— Если ты и дальше будешь так вести машину, то я выйду, — пригрозила Лукреция. — Так вот, значит, в чем дело. Я подумала, что у нее в голове закипело и она наняла этих здоровяков просто для солидности.

Когда они подъехали к церкви Санта-Мария-Рейна в квартале Гутьеррес-де-Сан-Исидро, кортеж уже отправлялся в путь, поэтому супруги, не выходя из машины, присоединились к траурному каравану. Вереница машин казалась бесконечной. Дон Ригоберто видел, что при появлении катафалка многие пешеходы осеняют себя крестным знамением. «Страх смерти», — подумал Ригоберто. Сам он, как ему представлялось, никогда не испытывал сильного страха перед смертью. «По крайней мере, до сих пор, — поправил себя Ригоберто. — А здесь соберется вся Лима».

И действительно, собралась вся Лима. Лима крупных предпринимателей, владельцев банков и компаний (страховых, горнодобывающих, рыболовецких, строительных), телеканалов, газет, земельных владений и поместий; было здесь и много служащих из компании, которой еще несколько недель назад руководил Исмаэль, пришли и совсем бедные люди, которые когда-то работали на Исмаэля или чем-то были ему обязаны. Был и военный с позументами — вероятно, представитель президента республики, были министр экономики и министр внешней торговли. Случился небольшой инцидент, когда гроб спустили с катафалка и Мики с Эскобитой попробовали занять место во главе кортежа. Это им удалось всего на несколько секунд. Потому что, когда Армида вышла из своего автомобиля под руку с доктором Арнильясом в окружении уже не двух, но четырех телохранителей, эти громилы без колебаний проложили дорожку к самой голове процессии, решительно отстранив близнецов. Мики и Эскобита после секундного замешательства предпочли уступить место вдове и встали по бокам гроба. Они подхватили траурные ленты и шли в общем порядке, склонив голову. На похороны собрались в основном мужчины, однако присутствовало и немало элегантных дам, которые во время заупокойной молитвы с презрением разглядывали Армиду. Только видно им было не очень много. Вдова была все так же одета в черное, в шляпке и с большими темными очками, закрывавшими почти все лицо. Клаудио Арнильяс — из-под серого пиджака выглядывали его всегдашние цветные подтяжки — не отходил от Армиды, а четверка здоровяков образовывала за их спинами стену, за которую никто не решался заступить.

Когда церемония завершилась и гроб в конце концов подняли в нишу и закрыли мраморной плитой с именем покойного, с датами рождения и смерти — Исмаэль умер за три недели до своего восьмидесятидвухлетия, — телохранители и доктор Арнильяс, из-за спешки вышагивавший совсем уж бесшабашно, повели Армиду к выходу, никому не позволяя к ней приблизиться. Ригоберто отметил, что после отъезда вдовы Мики и Эскобита остались стоять возле ниши и многие подошли к ним с раскрытыми объятиями. Они с Лукрецией уехали, обойдясь без этого жеста. (Прошлой ночью на бдении они подходили к близнецам, чтобы выразить соболезнования, и рукопожатия были ледяные.)

— Давай заедем в дом Исмаэля, — предложила донья Лукреция. — Хотя бы на минутку, вдруг нам удастся поговорить с Армидой.

— Хорошо, давай попробуем.

Подъехав к дому в Сан-Исидро, супруги были удивлены, что возле входа нет скопления припаркованных машин. Ригоберто вышел, позвонил, и после нескольких минут ожидания супругов пригласили в сад. Там их ожидал доктор Арнильяс. Адвокат выглядел сообразно обстоятельствам и делал вид, что контролирует ситуацию, однако это было не совсем так. Он вел себя неуверенно.

— Тысяча извинений от Армиды, — начал адвокат. — Она провела всю ночь без сна, на бдении, и мы заставили ее прилечь. Врач требует, чтобы она немного отдохнула. Но все равно, давайте пройдем в гостиную и чего-нибудь выпьем.

У Ригоберто сжалось сердце, когда он понял, что адвокат ведет его в ту самую комнату, в которой он два дня назад видел своего друга живым.

— Армида очень признательна вам обоим, — сообщил Клаудио Арнильяс. Лицо у него сделалось озабоченное, он говорил, подбирая слова, с долгими паузами. Шикарные подтяжки сверкали всякий раз, когда распахивался его пиджак. — По ее словам, вы единственные друзья Исмаэля, которым она доверяет. Вы сами представляете, какой одинокой она себя сейчас чувствует. Она будет сильно нуждаться в вашей поддержке.

— Простите, доктор, я знаю, что сейчас не время, — перебил Ригоберто. — Однако вам, как никому другому, известно про все дела, которые со смертью Исмаэля остались в подвешенном состоянии. Вы можете сказать, что теперь со всем этим будет?

Арнильяс понимающе кивнул. Свою чашечку кофе он держал навесу, перед ртом. И медленно отпивал по глоточку. Хитрые стальные глазки на его иссохшем костлявом лице, казалось, наполнились сомнением.

— Все будет зависеть от парочки этих, так сказать, кабальеро. — Адвокат вздохнул, раздувая грудь. — Завтра в нотариальной конторе Нуньеса будет вскрыто завещание. Я более-менее представляю себе его содержание. Посмотрим, как отреагируют гиены. Их адвокат — сутяга, который склоняет их к войне и пустым угрозам. И я не знаю, как далеко они способны зайти. Сеньор Каррера оставил почти все свое наследство Армиде, так что следует готовиться к худшему.

Доктор Арнильяс пожал плечами, смиряясь с неизбежным. Ригоберто подумал, что неизбежное теперь — это громогласные вопли близнецов. А еще он задумался о необыкновенных парадоксах нашей жизни: одна из самых бедных женщин Перу утром проснется одной из самых богатых.

— Да разве Исмаэль уже не выплатил им наследство? — напомнил дон Ригоберто. — Он это сделал, когда был вынужден выгнать гиен из компании за непотребства, которые они творили, я прекрасно помню. Он выделил каждому немалую сумму.

— Но только неофициально, просто отправил им письмо. — Доктор Арнильяс снова пожал плечами, наморщил лоб и поправил очки на переносице. — Не было ни фискального документа, ни формального признания с их стороны. По закону этот случай легко можно оспорить, и так, без сомнения, все и произойдет. Не думаю, что близнецы примирятся с новым завещанием. И боюсь, битва разразится нешуточная.

— Ну пусть Армида уступит и подбросит еще сколько-то, чтобы они оставили ее в покое, — предложил дон Ригоберто. — Худшее для нее — это долгое разбирательство. Оно может растянуться на годы, и адвокатам достанется три четверти от всех денег. Ой, простите, доктор, речь не о вас: это была шутка.

— Спасибо и на этом, — рассмеялся доктор Арнильяс, вставая. — Ну хорошо, хорошо. Компромисс — всегда наилучшее из решений. Посмотрим, какой оборот примут события. Я, разумеется, буду держать вас в курсе.

— Неужели я по-прежнему останусь замешанным в этой истории? — спросил Ригоберто, тоже вставая.

— Мы, безусловно, постараемся избавить вас от проблем, — как мог успокоил адвокат. — Преследовать вас по суду сейчас, после кончины дона Исмаэля, не имеет смысла. Однако с нашими судьями никогда не знаешь наверняка. Я позвоню сразу же, как только появятся новости.

Три дня после похорон Исмаэля Карреры Ригоберто провел в параличе неуверенности. Лукреция несколько раз звонила Армиде, но та не подходила к телефону. Отвечал женский голос — видимо, секретарша или домовая прислуга. Сеньора Каррера отдыхает, и сейчас по очевидным причинам ей не до визитов; конечно, ваше сообщение будет передано. А Ригоберто никак не мог связаться с доктором Арнильясом. Его было не застать ни в конторе, ни дома: он только что уехал или еще не появлялся, у него срочное совещание; конечно, он перезвонит, как только появится свободная минутка.

Что происходит? Есть ли новости? Оглашено ли завещание? Как поступят близнецы, узнав, что Исмаэль объявил главной наследницей Армиду? Оспорят это завещание, объявят его недействительным из-за того, что в нем не соблюдены перуанские законы, по которым треть наследства обязательно должна переходить к детям? Признает ли суд наследство, которое Исмаэль выдал близнецам еще при жизни? Будет ли Ригоберто все так же вовлечен в судебное разбирательство гиен? Станут ли они упорствовать? Вызовут ли его снова к этому ужасному судье, в этот клаустрофобический кабинет? И сможет ли он выехать из Перу, пока не завершится тяжба?