

— Ну как? — спросил он. — Ноги от пола оторвались? Уже лечу?

Он разбежался и захлопал руками ещё сильнее.

— Папа, — одёрнула его Лиззи. — Опять глупости? Но он забегал по комнате, и она устремилась следом — круг за кругом. Наконец догнала, снова пригладила ему вихры, поправила халат.

— Ладно, — сказала она. — Летай, если хочешь. Но не забудь тут без меня пообедать и глотнуть свежего воздуха.

Папа закивал.

— Пообедаю, Лиззи, глотну, Лиззи! — Он снова захлопал руками-крыльями и захихикал.

— Да, кстати, тётя Дорин обещала сегодня зайти, — сказала Лиззи.

Эта новость оборвала папин вдохновенный полёт.

— Тётя Дорин?

— Да, папа. Тётя Дорин.

Он скривился и вздохнул.

— Опять она!

— Да, опять она. Вернёт тебя с небес на землю. Папа топнул левой ногой. Папа топнул правой ногой.

— Но… Лиззи… — простонал он.

— Что — но, Лиззи? Да, я Лиззи. И я тебя люблю. И тётя Дорин тебя любит и тревожится о тебе, не меньше чем я. Поэтому веди себя с ней прилично.

Он разом поник, ссутулился, и руки его повисли, как плети. Лиззи подхватила свой портфель с учебниками, чмокнула папу в щёку и оглядела его от макушки до пят. Стоит такой… маленький шкодник. Даром что верзила. Она улыбнулась и покачала головой.

— Ну что мне с тобой делать прикажешь?

— Что хочешь, Лиззи, — пробормотал он.

— Даже не знаю, можно ли тебя одного оставить…

Он рассмеялся.

— Можно! Нужно! Тебе надо в школу: задачки решать, диктанты писать.

Он прав. Ей действительно надо в школу. Она любит школу. Любит задачи, и диктанты, и учителей, и директора мистера Ириса. Он так добр — и к ней, и к папе.

— Ладно, уговорил. Пойду. Поцелуй меня, и пойду.

Он поцеловал её в щёку. Они обнялись на прощанье.

Потом она погрозила ему пальцем:

— Всё помнишь? Повтори!

— Да-да, Лиззи, помню. Умыться. Побриться. Пообедать. Подышать свежим воздухом. Не обижать тётю Дорин.

— Молодец. Правильно!

— И полетать не забуду.

— Ох, папа…

Он подтолкнул её к двери.

— Иди-иди, — сказал он. — Не о чем тебе волноваться. Ноги в руки — и в школу. Ты без неё жить не можешь.

Лиззи открыла дверь. Оглянулась, пристально посмотрела на папу.

— Пока-пока, — быстро сказал он.

— Пока, папуль.

Она прошла через сад, до самой калитки, и снова оглянулась — уже с улицы. Стояла и смотрела на него.

— Иди-иди, — пробурчал папа. — Я справлюсь.

Лиззи зашагала прочь.

Он махал ей вслед, пока она не скрылась из виду. А когда скрылась — затворил дверь, захлопал руками-крыльями, хихикнул, чирикнул — чик-чирик! — и выплюнул откуда-то из защёчных глубин недожёванный тостик.

— Чик-чирик, чик-чирик, — радостно повторил он. — Фюить-фюить.

Тут он заметил, что по столу ползёт муха.

— О! Вкуснятина! — воскликнул папа и устремился за мухой.

Мушка, однако, оказалась шустра: взмыла со стола и нахально зажужжала у него над головой. Потом она уселась на потолок и оттуда, кверху лапками, наблюдала, как он хлопочет, чирикает, пыхтит и пытается до неё допрыгнуть.

— Вот словлю тебя, жужжалка, не отвертишься, — тяжело дыша, проговорил папа. — Лучше сама спускайся, всё равно съем.

Но муха спускаться даже не думала. И дотянуться до неё папа не мог. Тогда он сел на пол, чтобы перевести дух. Тут ему в голову пришла новая мысль, и он медленно пополз вдоль плинтуса, поскрёбывая доски ногтями. Так обнаружились несколько чёрных жучков, пара-тройка коричневых жучищ, а ещё крошечные забавные многоножки. Он их выковырял из щелей и отправил в рот.

— Пища богов! — сказал он. — Что мне ваши тостики? Такому мужчине, как я, надо питаться жуками, мухами и сороконожками.

Он довольно облизнулся. Потом встал и взмахнул руками. Подошёл к окну, выглянул в сад. Спрятавшуюся за деревом Лиззи папа не заметил.

— Такому мужчине, как я, нужны червяки! — воскликнул он. — Эй, червячишки! Скользкие, вкусные червячочки! Всех переловлю!