Водитель не улыбнулся, остановил машину, буркнул что-то неразборчивое. Кажется, пожелал удачи.

Здание предназначалось под снос - его окружили забором, до самой крыши тянулась плотная металлическая сетка и кокон из полиэтиленовой плёнки. "Удачное место для финала", - подумал Павел. Он не сомневался, что здесь и сейчас всё закончится. "Из нас двоих останется только один". В глубине души, Павел не сомневался, что погибнет именно он. Задача стояла нанести Поклоннику максимальные повреждения. "Чтоб, сука, надолго запомнил!"

В заборе виднелся едва заметный проём. Павел прошел бы мимо, если бы не увидел на белом куске доски смайлик - такой же, как в записке, - прорисованный одним безотрывным движением.

Внутри было темно, пахло пылью и мочой.

- Не обращай внимания на запах! - на лестнице вспыхнул фонарь, его зажёг Поклонник. - Это ерунда. Ты оцени масштаб моей задумки. Грандиозное действо! Когда-то в этом здании был театр... - продолжая говорить, Поклонник пошел вглубь, куда-то в недра здания. Павел направился следом. - На сцене играли величайшие актёры! Старая школа, мастера одного дубля.

Пройдя через кулисы (Павел понял, что это кулисы, рассмотрев в неверном свете фонаря обрывок портьеры, свисающей со штанги под потолком), они оказались на сцене. Из-за темноты она казалась просторной, практически бесконечной. Только рассмотрев "ракушку" суфлёра, Павел сумел понять её реальные размеры.

Поклонник остановился в двух шагах и стоял полубоком. Павел решил, что это удачный момент и бросился в атаку, на ходу выхватывая нож. С грацией матадора, Поклонник увернулся, завернул руку Павла за спину, вытряхнул их руки нож.

- Что за ребячество, мой друг? - Он оттолкнул от себя Павла. - Имейте терпение! Нужно расставить декорации, поднять "задник", понять мизансцену. Вы же писатель, а значит, обречены быть театралом!

Он скрылся куда-то в темноту. Через секунду оттуда донеслись ругательства, посыпались искры, медленно - будто нехотя, - разгорелся свет. Павел рассмотрел пыльную изломанную сцену, со следами былой роскоши, оркестровую яму, софиты. В далёком прошлом здесь, действительно, ставили пьесы.

На стуле у края сцены лежали цилиндр и плащ - такие носили в девятнадцатом веке.

- Это для вас, - прокомментировал Поклонник. - Надевайте!

- Зачем?

- Как же зачем? - с деланным беспокойством спросил Поклонник. - Мы будем играть пьесу. Вы - Евгений Онегин, вы встречаетесь с графом Толстым - это я.

Поклонник оправил по-солдатски кушак, двумя руками выровнял на голове парик - обстриженную "под горшок" соломенную шевелюру. Павел опустил взгляд и увидел ноги, обутые в деревенские лапти, и замотанные в порты.

- Ты чокнутый?

- Вы уже задавали этот вопрос, мой друг. Но, пожалуйста, не перебивайте, иначе у нас ничего не получится. Рождение монстра необходимо обставить должным образом.

Павел прошел вдоль края оркестровой ямы - она зияла беззубым старушечьим ртом. Вспомнилась схватка Шерлока Холмса и профессора Мориарти - оба рухнули в пропасть.

Павел накинул плащ, водрузил на голову цилиндр. "Нужно ждать, - подумал. - Терпение. Рано или поздно он допустит ошибку".

- Евгений Онегин спорит с графом Толстым из-за Наташи Ростовой.

Широким живописным жестом Поклонник сдёрнул покрывало - в центре сцены, привязанная к стулу сидела Азиза Ветлицкая. В рот девушки был вставлен красный клоунский шарик на кожаном ремешке.

- А вот и Наташа Ростова! Как она вам? - Поклонник выдержал паузу, наслаждаясь произведённым эффектом. - Онегин и Толстой ссорятся. Поняв, что конфликт не разрешить мирным путём, они решаются на дуэль. Дуэль!

Он выставил вперёд правую ногу, приняв позу стрелка, медленно поднял руку с отставленным пальцем: "Пух!" а потом выкрикнул в черноту залы: "Азазелло! Пистолеты!"

Коротыш с белым лицом (тот самый, что доставил записку) вынес на сцену плоскую коробку. В ней лежали дуэльные пистолеты. Поклонник спросил, заряжены ли они? Азазелло кивнул, ответил, что всыпал двойную порцию пороха. "Прекрасно! - ответил мнимый Толстой. - С такого расстояния черепную коробку разнесёт вдребезги!"

- Выбирайте оружие, Онегин!

Павел взял пистолет, неприятно удивился его тяжести. ("Понятно, почему Пушкин носил тяжелую трость. Тренировал руку".)

- К барьеру господа! - скомандовал Азазелло.

Через минуту противники смотрели друг на друга сквозь прицелы.

"Что если стрельнуть? - пронеслась мыслишка. - Не дожидаясь сигнала, наплевав на приличия?"

- Вас не удивляет, мой друг, - спросил Поклонник, - выбор актрисы, которую я пригласил на роль Ростовой?

"Удивляет? - Павел мысленно усмехнулся. - Меня теперь ничто не удивляет".

- Мне показалось, у вас были отношения. Разве нет?

"Отношения? Вероятно. Если желание свернуть шею можно назвать отношениями".

- И они не закончились, а это плохо. Во многих ваших статьях не хватает финальной точки, мой мальчик. Не так важно, как начинается повествование, значительно важнее, как оно закончится. - Поклонник опустил пистолет, но так, чтобы дуло смотрело вверх. "Иначе пуля выкатится", - сообразил Павел. - Взять, например, эпизод с полицейским. Плохо! Очень плохо! Где кода? Где финал? Мне пришлось подчищать ваши огрехи! Азазелло!

Азазелло сбегал в кулисы, принёс пластиковый пакет. Из него на сцену выкатилась голова капитана. Жидкие волосы сбились в редкие пряди, как будто бестолковая гримёрша неловко использовала гель. Мёртвые глаза смотрели с удивлением.

- Полагаю, вы проявите свои джентельменские качества и, покончив со мной, освободите Наташу из плена.

- К чему вся эта болтовня? - Павел почувствовал, как стучит его сердце и удивился. Оно успокоилось, билось ровно и мощно, как отлаженный немецкий двигатель. - Ты боишься выстрелить первым?

- Я?

Поклонник поднял пистолет и быстро, как бы продолжая единое движение, нажал на спусковой крючок. На планке вспыхнул порох, после краткой (но бесконечной) паузы пистолет рявкнул выстрелом... Пороху Азазелло, действительно, не пожалел...

Павел почувствовал острую боль, непроизвольно схватился за ухо. Пуля прострелила мочку - кусочек плоти болтался на лоскутке кожи. Одно резкое движение и клочок оторвался - Павел швырнул его в яму.

- Раны украшают, - равнодушно бросил Поклонник. - Ваш выстрел.

Павел поднял пистолет, прицелился. Прикинул расстояние от плеча, и от линии шеи. "Стрелять в голову глупо. Нужно бить в сердце". Рука нисколько не дрожала.

Он медлил.

- Ну что же вы? Дружище? Сомневаетесь? Я помогу.

Поклонник подошел ближе, стал в двух шагах. Павел увидел, как округлились глаза Азизы Ветлицкой. По дощатому полу от её ног растеклась тёмная лужа. Это проявление животного страха не вызвало жалости или сочувствия - только презрение. Брезгливое презрение.

- Ах, как вы нерешительны! - Поклонник подошел ближе, взял дуло пистолета и прижал к своему лбу. - Смелее! - Он повысил голос. - Давай! - Почти кричал: - Покажи мне свой гнев! Покажи мне его! Гнев нужен, чтобы сломить барьер! Пробудись! Позволь аду вырваться наружу! Я знаю, он жаждет свободы! Он у тебя внутри! Он пожирает тебя!

- Глупец! - Павел спустил курок. Запахло порохом, и этот запах показался божественно приятным.

Поклонника отшвырнуло, как тряпичную куклу. Павел различил (время замедлило бег, и все подробности отпечатались в мозгу с кристальной ясностью), как пуля пробуравила череп, как вырвалась из затылка, оторвав кусок кости размером с ладонь. Как серую массу фонтаном вынесло из черепа, и Павел подумал, что там ничего не осталось.

- Глупец! - повторил он. - Гнев это признак слабости.

Глубоко вздохнул, приподнявшись на носки и расправляя лёгкие, как птица расправляет крылья. "Ум должен оставаться холодным, как лёд".

Чернота пустого зала не казалась больше пугающей, в ней появились детали. Глянцевые линии путепроводов, нервные быстрые волокна, матовые оттенки плоти. Она ожила.