Хитро улыбаешься и жестом фокусника откуда-то извлекаешь карнавальные маски. Мне протягиваешь широкую бархатную – алое на черном. Твоя же серебрится каплями росы в чаше цветка на рассвете. Первым надеваешь и устремляешься в сторону виднеющегося за пышными деревьями и цветущими кустарниками приземистого дворца.

Следую за тобой, вертя в руках кусок дорогой ткани. Бархат ласкает кончики пальцев, напоминая о… Хорошо, что камзол достаточной длины. Плохо, что штаны и без того узки – мода беспощадна к влюбленным.

Теперь становятся слышны и звуки скрипок и флейт, и кокетливый дамский смех, и солидный бас мужского говора. Воздух наполнен восхитительным ароматом цветущей флорентийской ночи. Дневная жара спала, ни дуновения, и кажется, что распыленная в воздухе амброзия впитывается даже не легкими, а порами кожи.

- А вот и наши многомудрые господа из Университета, - слышится шутливое приветствие.

К нам подходит высокий блондин средних лет в сопровождении двух очаровательных дам.

- Люциус, Нарцисса, - кланяешься ты, целуя затянутую в тончайшую перчатку нежную ручку облаченной в золотистый шелк и маску-бабочку светловолосой нимфы. – Не представишь нас? – жмешь руку мужчине.

Вежливо повторяю за тобой приветствие.

Блондин ленивым движением отбрасывает упавшую ему на лоб длинную прядь и коварно улыбается. Волосы волнами спадают ему на плечи, а маска черна, как его душа.

- Эсме, позволь представить тебе этих светил, временно сошедших к нам с небосвода научной мысли и по совместительству моих лучших друзей. Карлайл, Аро, сия очаровательная леди приехала к нам из далекой Индии.

- Путешествуете? – В твоих глазах загорается огонек неподдельного интереса, тонкие губы изгибаются в обольстительнейшей улыбке.

Эсме кокетливо приподнимает безупречную бровь – вычурная маска золотыми изгибами обрамляет ее глаза, вспархивает на виски и теряется в карамели причудливо уложенных волос.

- Не одобряете?

Хищница. Золотистая кошка, пятнистый леопард. На миг проникаюсь сочувствием к тебе - ее очевидной жертве. Но только на миг.

- Восхищаюсь. – Вызов принят, и ответный взгляд - заинтересованный, плотоядный.

Ты тоже хищник. Ирбис, серебристый и бесстрашный, решительный и беспощадный.

Поединок на уровне не слов, но взглядов и жестов. Выверенных, отточенных. Это схватка. Сражение. Сошлись армады двух держав и под грохот пушечных выстрелов и рев потревоженного океана устанавливают мировое владычество. Свидетели в панике расползаются по спасательным шлюпкам.

Не хочется быть только свидетелем, ой как не хочется… Но ты не оставляешь мне выбора. Третьей силой выступить я не смогу – увы, это проверено и неоднократно.

- Ах, это же менуэт! Обожаю! Не откажете?..

Скользящим уверенным движением подхватываешь ее под специально отставленный локоток и устремляешься навстречу музыке.

Люциус, интриган ты дьяволов… Под ехидно-заинтересованным взглядом Нарциссы блондинистый змей проезжается губами по моему загривку, предварительно откинув в сторону волосы.

- Друг мой, тебе не кажется, что твоя дама заскучала? Лично же я просто обязан засвидетельствовать свое восхищение этим приемом хозяйке.

- О, мой сумрачный друг, в этом ты не ошибешься. Прекраснейшая Сульпиция придет в восторг от твоего внимания…

- Люций-Люций… Ты неисправим. Все равно кто, неважно с кем, но интриги – это святое.

Изгибаешь бровь, строишь невинные глазки, после чего Нарцисса решительно берет дело в свои нежные ручки и утаскивает тебя. В сторону беседки, не дворца.

Я же, оставшись в одиночестве, вдыхаю полной грудью аромат южной ночи. Известные и неизвестные науке в моем лице цветы и кустарники, легкие тона моря и нагретой за день хвои… Звуки менуэта плывут над садом, вплетаются в отзвуки прибоя и журчание фонтанов, бередят, волнуют…

Неспешно двигаюсь в сторону западной ротонды. У меня нет ни малейшего желания наблюдать за танцем двух хищников, а вот поболтать с хозяйкой – очаровательной и потрясающе умной женщиной – это совсем другое дело.

- Аро! Какой приятный сюрприз! Карлайл рискнул оставить тебя в моем распоряжении этим прекрасным вечером?

Вежливые шутливые фразы, за которыми скрывается безмолвное: «Неужели опять? Как ты, держишься?»

Молча склоняюсь к изящно протянутой мне ручке. Мы слишком давно знаем друг друга, чтобы рушить драгоценные мгновения тишины цветными стекляшками пустых комплиментов. Необходимое же скажут глаза.

«Да. Как же я устал, милый друг, как устал…»

Легкое касание тонких пальчиков – поддержка, невесомая, но такая нужная.

Сульпицию призывают обязанности хозяйки - слишком скоро, на мой взгляд. Я же не удерживаюсь и все-таки бросаю взгляд на танцующих. До боли знакомый силуэт мгновенно выделяется среди десятков, сердце же полосует отравленный кинжал ревности. Мог бы уже привыкнуть, не обращать внимания, если бы все ограничивалось танцами да флиртом. Сердце действует в паре с разумом, который с особой жестокостью следит за пополнением списка завоеваний Карлайла.

Неторопливо иду к морю. И снова ночь берет меня в плен своими ароматами, и опять шепот волн дарит покой израненной душе.

На миг зазеркалье подергивается тьмой, а когда зрение проясняется, я обнаруживаю себя в уютном кресле с трудом Фомы Аквинского «Маятник Вечности»* на коленях. Но мое внимание далеко от философских размышлений, оно во дворце, там, где кружатся в танце пары, там, где я видел тебя. Вас. Сегодня. Спустя всего пять дней после вашего знакомства. Люций-Люций… Как ты горд, наверное, этим. Хотя какое право я имею обвинять тебя? Не ты, так кто-нибудь еще познакомил бы их. Не Эсме, так другая… другой…

Мудрые говорят, что в паре всегда один любит, а другой позволяет любить. То, что я из первых, мне давно известно. Мой возлюбленный, ты, без кого я не могу жить, даже дышать толком не получается, не отличаешься ни верностью, ни постоянством. Последнее и спасало наши отношения. Обычно после очередной победы на любовном фронте ты возвращаешься ко мне. Как правило, вообще действуешь параллельно. Но не в этот раз.

Я видел вас в танце. Видел близко. Я смотрел и понимал, что это все. Твои глаза в ее глазах, твои руки в ее руках, твое дыхание… Даже оно принадлежало ей. И твоя душа, твоя беспечная душа – она тоже оказалась в вечном плену ее хищного сердца.

И рвалась, плакала кровавыми слезами моя любовь к тебе. И глаза уже не могли смотреть. И не утешали ни южная ночь, ни тихий плеск волн, и даже обычно умиротворяющая философия не оказала ни малейшего воздействия – слишком глубоки раны.

Внезапный стук закрывшейся двери. Поток воздуха потревожил ровное пламя свечей. Ты. Так близко и так далеко. Стоишь, не подходишь. Чего же ждешь? Ревности? Претензий? Напрасно. Я уже давно уяснил, что это бесполезно. Неужели где-то еще теплятся чувства ко мне?