Бэрэк лежал на спине, а его мохнатые жилистые лапы, с двумя локтевыми сгибами каждая, покоились на впалом, покрытом роговыми пластинами, брюхе. Кисти лап универсального хищника были похожи на человеческие, только с большим количеством фаланг на тонких пальцах и с длинными когтями. Вызывающие отвращение щупальца вокруг пасти были сомкнуты, отчего походили на отечественный респиратор, переведённый в боевое положение. И только сейчас Олег увидел рога, которые можно было принять за длинные уши, так как росли они из того места где у нормальных гуманоидов располагаются ушные раковины. А вот носа у бэрэка не было. Так, небольшой прыщик, заросший шерстью. Или всё-таки есть?

Олег наклонился над капсулой, чтобы разглядеть ноздри уродца – спрашивается, зачем ему это надо было? – и тень от его головы упала на отвратительную физиономию бэрэка. Тварь внезапно открыла глаза. Как оказалось, помимо двух основных глаз, бэрэк имел ещё десяток маленьких, но не менее злобных глазок вокруг них. Веероподобные веки дюжины глаз разомкнулись и змеиные зрачки, сузившиеся до игольного ушка, вполне осмысленно уставились на Белова. От неожиданности Олег отшатнулся и сделал несколько шагов назад.

– Ему, это самое, чего-то не спится, – шепотом, словно боясь ещё кого-нибудь ненароком разбудить, сказал Белов и добавил, чтобы Элай и разумный корабль не подумали, будто в этом именно его, Олега, вина: – Я ничего трогал, ей богу!

– Не беспокойся, я знаю. Бэрэк не полностью погружен в анабиоз, – успокоил его Элай. – Это практически невыполнимо. У его организма поразительная сопротивляемость к сверхвысоким и сверхнизким температурам, поэтому подобные ему особи могут без скафандров находиться в открытом космосе. Кстати, благодаря этой особенности они и перемещаются между планетами. Однако криокапсула, выставленная на двойной абсолютный температурный нуль, полностью понижает его двигательные способности. Кое-как моргать, это все, что он может в данный момент. Это его максимум двигательных возможностей.

– И этой «неубиваемой» твари я заехал битой в «табло»?! – выдавил из себя Белов, непроизвольно поддернув плечом.

– Это был единственно верный вариант воздействия с твоей стороны, – многозначительно изрек Элай. – Внутренняя сторона ротовых щупалец бэрэка, его единственное чувствительное, и, что немаловажно, болезненное место. Когда они сомкнуты, как сейчас, бэрэк может пробить ими обшивку прогулочной космической шлюпки. Так что ты действовал верно. Теперь, как видишь, благодаря тебе, он практически не опасен. Тем более что за ним непрерывно приглядывает Диамэк.

Объяснение немного успокоило встревоженного человека, но все равно рядом с этой незамерзающей тварью Олег чувствовал себя как-то неуютно.

– Может, продолжим экскурсию, по твоему прекрасному кораблю, – предложил Олег, косясь на следящие за ним зрачки смертоносной, практически бессмертной, и, ко всему прочему, злопамятной твари, которой было за что сердиться на него.

– Да, пожалуй!

Диамэк, по всей видимости, внимательно наблюдавший за своим хозяином и его странным гостем все правильно понял. Пораскинув своими квазимозгами он не стал дожидаться команды от Элая, а сразу раскрыл проход из криокамеры в коридор, дескать, милости прошу на выход.

Как только Олег проскользнул следом за Элаем в коридор, проход в стене моментально затянулся, едва не зацепив ногу Белову – Диамэк ревностно исполнял свои обязанности надзирателя. Казалось, если бы вместо бесшумно разверзающейся стены, была железная дверь, бортовой интеллект с удовольствием ею бы хлопнул.

Сам не понимая почему, но мнительный Белов, уже не однажды споткнувшийся на ровном месте, почему-то вбил себе в голову, что он чем-то не угодил сверхскоростному квазимозгу космолета. Хотя ничего, кроме его внутреннего голоса, на это, кажется, не указывало.

Наверное, нервы, попробовал успокоить себя Олег, все же решив быть настороже с разумной «летающей тарелкой».

Тем временем они прошли по коридору мимо жилых отсеков, и подошли к рубке управления.

– А здесь у меня созерцательная! – произнес Элай и пропустил вперед своего гостя.

От открывшейся картины у Олега захватило дух и что-то защемило в груди, аккурат в районе солнечного сплетения.

Рубка управления, за исключением той стороны, откуда они вошли в неё, вся состояла из одного прозрачного как слеза иллюминатора немного вытянутой шарообразной формы, с прозрачным же помостом, испещрённым узорными бороздками по которым также сновали разноцветные огоньки. На конце помоста было установлено кресло с вырезами в спинке для крыльев пилота и удобными ложбинками для рук на подлокотниках.

Благодаря такой рубке управления, звездолет Элая со стороны был похож на обычную земную лампочку с несколько удлиненным «цоколем». «Лампочку», которая перемещалась по галактике со световой скоростью.

Но не креативная форма рубки управления заставила Белова замереть с отвисшей челюстью. Его поразила открывшаяся панорама космических глубин. Иллюминатор звездолета был сделан из такого прозрачного материала, что он не только практически не преломлял свет и не отражал бликов, но также нельзя было сказать что-то определенное и о его толщине. Создавалась потрясающая воображение оптическая иллюзия, словно стоишь на мостике в открытом космосе, и ничто тебе не мешает наслаждаться грандиозным великолепием Вселенной.

Пожирая широко распахнутыми глазами бессчетные россыпи звезд, призывно мерцающие созвездия и загадочные туманности, Олег испытывал никогда прежде не посещавшее его чувство, точнее смесь чувств – глубокой тоски от невозможности охватить и запечатлеть в памяти и тысячной доли чарующей бесконечности, которая пронизывалась иглами радостного осознания того, что он прикоснулся к чему-то запредельному. И всё это было сдобрено сильным эмоциональным потрясением, в простонародье называемым катарсисом, тем самым, который меняет мировоззрение и выворачивает наизнанку самую черствую душу.

– Охренеть как… твою галактику!!!

Сорвалось, наконец, с языка ненадолго онемевшего от нахлынувших впечатлений опера. У него и впрямь не нашлось подходящих моменту слов, они все выветрились из головы, но Олег счел себя обязанным как-то прокомментировать увиденное.

– В целом я понимаю тебя, – вздохнул Элай, расправив крылья, что, видимо, выражало некоторую степень волнения. – Сколько времени провожу в дальних космических командировках, никак не могу привыкнуть к безбрежности и многоликости Вселенной. Она восхитительна!

– Безусловно! – выдохнул Белов, кое-как оторвав глаза от окружающего великолепия и фокусируя затуманившийся взгляд на ауррийце. – Человек может смотреть бесконечно на три вещи, и это – первая из них, она же вторая и третья…

– Верно подмечено, – оценил высказывание Элай.

Пройдя мимо Олега, он сел в кресло. Сложенные как створки раковины крылья прошли между вырезов кресла, благодаря чему Элай откинулся на спинку.

Олег последовал за ним.

– А где у тебя штурвал? – поинтересовался Белов, не обнаружив, как он считал, необходимых «рычагов» управления. – Где кнопки, переключатели, тумблеры, датчики, спидометры-тахометры всякие?

Вместо того, чтобы, как это водится у людей, потешиться над «дикарем», Элай пустился в объяснения.

– Ничего подобного на наших кораблях уже много тысячелетий не используется. Рубка управления, на наших кораблях, это место, в котором мы сливаемся со своими кораблями в одно целое, – пояснил он, уложив руки в ложбинки на подлокотниках, к которым с помоста подходили узорные бороздки, напоминавшие бороздки печатных плат. Разноцветные огоньки, сновавшие по бороздкам, словно что-то почувствовав (а, скорее всего, так и было) потянулись к подушечкам его пальцев.

– Я просто становлюсь частью корабля и управляю его «организмом», всеми его системами, своим ментальным эгрегором. Нам не нужны никакие датчики, ибо мы чувствуем корабль, его состояние и все его квазиэмоции. А корабль чутко реагирует на наши мысленные команды. Можно сказать, что мы с Диамэком находимся на одной волне.