- Послушайте, - перебил Павел. - А чего он хочет?

- Этого я не могу постичь! - курьер затряс головой. Глаза его наполнились влагой. - Он меня мучает! Мучает! Он забрал всё, что мне дорого, он... - внезапно настроение переменилось, и курьер зашептал испуганно: - Он может подслушать! Он всё может! Берегитесь!

Курьер встал и пошел.

- Так что мне делать? - спросил Павел.

- В записке всё написано! - Курьер обернулся, и Павел опять подивился белизне его лица.

- А почему именно я?

- Почему? - курьер искренно удивился. - Вы не догадываетесь? - Павел потряс головой. - Из-за вашей работы. Он выбрал вас. Вы... вы... для вас не ничего святого. Вы с ним одного поля ягоды. Людские таинства вы выворачиваете наизнанку. Рождение, смерть, зачатие - всё идёт в топку ваших статеек.

- Вы их читали? - зло спросил Павел.

- Доводилось. Вы лишены малейшего сочувствия, циничны. Промахи людей, ошибки, болезни, слабости - из всего вы готовы сделать материал для рейтингов и лайков. Вы паразит, - курьер опять взмахнул рукой, - вампир человеческих чувств, людского горя. Вам незнакомо сопереживание, вы не можете даже вообразить, что один человек способен протянуть руку помощи другому человеку, может подставить плечо, поддержать морально. Напротив, вы стремитесь найти у человека больное место и воткнуть в него раскалённую иглу, разворошить болячку, чтобы...

- Чтобы что? - Павел прищурился. - Чтобы обнажились язвы? Да. Да, я хирург общества. Я вижу гнойник и вскрываю его. А если вам не нравится мой стиль - мне плевать. Он нравится читателям, и я не вижу ничего плохого в лайках. Мне нравятся мои подписчики - их миллионы, - и они жаждут продолжений. Знаете, что они мне пишут в комментариях? Нет? Они просят меня писать. Хотят новых разоблачений.

Курьер отшатнулся, как от чумного.

- Вы не хирург, - сказал тихо. - Вы - патологоанатом. Вы - падальщик. Трупоед. Простите мою резкость.

Он помолчал, раздумывая, что бы ещё сказать, потом вдруг вскинул голову - выражение лица изменилось:

- Вам нельзя домой. Не ходите туда, заклинаю! - Курьер прижал к груди руки, как богомолец. - Он специально сделал это. Он играет вами, манипулирует. Не ходите домой, ради бога, вам не нужно этого видеть! Молю всеми святыми! Ему нужен ваш гнев! Он... он...

Со всех ног, Павел бросился в квартиру. Воображение рисовало самые ужасные картины, однако увиденное - в своей беспощадной лаконичности - оказалось намного хуже.

В коридоре валялась туфля. Пряжку не расстегнули, просто вырвали с корнем ремешок. "Бежевые туфли, - автоматически подсказала память. - Ба любила их больше других".

Несколько минут Павел разглядывал вырванный ремешок - он протянулся в сторону, как будто хотел утянуть туфлю от опасности. Туфлю и её хозяйку. Павлик звал бабушку ласково - "ба".

Половичок исчез, Павел увидел его на кухонной двери. Представил, как убийца понимает половик, вешает на дверь и аккуратно разглаживает. "Зачем он это сделал? Чтобы не было видно? Завесил стеклянную дверь?" Опять проснулся журналист, Павел понял это почти с ненавистью к самому себе. Почувствовал, как желудок сжимается в спазмах.

Осторожно приоткрыл дверь, нащупал выключатель. Замер. Пальцы боялись надавить клавишу: пока в комнате темнота - есть шанс. Микроскопический шанс, призрачная надежда.

...Тело лежало на полу у плиты, подтянув под себя руки и ноги. Голова... На краткий миг показалось, что ба ещё жива, что она просто заглянула в духовку ("Павлик, ты бы проверил сам, мне кажется она теперь греет слабее!"). Сейчас она встанет и потребует, чтобы Павел опустился на колени и тоже сунул голову в тёмное жерло...

Потом он почувствовал запах гари - он просто ворвался в ноздри. Отвратительная вонь от сгоревших волос и плоти. Желудок моментально выплеснул своё содержимое, Павел вырубил свет - повезло, что рука вслепую нащупала выключатель! - привалился к стене и долго дышал, стараясь унять дрожь.

"Нужно пойти в полицию! Немедленно!" Какая-то часть мозга была твёрдо убеждена, что так и следует поступить. Другая половина (во главе с журналистом) возражала, что это не выход: "Три убийства. Три! Эти "висяки" полиция охотно повесит на тебя!"

Пальцы нащупали в кармане бумажку. Когда вернулась способность читать, буквы сложились в текст: "Милостивый государь! - записка была написана от руки, красивым самоуверенным почерком. - Соблаговолите как можно спешнее (а именно, сегодня ночью) посетить здание по адресу... - далее был подробный адрес и маленькая схема. - Убеждён, вы получите массу положительных впечатлений. Кроме того (как гурман и талантливый журналист), вы сумеете насладиться моим гривуазным бенефисом".

Внизу была приписка: "P.S. Впрочем, считать сие действо лично моим бенефисом было бы не совсем корректно, ибо спектакль целиком посвящён вам, мой юный друг! Искренно Ваш, Поклонник (так вы меня называете?)".

Ещё ниже был выведен маленький смайлик. Его нарисовали одним движением, не отрывая пера от бумаги. Получилось странно и завораживающе.

"Отказов, я так думаю, он не принимает. - Павел переступил через лужу блевотины, прошел в зал. - Ну и хорошо".

Он достал из-под кровати рюкзак, положил в него охотничий нож (дедовский, трофейный), моток верёвки и короткий металлический прут. Этой железякой подпирали окно в ветреную погоду. Иного оружия у Павла не было.

Удалось остановить попутку - и это было удачей. Водитель не докучал разговорами, и это стало вторым везением. Светофоры нервно перемигивались желтым светом.

Павел вспомнил свою первую статью. Он работал тогда на стройке. В смысле, подрабатывал. "Что значит, подрабатывал?" - спросил милиционер в "Приключениях Шурика". "Учусь в политехническом", - ответил Шурик. Павел институт уже закончил, но кому нужен молодой агроном? Глупый вопрос, на который есть только один, не менее глупый ответ - никому.

Днём работал на стройке, вечерами (иногда и ночами) разгружал фуры. Разгрузить фуру с арбузами - это вам не фунт изюму. Напарником был Сашка Маликян - худой жилистый парень, фотограф, и наркоман (это открылось позже).

Однажды Маликяну повезло - он сфотографировал Екатерину Бобровскую - восходящую звезду российских сериалов. Случилось это случайно, и при весьма пикантных обстоятельствах. Бобровская напилась на вечеринке, и уснула в туалете. В мужском. Со спущенными трусиками (эти ажурные кремовые трусики Маликян сфотографировал отдельно, в нескольких ракурсах).

При некоторой нескромной живости (или правильнее сказать жизненности?), фотосессия получилась довольно сальная. Нужен был меткий комментарий - его написал Павел. Он не стал "клеймить" кинодиву позором, напротив, с юмором и долей сарказма он обыграл "уставшую от многочисленных съёмок" Бобровскую: "Это так утомительно, снимать и сниматься. Не выдержав напряжения, звезда открыла кингстоны и затонула..." - тогда это казалось смешным. Статья называлась: "Как погибают пароходы - совсем не так, как поезда".

Редактор "Вечерней молвы", прочитав текст, пришел в восторг: "Никто бы не сумел обгадить её изящнее!" и предложил Павлу вести колонку. Вместе они придумали название "Утки пролетели" и псевдоним "Селезень".

Первое время он относился к новой работе (к слову, весьма прибыльной)... играючи. Не придавая значения. Казалось, что он подкалывает знакомых (и малознакомых) друзей. Отношение изменилось, когда Павел узнал о Бобровской: после статьи, её карьеры быстро и болезненно закатилась - студия разорвала контракт, не приглашали даже в рекламу.

"Кажется, она покончила с собой,- подумал Павел. - Ну и х...й с ней! Нечего было напиваться!"

- Тормозни здесь, братишка! - попросил водителя. - Как говорил Энтони Ньюли, остановите Землю, я сойду.