— Я еще две недели назад рекомендовала вам, ваша светлость, обратить внимание на рекламу и маркетинг, — напомнила Зоул.

— Ерунда! — рявкнул он. — Этому концерту не нужна реклама, он сам по себе явление!

Зоул насторожилась и умолкла. Но потом осмелилась продолжить:

— Возможно, когда речь идет о вашем круге и друзьях, вы и правы. Но ведь не все гости будут вашими близкими знакомыми.

Нет, она что-то не то говорила ему. Из-за ее увещеваний он еще больше разозлился. Две недели назад Освальд сказал, что не собирается опускаться до того, чтобы нанимать пиар-агентов. Он также не согласился дать публичное объявление о продаже билетов, поэтому ажиотажа вокруг концерта не было, а значит, не было активной продажи и прибыли.

Солнце уже поднялось так высоко, что теперь его лучи проникали на террасу. Освальд чувствовал себя совершенно разбитым, он страдал от жары и от разочарования.

— Какие будут предложения?

— Нам необходимо продать еще две тысячи билетов, чтобы покрыть расходы. Если на них возрастет спрос, мы сможем поднять цену. Но спрос появится только после рекламы.

Освальд недоверчиво взглянул на нее.

— И кто поможет нам этого добиться?

— Ваша дочь Серена, — ответила Зоул. — Она постоянно на виду, о ней пишут все газеты.

Освальд откинулся на спинку кресла. Ему не хотелось вспоминать о не слишком приличном поведении младшей дочери. До сих пор она позволяла себе случайные глупые выходки, но после того как все узнали о ее беременности и о том, что отец ребенка Саркис, Освальд рассердился всерьез. Мало того что она уехала в Америку, эту колониальную страну дурного вкуса, так она еще и забеременела от какого-то ливанского торговца. Семье Бэлкон не нужен незаконный ребенок. Но когда речь шла о финансах, отношение Освальда к происходящему резко менялось. В данном случае Серена действительно могла бы оказать ему существенную поддержку.

— Никто не ожидает, что она придет на концерт, — сказала Зоул, намекая на то, что ее появление может стать сенсацией.

— После всего, что произошло, это скандал, — возразил Освальд.

Он понимал, что журналисты скоро догадаются увязать его имя с именем Серены и на него тоже польется поток грязи.

— Если бы вы убедили Серену вести вечер или хотя бы представить публике Марию Данте, то интерес к концерту тут же возрос бы в десятки раз.

Освальд напряженно размышлял над ее словами, сохраняя спокойствие.

— Представляете, какого рода публику это привлечет в Хантсфорд, кто является читателями этих паршивых «желтых газетенок»?

— Вы меня удивляете, — ответила Зоул. — Нам нужна реклама. Я много работала в области маркетинга и могу вам точно сказать — какими средствами повышается интерес потребителей, не имеет значения. Значим только результат. Может быть, нам еще стоит дать небольшое интервью. Тогда о концерте узнает еще больше народу.

Зоул застыла в ожидании его реакции.

— Пожалуй, если это пойдет на пользу нашему проекту, — согласился он, устремив взгляд на блестевшее в солнечных лучах озеро.

Это была хорошая идея. Он, правда, не мог себе представить, как обратиться к Серене с подобной просьбой, но, в конце концов, она его дочь и должна уступить отцу. За двадцать лет они прекрасно научились манипулировать друг другом, а когда на карту оказывались поставлены большие деньги, Освальд не склонен был задумываться о достойных и недостойных методах пиара.

Он кивнул Зоул и, отдав ей бумаги, вытащил из кармана телефон.

32

Коренастый, обезьяноподобный тип в грязных джинсах остановил «мерседес» Серены у самых ворот Хантсфорда, нагло помахав рукой перед лобовым стеклом. Водитель опустил окно и вежливо поинтересовался, в чем дело.

— Разрешение есть? — рявкнула горилла, заглянув в окно.

Серена тоже опустила стекло и, с улыбкой кинозвезды свысока посмотрев на охранника, ответила:

— Это мой дом.

Охранник тут же извинился и пропустил машину.

— Забавно, — усмехнулась она, оглянувшись. Но уже через секунду происшествие было забыто — вид преображенного Хантсфорда поразил ее. Все вокруг изменилось до неузнаваемости. Ей даже показалось, что она ошиблась адресом. Самым впечатляющим элементом обновленного ландшафта была сцена размером с приличный дом, окутанная строительной сеткой. Вдоль подъездной аллеи полураздетые рабочие устанавливали указатели с обозначениями парковок и ресторана. На берегу озера стояли грузовики, трейлеры и передвижные генераторы. Всюду суетились люди — монтировали ограждения, высаживали цветы, закрепляли тенты. Серена улыбнулась, втайне гордясь тем, что все это было делом рук ее отца.

Она долго спорила и препиралась с ним, когда он позвонил и попросил приехать на концерт. Идея ей совершенно не нравилась. Она чувствовала себя несчастной, униженной и несправедливо обделенной. После встречи с Майклом у нее остался неприятный осадок, и она до сих пор не могла заставить себя смириться с его выходкой и выйти на публику. Сплетни и скандал, вызванные новостью о ее беременности, разрушили ее безупречный имидж. За каких-то полтора месяца она лишилась пьедестала недосягаемо прекрасной красавицы с блестящими перспективами, и теперь, чтобы выйти на сцену, ей требовалось колоссальное самообладание. Серена отказалась бы, если бы ей не нужны были деньги: она запросила у отца семь процентов от прибыли с концерта. Поторговавшись, они сговорились на грех. Не много, но лучше, чем ничего. И потом, эта акция поднимет ее престиж в глазах зрителей: дочь, забыв о своих проблемах, самоотверженно помогает отцу в организации музыкального вечера. Никто не посмеет больше бросить в нее камень.

— Ну как, впечатляет, правда? — спросил Освальд у дочери, подойдя к машине.

— Да, размах серьезный, — ответила Серена, открыв дверцу и выставив наружу свои длинные загорелые ноги, — напоминает Гластонбери.

Освальд посмотрел на нее с ужасом.

— Это то место, где проходят фестивали хиппи? Надеюсь, ты шутишь.

Серена повесила на руку свою сумочку и рассмеялась.

— Шучу, папа. Пока что мне все нравится. — Она замолчала, ощущая некоторую неловкость при общении с отцом, но Освальд не собирался говорить с ней о ее беременности и отношениях с Майклом.

— Мария приедет к пяти, — предупредил он. — Ты ведь не откажешься с нами поужинать? Познакомитесь с ней поближе.

Да, наверное, ей стоило узнать эту женщину получше. Она не видела ее с тех пор, как закончилась прощальная вечеринка Английской розы, но враждебные чувства к Марии у нее не угасли. Она не сомневалась, что у этой вульгарной итальянки какие-то корыстные планы насчет ее отца: она уже повидала в прошлом шлюх, увивавшихся вокруг Освальда, — секретарши, модели, светские львицы. Но все они были проходящими увлечениями, а вот у Марии явно деловая хватка и серьезные намерения. Она с первых же дней знакомства сумела очаровать Освальда и так завладеть его волей, что он делал все, что она от него требовала. В газетах писали, что Освальд и Мария стали деловыми партнерами. Серену это коробило и раздражало, но вмешиваться она не решалась.

Жара стояла невыносимая. Серена отправилась к себе переодеться. Сменив шорты на мини-юбку и топик, она критически осмотрела себя в зеркале. Нет, пока еще беременность не отразилась на фигуре, она оставалась по-прежнему тонкой и изящной. Ее комната находилась в самом дальнем крыле дома, откуда открывался чудесный вид на озеро, но Серена предпочла бы сейчас любоваться видом Нью-Йорка или Лондона, а не загородной природой.

Но здесь ее дом, ее надежная крыша, ее фамильное гнездо, крепость, в которой она всегда была под защитой. Так что ей нечего стесняться, выходя на сцену. Ей уже сообщили после всех проведенных обследований, что ребенок, которого она носит, мальчик. А это означало, что к нему рано или поздно перейдет титул Бэлконов и это имение. Разумеется, в двадцать первом веке все это не имело такого значения, как раньше, но мысль о том, что ее сын будет одиннадцатым бароном Хантсфордом, вселяла в нее оптимизм и гордость, помогала ей мириться с недоброжелательностью окружающих и их злорадством. Однако она вовсе не хотела, чтобы ее ребенок был похож на деда Освальда, тщеславного и деспотичного. Рано или поздно — Серена в этом не сомневалась — карьера все равно пойдет в гору, люди забудут о ее похождениях и снова полюбят ее за красоту и молодость. Но, увы, два этих великих дара были не вечны, когда-нибудь она утратит их, и тогда ей придется рассчитывать только на то, что она уже успела достичь и заработать. А пока нужно брать деньги у этого мерзавца Саркиса. И уж она позаботится о том, чтобы он заплатил ей за все сполна.