Солёные ручейки текли безостановочно, а рука, словно бы для того, чтобы всё нарочно усугубить, потянулась к наушникам и включила видео. Голос Тинки снова и снова на безупречном итальянском рассказывал о пролитой тайком слезинке, с ангельским терпением прощая всем дуракам их глупость и злобу, а Лия, чтобы не разбудить Катюшку, зажимала себе рот. Если бы не мигающий экран телефона, она не услышала бы звонок. Высвечивался номер Татьяны, который Лия сохранила себе в контактах, но пока не воспользовалась.
– Лия, вы как? С вами всё нормально?
– Да... Да, всё в порядке, – пробормотала та.
Успокаиваться пришлось на балконе, подняв лицо к темнеющему небу. Огоньки окон и фонарей плясали, растекались и двоились во влажной пелене, а спазмы всхлипов были почти сладкими – за гранью адекватности, в той точке исступления, из которой так непросто вырулить; выражаясь языком пилотов, в неуправляемом штопоре.
– Лия... О Господи, ну что вы! – пробормотала на том конце линии Татьяна.
Это не динамик передавал дрожь искреннего волнения в её голосе, это по каким-то иным каналам Лия ощущала живое присутствие, тепло ладони, запах... Да, запах она помнила: свежая футболка, аромат шампуня от волос. Кондиционированная прохлада студии, горьковатая терпкость чая, новогодний дух от мандариновых корочек (Катюшка всё-таки соблазнилась).
– Лия, не плачьте, пожалуйста... Ну, что мне сделать? Если бы я была сейчас рядом с вами...
– Я... я чувствую вас рядом, Таня.
– М-м... Хорошо, тогда я обнимаю вас... можно?
– Да... Я вас – тоже...
– А я подхватываю вас на руки. Всё хорошо, я с вами... Тинка в порядке, не волнуйтесь за неё. Осталось собрать совсем немного. Мы обязательно успеем. Операцию сделают, и всё будет хорошо, я знаю.
Перекошенное приподнятое плечо прижимало к уху телефон, а руками Лия обхватила себя. Они были продолжением голоса Татьяны, он управлял ими, а они реагировали на каждое слово, на каждую интонацию.
– Как вы там, Лий?
– Не отпускай... те... меня...
– Я вас держу... Кстати, можете мне уже не выкать. Сделано и сказано уже более чем достаточно.
– Тань...
– Да?
– Я вам... то есть, тебе... забыла кое-что передать там, в студии... Маленький подарок от Катюшки.
– Мне? Даже не знаю...
– Не только тебе... Тинке тоже. Я отдам, когда приду за портретом, ладно?
– Хорошо. Заинтриговала прямо...
– Да так, пустячок. Для поднятия боевого духа, так сказать... Тань...
– Да?
– У меня предложение...
Прижимая телефон к уху плечом, Лия бесшумно прошагала на кухню. Не включая свет и довольствуясь уличными фонарями, она достала из холодильника бутылку красного вина. Её силуэт в короткой кружевной сорочке скользнул тенью по стене.
– Я открываю вино и наполняю бокал... За Тинку... За то, чтобы всё прошло хорошо.
– У меня сейчас дома нет ничего с градусами. Я кофе сварю, ладно?
– Подойдёт... Ой, поздно ведь уже! Ты уснёшь потом?
– Да пофиг. Просто хочу кофе...
– Со сливками?
– Ага. И с тобой...
– Я вижу твой взгляд сейчас...
– И какой он?
– Пристальный... Ласковый...
– Угадала. А я вижу твои волосы.
– И какие они?
– Чудесные... Спадающие по плечам.
Лия вынула заколку и тряхнула волосами, отпуская их на свободу.
– Угадала. Кофе уже сварила?
– Турка уже на плите. Сейчас... Уже скоро. А ты меня этой... как её... масалой угостишь?
Лия рассмеялась приглушённо-серебристо, снова встряхивая волосами, чтобы до мурашек ощутить их воздушную щекотку на плечах и спине.
– Непременно.
– Ловлю тебя на слове. Кофе готов, наливаю.
– Вино уже ждёт. Согрелось чуть-чуть в бокале – в самый раз, чтоб аромат раскрылся.
– Замечательно... Я вижу твои губы.
– И какие они?
– Яркие... Влажные чуть. Пахнут вином.
– Так и есть... Только...
– М-м?
– Губы оставим на потом, ладно?
– Как скажешь. Извини, если тороплю события.
– Нет, всё хорошо. Слушай, а откуда у тебя мой номер?
– Ты же сама его вписала при оформлении заказа.
– Да, точно... А у меня из головы вылетело. Тань...
– Да?
– А куда ты убегаешь всё время... Ну, когда мы видимся?
Смешок на том конце линии.
– Это страшный секрет.
– Нет, ну правда, куда?
– Не вгоняй меня в краску. Я больше не буду убегать... теперь. Надеюсь. Катюха спит?
– Давно уже... А Тинка?
– Нет ещё. Она у нас, видите ли, сова.
– Она слышит?
– Нет, она в наушниках. Она полжизни в наушниках, если не больше. А бабушка на ночь беруши вставляет. Ей звуки мешают.
Окна домов гасли одно за другим. Время перевалило за час ночи, а разговор всё не кончался. У Лии разрядился аккумулятор в телефоне, и она кинулась в почту; сердце колотилось, как будто ей внезапно перекрыли воздух. Единичка во входящих уже бодро маячила, и Лия скорее щёлкнула по ней мышкой, жадно бросаясь в раскрытые объятия, из которых её бесцеремонно вырвали пресловутые технические причины.
«Батарейка села?»
«Ага».
Читая буквы на экране, Лия продолжала слышать голос – у себя в голове. Смайликами Татьяна пользовалась редко и умеренно, но Лия всё равно чувствовала её интонации.
«Лий, ты не устала ещё? Поздно уже».
«Есть чуть-чуть. Но мне так не хочется с тобой расставаться...»
«И мне. Но мне завтра можно хоть поспать до девяти, а тебе, наверно, раньше вставать».
«Мне – в шесть)))»
«Так, быстро в кроватку».
«А ты?»
«А меня, похоже, торкнуло)) Кофе...»
«Ну вот, так и знала...»
«Да ладно. Пустяки. Но виноват не только кофе)»
«А что ещё?»
«Угадай».
«Даже боюсь предположить)))»
«Ладно, не будем торопиться) Давай-ка, иди уже баиньки».
«Ужасно не хочется от тебя отрываться...»
«Завтра продолжим с того места, где остановились».
«Не отпускай меня...»
«Ни за что. Никогда. Реветь там только не вздумай, ага?»
«Поздно(( Уже реву...»
«Боюсь, придётся принимать крайние меры)»
«Это ещё какие?)))»
«Вернуться к теме губ».
«Ой, всё, я уже успокоилась)))»
«Эх... А мне так хотелось принять меры...»
«)))))))))) Ты можешь принять их просто так, без повода».
«Думаю, этим лучше заниматься в реале)»
* * *
Над кроватью Тинки висел листок бумаги с детскими каракулями – Катюшкин подарок, тот самый «козырь», но уже переделанный и дополненный. Три фигуры, держась за руки, спускались с крыльца здания с красным крестом и корявой вывеской «Болница»; если постараться, можно было угадать в крайних фигурках саму юную художницу и Татьяну, а в центральной – Тинку. Четвёртая фигурка встречала их у машины с букетом цветов; то была Лия. Тинку Катюшка изобразила идущей на своих ногах – без кресла.
Кровать была пуста и аккуратно застелена. Поток воздуха из приоткрытой балконной двери колыхал тюлевую занавеску.
Лия в лёгком длинном сарафане стояла на балконе, дыша предгрозовым ветром. Тучи наползали, затягивая небо жутковато-сизой тьмой, кроны деревьев шумели тревожно и сильно, по асфальту летела сухая пыль.
«Принятие крайних мер» состоялось. В обеденный перерыв, махнув рукой на нужды желудка, Лия заехала в студию за портретом; Татьяны опять не оказалось на месте, и Лия, затаив вздох разочарования, оплатила заказ и вышла на улицу с плотным бумажным конвертом, который показался ей тяжеловатым и чересчур пухлым. Сев в машину, она открыла его. Там она обнаружила не один портрет Катюшки, а всю фотосессию, которую Татьяна увлечённо нащёлкала. Ещё в конверте нашлась фоторамка – то ли подарок от студии, то ли лично от фотографа.
Она чуть вздрогнула от стука в стекло: к дверце склонилась Татьяна. Лия с улыбкой открыла дверцу и впустила её на сиденье.
