Воистину все зло от баб, мужчины всех мало-мальски разумных рас были в этом солидарны. Именно некая дева и являлась первопричиной душевных метаний и поиска героизма бедного юноши. И не сном она являлась, увы, а любимой дочерью вождя.
О волоокая Шеанедд... Кудри твои словно белое злато, глаза – что сапфиры чистой воды, голос подобен журчанию подземной реки, а стан – величавой колонне главного зала. Шелковые ленты твои оттенка заката, в белокурой бороде твоей сорок три косички – ровно по числу лет. Не расстаешься ты с книгой и любимой сковородкой, секира же, вопреки обычаю, не отягощает твой узорчатый пояс.
И что мог предложить этому чуду красоты безвестный гном, не отличавшийся ни талантом, ни богатством, ни особыми заслугами перед кланом? Только и оставалось, что чахнуть и наблюдать за попытками более достойных соперников похитить прекрасную друзу*** сердца юной девы.
Однажды Тордвар все же рискнул приблизиться к златокудрой Шеанедд. На протяжении недели практически круглосуточно он ковал чудесную секиру, в мечтах, что именно это оружие окажется достойным пояса красавицы. А потом, явившись к комнатам вождя одновременно с Сигбьёрном – известным воителем, в одиночку победившим последнего инеистого великана, - с изумленным потрясением впечатляющей встречей геройского лба со стеной коридора. Судя по мелодичному звону и специфической формы вмятинам на доспехах незадачливого поклонника, неприступная Шеанедд в секире не нуждалась – ей вполне хватало любимой сковородки...
Отхлебнув еще и с грустью отставив пустую кружку, Тордвар встретился взглядом с мутной синевой чуть раскосых глаз барда. Тот уже успел слегка опохмелиться и сейчас явно прикидывал – стоит ли ему продолжать музицировать. Мысленно застонав, юноша приготовился к пытке «Даэроном» - в данном образце эльфийской поэзии повествовалось о любви (без взаимности, разумеется) безумного певца к юной принцессе. Оптимизмом баллада не страдала и отличалась на редкость пагубным влиянием на и без того не самое радужное в последнее время настроение гнома.
К невероятному облегчению Тордвара, менестрель, видимо, рассудил, что единственный, пусть и постоянный, слушатель уже достаточно проникся и вполне способен провести полчасика в тишине. Трактир к этому времени опустел еще больше – даже кобольды убрались, поэтому гнома не сильно удивило то, что очередную кружку пива остроухий ему принес самолично, себя при этом, разумеется, тоже не обидев.
- Благодарю. Тордвар из клана Арнстен, - коротко представился гном, аккуратно пожимая узкую ладонь барда.
- Знакомство с моим постоянным слушателем – предел мечтаний в это унылое утро. Сигилион Амалирский. – Эльф вольготно расположился на скамье напротив, бережно положив рядом с собой лютню. - Вижу печали печать на челе твоем скорбном. Прими мой совет: если горе излить собеседнику мудрому – на душе полегчает... – И, глянув на недоуменно взирающего на него гнома, добавил: - Короче, рассказывай, что у тебя такого стряслось, из-за чего ты чуть ли не каждый день мрачно наливаешься пивом в этом клоповнике. Никогда бы не заподозрил в тебе любителя эльфийской поэзии.
Тордвар неспешно приложился к кружке и, поразмыслив, решил, что вреда точно не будет. По мере рассказа, бард неторопливо перебирал струны лютни, как бы аккомпанируя. Мотивчик при этом подозрительно походил на даэроновский… Глаза эльфа подернулись мечтательной дымкой, а интерес к повествованию выдавали лишь кончики ушей, с любопытством высовывавшиеся из-под волос.
Когда гном, наконец, закончил, менестрель торжественно продекламировал:
И в светлой земле, что не ведает зла,
Истает ли тень, что на сердце легла?
Исчезнет ли боль, что - как в сердце игла... ****
Тордвара заметно перекосило.
- Не в подвиге дело, мой юный друг. Точнее, не в том подвиге, о котором ты так усердно думаешь. Какие, говоришь, волосы у твоей неприступной красавицы? А глаза? А бантики в бороде не розовые, случаем?
- Розовые… А как ты?..
- Я просто неплохо знаю женщин. А теперь слушай и запоминай…
</p>
**********************************************
<p>
…И раскололась гора. И хлынуло живое пламя. И поглотило оно прекрасный Шавиаль-на-Иэрне. И факелами стояли дубы да осины священной рощи. И хохотали Темные, сидючи на вивернах и глядючи на гибель последнего оплота Света…
Острые зубки нервно откусили кусок бутерброда. Белая ручка потянулась за некогда чистым платком. Прозрачные бриллианты слез крупными каплями потекли по пухленьким щечкам. Сердце замерло в предчувствии и ожидании, ведь конец уже так близок...
- Прощай, моя любимая Андариэль! Не плачь, мы встретимся с тобой на другом берегу Вечности. Там, где сияет ласковое солнце, где текут меж зеленых холмов прозрачные реки, где цветут ромашки и лютики. Там мы будем стоять под звездами, слушая пение цикад и шелест травы. Там принесем мы клятвы в вечной любви…
И тьма застлала небо. И солнце померкло. И пала она на грудь возлюбленному, но сердце того уже не билось. И возопила она в горе, и припала к устам его хладным. И пламя текло, огибая их. И Тень не могла к ним прорваться.
И закрыла она глаза любимого, невидящие более. И сняла медальон с его шеи, некогда ею подаренный. И направилась она к морю. И пламя преклонилось перед ней. И расцветали голубые ирисы там, где она ступала. И стала она на скалистый утес. И ветер, завывая, трепал ее темные кудри.
И закричала она, перебивая шум стихии:
- Я иду к тебе, Белегион! Встречай меня, любимый!
И бросилась вниз. И окрасились кровью грани камней. И морская пучина поглотила последнюю из рода Лаэранидов.
Слезы хлынули неудержимым потоком. Они так и не признались друг другу! Они так и не поцеловались! И все-все погибли... Зато как любили... Они ведь встретятся, обязательно встретятся! Ну не может же иначе быть, не могли такие чувства и навсегда погибнуть!
Шмыгнув носом, волоокая Шеанедд отбросила в сторону насквозь промокший платок и нежно погладила уже изрядно потрепанный томик. Ах, какая же бывает на свете любовь, не то что… Взгляд красавицы упал на гору железа, возвышающуюся неподалеку от двери. При виде сваленных в кучу деталей доспехов и оружия, нежная ручка девушки инстинктивно потянулась за любимой сковородкой. Гномы… Только и умеют, что бахвалиться своими железяками и якобы подвигами, от описания которых просто тошнит. А некоторые додумываются даже доказательства своего героизма притащить, от которых кошмары потом снятся. Неотесанные болваны – так можно было охарактеризовать всех без исключения претендентов на ее руку и сердце.